История Румынии - Иоан БОЛОВАН и др.

Более важные исторические проблемы связаны с причинами ухода и способом проведения этой масштабной операции. В 271 г. /88/ Аврелиан, подчинив вандалов и нанеся сокрушительное поражение готам в дунайской области, получил возможность подумать о том, как перестроить оборонительную стратегию во всем регионе. С одной стороны, он нуждался в военных силах, чтобы начать кампанию против Пальмиры, а с другой – мог пополнить их воинами, охранявшими дунайскую границу, для чего следовало уменьшить ее протяженность. Дакия уже давно утратила стратегическую роль по сравнению с тем временем, когда была создана эта северодунайская провинция, поскольку варварский мир во второй половине III в. пережил существенные трансформации. И Аврелиан принял стратегическое решение. Возможно, он руководствовался субъективными соображениями о необходимости защиты Сердики, своей origo,[104] находившейся в пустынном, малонаселенном и труднообороняемом от вторжений с северного берега Дуная месте. Факт, что практическое осуществление операции по оставлению Дакии не получило откликов в античной историографии, видимо, указывает на ее успешное проведение. Территория вновь созданной Дакии к югу от Дуная была небольшой. Это еще один аргумент в пользу того, что эвакуация не была тотальной. Южнодунайская Дакия создавалась не для того, чтобы стать прибежищем для всего северодунайского населения, а для сохранения названия этой провинции в списке административных единиц империи (своего рода сокрытие ухода из боязни вызвать недовольство римского общественного мнения). Кроме того, это способствовало упрочению верности двух легионов Дакии и возрастанию престижа Сердики, ставшей столицей новой провинции. Решение об уходе из Дакии родилось в голове военного человека, как ответ на основную военную задачу, и было осуществлено по-военному. Аврелиан осознанно завершил процесс «потери» Дакии, невольно начатый еще при Галлиене, взяв на себя ответственность за выбор меньшего зла для Римской империи.

Из этого следует, что с научной точки зрения бессмысленно собирать разного рода археологические доводы, чтобы доказать присутствие в Дакии части населения бывшей провинции после ухода оттуда администрации и римской армии, как это постоянно делалось в румынской историографии. Историкам на протяжении долгого времени так и не удалось разубедить тех, кому они, в первую очередь, адресовали свои доводы. Историографическую ситуацию, /89/ которая сложилась в древности и которую абсурдно оспаривали в прошлом, сейчас следует трактовать как вполне естественный исторический факт. Археологические, а в особенности эпиграфические и нумизматические источники методом исключения с легкостью могут подтвердить, даже если в этом нет необходимости, достоверность письменных источников, в которых ясно говорится об отступлении при Аврелиане. Но археологам нелегко собрать материал о преемственности поселений, материального производства и особенно об этнической преемственности. Такое положение характерно и для других территорий, утративших статус римских провинций, – например, для Британии начала V в. н. э. Это объясняется объективными обстоятельствами, так как исторические факты не обязательно находят соответствие на уровне материальной культуры. Однако не стоит бросать вызов здравому смыслу, доказывая, что романский народ, в два раза более многочисленный, чем его соседи иного этнолингвистического происхождения, лишь благодаря случайному совпадению, оказался на территории бывшей римской провинции, где некогда обитало значительное романизированное население, и что он якобы не имеет с этим населением никакой прямой связи. Желающие научно обосновать подобный абсурд вольны в своих действиях. Но разве долг румынских ученых не обязывает нас доказать абсурдность абсурда?

Дакия после ухода римлян. На основании археологических находок можно с уверенностью сделать два важных заключения. Первое. После 271 г. н. э. жизнь продолжалась во многих центрах провинции и в новых поселениях, хотя и в более скромных формах. Второе. В течение почти ста лет западная, романизированная зона Дакии не подвергалась систематическому и массированному проникновению нероманизированных пришельцев, обитавших за бывшей римской границей. Напрашивается вывод, что часть населения бывшей провинции Дакия после 271 г. осталась в Трансильвании. В пользу этого свидетельствует, в первую очередь, сохранение во временном промежутке между 271 и 306 гг. оборота монет, пусть и скудного, что вполне объяснимо в новом политическом и социальном контексте. Количество монет, найденных в поселениях южных придунайских областей, было значительно большим, чем в Трансильвании. Это обстоятельство объясняется существованием прямого обмена между центром и периферией империи, тогда как Трансильвания оказалась в положении внутренней области. /90/ Бывшая провинция Дакия стала экономической «буферной зоной», где подлинные денежные отношения сохранялись в северных придунайских областях, в то время как в Трансильвании настоящая экономика, основанная на денежном обращении, не функционировала. Здесь монеты из инструмента сделок превратились в драгоценности. Подобным образом экономическая ситуация развивалась и на Десятинных полях – территории, оставленной римлянами в Верхней Германии.

