Негатор - Алексей Переяславцев

Так, значит, приоритеты: сделать пасту ГОИ, научиться читать и писать (хотя бы в первом приближении), попробовать поискать месторождения кристаллов.

Первый пункт великого плана был осуществлен примерно за полдня. Пришлось рассказать Сарату о важности несмешивания абразивов и маркировки. Отдать должное подпоручику от магии: хорошо сработала в его пользу студенческая привычка слушать чрезвычайно внимательно и запоминать как следует. Готовую пасту мы разлили в деревянные коробочки, на которых местными чернилами надписали на двух языках «грубая», «средняя» и «мелкая».

После этого решил не идти на разведку, а начать обучение письму и чтению. Вот тут проявилось чистое везение: здешние писали слева направо (к древнееврейскому и арабскому письму я не привык), к тому же буквами, каждая из которых обозначала звук (с иероглифами у меня тоже напряг). Алфавит я запомнил сразу, тут проблем не было. Зато, как и в английском языке, местные запросто могли написать «собака», а прочитать «кошка». С писанием тоже были трудности. Все приличные люди писали тут магическими перьями. Суть их была в деревянистой трубке, внутри которой помещалось нечто пористое, пропитанное чернилами. Магия предотвращала засыхание чернил. Такой «авторучки» хватало дней на пять непрерывной писанины. Увы, при попадании в мои злодейские руки сие устройство необратимо портилось. Для очень бедных продавались обычнейшие гусиные перья, их надо было только очинить. Мне удалось с грехом пополам сделать это, подточив маленький ножик.

Потратив весь вечер на обучение, я отчетливо понял: пишу и буду писать абсолютно безграмотно («Превед, кросафчег»), пока не получу в распоряжение книги. Из них я смогу усвоить и запомнить образцы правильного написания и использования слов и грамматики. Еще одной, хотя и меньшей проблемой, был почерк. Пока что мой собственный явно свидетельствовал о крайне низком уровне моей образованности. А вот почерк образованного человека, украшенный завитушками с финтифлюшками, был настолько изящен, что даже мне вчуже было приятно смотреть. Рассудив здраво, я решил, что почерк еще буду отрабатывать, но у этой задачи точно не высший приоритет.

Ладно, завтра — на геологоразведку. Если, конечно, дождя не будет.

Дождь, как я понял, ожидался или к вечеру, или вовсе ночью. Однако стоило озаботиться геологическими молотками (нашлись, хотя и не очень-то геологические), еще я взял небольшую закусь, тыковку воды и сменил обувь. Если работать среди каменных россыпей — поршни абсолютно неподходящая обувь. Пришлось подыскать сапоги. Они были чуть великоваты, но эту проблему решили портянки.

Я даже не трудился идти по довольно давнему следу: просто помнил пейзаж. Без приключений мы дошли до того самого ручья (или речки) с родником, где я пил. Мы отхлебнули (тыкву я решил поберечь), после чего я попытался понять — куда шел тот якобы прохожий. Ага, вниз по течению, поскольку метрах в пятнадцати красовался еще след.

Ходьбы было не так уж и много — не более часа. Мы нашли, где местные добывали кристаллы из ледниковой морены — каменных отложений, оставшихся после стаявшего ледника. В будущем надо бы постараться выяснить, какая именно это морена — боковая, донная или конечная, но сейчас на это точно нет времени. Помимо всего прочего, мне крайне не хотелось быть пойманным среди россыпи.

Технологию добычи местные использовали простецкую: разбивали все валуны, которые вообще можно было разбить. Следы этой деятельности простирались на площади в несколько гектаров. Так, что там дядя Гриша мне говаривал…

Выбрав не такой уж и большой желвак — килограмм двадцать — с трещинками, я от души жахнул тяжелым молотком. Сарат вообще ничего не делал, только глядел распахнутыми до отказа глазами. Желвак оказался не из прочных — одна из трещинок стала трещиной. После нескольких добавок желвак раскололся на почти равные половины.

Агат — вот что это было. В хороших руках да с хорошей полировкой — может стать красивой вещью. Только сам поликристаллический агат был вне наших стремлений. Меня куда больше заинтересовала его центральная часть. А в ней была пустота, а на внутренней ее поверхности щеточка некрупных кристаллов. Кварц, понятное дело. Розовый.

— Кристаллы!!! — Вопль Сарата мог донестись и до деревни. — На сотню серебряков самое меньшее!

— Их надо добыть, — охладил я восторги будущего купца, — трудно добыть и не разбить.

Мой авторитет тем не менее стал стремительно набирать высоту.

— Ты смотреть, как я делать, делать так же.

Мы раскололи желвак (точнее то, что от него осталось) на крупные куски, килограмма два каждый. Все это было аккуратно уложено в котомку. По уму надо было избавиться от балласта (агатовой оболочки), но паранойя НАСТОЯТЕЛЬНО просила не задерживаться в этом месте.

Тащить котомку с добычей пришлось по очереди, поскольку шли практически по бездорожью.

Весь остаток дня мы потратили на то, чтобы аккуратно вынуть кристаллы. Каждый раз, когда очередной кристалл рассыпался или раскалывался жертвой неудачного удара, Сарат мученически возводил глаза к небу и вздыхал так, что от осознания собственной вины тянуло побиться головой об стенку. По окончании работы он по моей просьбе аккуратно отсортировал добычу и просчитал ее стоимость на рынке. Вышло совсем не так уж и мало: сто тридцать шесть сребреников; вроде и большая сумма, но выкидывать в продажу такую большую партию мне отчаянно не хотелось. Про падение цен под давлением избытка товара я знал твердо. А еще ввиду большого спроса на кристаллы напрягало отсутствие какой-либо охраны у месторождения. А почему, собственно, должна быть охрана из человеков? Поставить охранный амулет, к примеру. Или хотя бы сигнальный. А такие есть?

— Сарат, амулеты, которые дают извещение — незнакомец идти! — можно сделать?

— Конечно, только у них ограниченный… — поиск слова… — они могут послать… — незнакомое слово, — извещение на пятьдесят… ну сто или двести твоих шагов, не больше.

Это слово я мысленно перевел как «сигнал».

— А если нужно больше?

— Тогда к нему дополнительный амулет связи, — ретранслятор, мысленно перевел я, — этот даст извещение на… десять или пятнадцать тысяч твоих шагов. Но они дороже.

Ясно, что дурак мною свалян в очередной раз. Меры длины, объема, площади я и не потрудился разузнать. Для инженера — несмываемый позор.

Перед сном я тщательно изучил эти меры. Оказалось, что они основаны на степенях десяти. Весьма рационально, легко пересчитывать. Интересно, это маги постарались?

Основой был ярд (здесь и далее перевод осуществляется английскими словами). Кстати, он был, по моим прикидкам, немного меньше нашего метра. Миля составляла тысячу ярдов. Дюйм был равен одной сотой ярда. Меньших единиц длины просто не существовало, но уже использовались десятые и сотые доли дюйма. Полуофициальной единицей был фут (одна десятая ярда), но его употребляли мало («Его только портные используют» — пояснил Сарат). Меры площади и объема, хотя и имели собственные имена, но также были производными длины и степеней десяти. Бочонок, к примеру, составлял сто кубических футов, а бочка — тысячу, то есть один кубический ярд.