С падением рыночного производства и связанной с ним торговли исчез и сам рынок. В этих условиях оставшимся в Дакии семьям, чтобы выжить, пришлось научиться обрабатывать землю и заняться скотоводством. При этом они могли по-прежнему обитать в старых городах. В новом социальном устройстве место нашлось лишь крестьянам. Распад римского провинциального общества привел к исчезновению социальной и культурной разнородности римской эпохи. Это явление, несомненно, можно определить как регресс, который ощущался, в первую очередь, на уровне материальной культуры. В Британии, где сохранилось множество свидетельств, относящихся к периоду между падением римской власти и появлением первых англо-саксов, уровень преемственности в сельском хозяйстве, по всей видимости, был выше. Многие виды сельскохозяйственных работ остались там от римской эпохи.

Можно сказать, что в III и первой половине IV в. бывшая провинция Дакия переживала аномию – состояние дезорганизации общества, в котором развитие стабильных социальных и культурных форм прервалось. Ее население, вероятно, было сельским, обитавшим в бедных и малочисленных деревенских поселках, расстояния между которыми колоссально возросли, что приводило их к изолированности друг от друга. Усилилось значение географических факторов, в силу которых либо обеспечивались связи между людьми, либо, напротив, создавались барьеры. Весьма вероятно, что для негородской среды в Дакии, как и в Британии, был характерен определенный уровень преемственности экономики. Однако, к сожалению, сельская среда Дакии мало изучена археологами.

Если иметь в виду возможности археологии собирать материалы о преобразованиях, происходивших в этот период, то необходимо учитывать, что между политическими событиями (каким явилось отступление в 271 г.) и состоянием материальной культуры /91/ невозможно установить причинно-следственную связь. Материальная римско-провинциальная культура Дакии, существовавшая после 271 г. в более скромных и примитивных формах вследствие исчезновения больших промышленных центров и рынка, тем не менее, сохранила общие черты римского времени. Поэтому трудно определить по формальным признакам, что именно из материальной провинциально-римской культуры принадлежит эпохе провинции, а что возникло в последовавшие после 271 г. десятилетия. То же самое относится и к археологическим исследованиям в сельской местности. В ходе археологических раскопок поселений провинциальной эпохи, на которые наслоились остатки поселений последующих периодов, преемственность образа жизни прослеживается значительно лучше. Имеется множество случаев (в поселениях в Обреже, Сучаге, Аркиуде, Грэдинарах, Старой Молдове и других местах), когда на месте жилищ и хозяйственных построек римской эпохи появились строения, где обнаружены артефакты IV в. Сохранялся один и тот же тип жилища. Археологи не обнаружили какого-нибудь отличающегося от других пласта, что позволяет сделать вывод о преемственности поселений. По понятным причинам трудно хронологически определить принадлежность предметов, главным образом, керамики, особенно в период с конца III и до середины IV в. Легче идентифицировать и датировать элементы материальной культуры, проникшие в римскую среду Дакии из ареалов чужеродных культур.

Север провинции Нижняя Мёзия

(Добруджа) во II–VI вв.

Образование и организация провинции Нижняя Мёзия. Начиная с I в. до н. э. римляне проводили активную политику в прибрежной зоне Черного моря, где существовали греческие поселения: Истрия, Томы, Каллатис, Аполлония. Римское влияние здесь утверждалось постепенно, начиная с походов Марка Теренция Варрона Лукулла в 72–71 гг. до н. э. и Гая Антония Гибрида в 62–61 гг. до н. э. Подчинение этой области завершил в 29–28 гг. до н. э. Марк Лициний Красе. Все экспедиции совершались с территории провинции Македония. В начале I в. н. э. римляне создали новую провинцию, расположенную ближе к зоне их интересов, – Мёзию. /92/