1812 год. Поход в Россию - Карл Клаузевиц

Решение относительно этой диверсии было принято между 8 и 9 часами утра. Сражение находилось еще в первой стадии своего развития. Не было никакой возможности предвидеть в какой-либо мере его конечный исход; еще предстоял длинный день в 12 часов, а при настойчивости и силе характера противника можно было до последнего мгновения ожидать от него все новых и новых усилий. Имелось полное основание сказать: «Не хвались днем, пока не наступит вечер». Диверсия, произведенная 2500 коней, никоим образом не могла бы изменить общее течение такого сражения, в котором принимает участие армия в составе 130 000 человек; самое большее — она могла вызвать частичную и преходящую задержку в выполнении плана противника, может быть, в большей или меньшей степени поразить его. Если бы это ошеломление наступило в тот момент, когда и без того решение уже назрело и когда при всеобщем утомлении обеих сторон каждый новый толчок сам по себе становится все более эффективным, то можно было бы надеяться достигнуть чего-нибудь этой диверсией. Но ранним утром неприятель, очевидно, имея достаточно времени для противодействия значительными силами этому разрозненному наступлению, смог бы наголову разбить генерала Уварова и затем вернуться к выполнению своего основного плана.

Ниже мы поговорим о тех наступательных действиях, которые русские, безусловно, могли применить в этом оборонительном для них сражении, а теперь последуем за генералом Уваровым в его предприятии.

Он переправился через Колочу вброд выше Старого; затем свернул налево и взял направление на Бородино, причем ему, однако, пришлось заметно принять вправо из-за нескольких болотистых ручьев, впадающих в Колочу. Было между 11 и 12 часами утра, когда он прибыл к ручью, протекающему мимо Бородино и впадающему в Колочу. Слева от него была деревня Бородино, в которой прочно засели войска вице-короля, впереди его протекал по узкой, но топкой луговине вышеупомянутый ручей. По сию сторону ручья стояло несколько полков неприятельской кавалерии и густая масса пехоты, состоявшая из полка или батальона в сильном составе. Французская кавалерия тотчас же отступила через плотину, которая пересекает ручей приблизительно в 2000 шагов от Бородино; пехота же имела смелость остаться на этой стороне ручья и построиться в каре тылом к плотине. Генерал Уваров велел атаковать это каре.

Напрасно автор указывал на то, что сперва следует это каре обстрелять конной батареей; русские офицеры полагали, что тогда противник отступит и его не удастся захватить в плен. Итак, лейб-гусарский полк был выдвинут и брошен на каре. Он произвел три безуспешных атаки. Итальянцы сохранили спокойствие и порядок и хладнокровно открыли огонь; гусары, как это обычно имеет место при таком поведении пехоты, приблизившись на 30 шагов к каре, поворачивали обратно и уходили из-под обстрела. Генерал Уваров приостановил эти неудачные попытки и приказал батарее сняться с передков; при первом же выстреле неприятель начал отходить через дефиле. На этом и закончилось все дело.

Само селение Бородино атаковать кавалерией было невозможно; через ручей можно было перейти только по плотине. По ту сторону видно было, как в холмистой местности, поросшей кустарником, от 4000 до 5000 человек пехоты построены несколькими массами, за которыми находилась неприятельская кавалерия. В селении Бородино виднелось несколько сильных колонн, а за центром французской армии, позади боевого фронта, совершенно спокойно стояли большие массы войска — по-видимому, гвардия. Генерал Платов со своими 2000 казаков находился на расстоянии четверти часа от Уварова и разведывал переправу через топкий ручей.

К моменту прибытия генерала Уварова в указанный ему район прошло еще несколько часов ожесточеннейшего боя; русские начали рассматривать обстановку иными глазами, чем утром между 8 и 9 часами. Они заметили, что исполин только теперь всей своей тяжестью обрушился на них и что в конце концов им его не осилить. Корпуса Багговута и Остермана, стоявшие без дела на правом крыле, уже были брошены на поддержку левого фланга и центра; гвардия также направила часть своих сил в бой. Таким образом, русские резервы начали сильно таять, между тем как французская гвардия силою приблизительно в 20 000 человек неподвижно стояла густыми колоннами, как черная грозовая туча. Таким образом, русские не могли помышлять о каких-либо других наступательных действиях, кроме порученных генералу Уварову.

На этого генерала теперь были боязливо обращены все взоры, и один за другим приезжали адъютант, офицер Генерального штаба и флигель-адъютант императора, чтобы посмотреть, нельзя ли что-нибудь здесь предпринять. Если мы не ошибаемся, то на одно мгновение появился здесь сам полковник Толь, более определенно припоминаем мы генерал-лейтенанта графа Ожаровского. Все возвращались в полном убеждении, что Уваров ничего сделать не может. Во-первых, нелегко было кавалерии переправиться под неприятельским огнем через ручей, а во-вторых, по ту сторону виднелось столько войск, образовавших свободные резервы, что отряду в 2500 коней было невозможно достигнуть такого успеха, который воздействовал бы на ход всего сражения.

Автор благодарит Бога, что в этих обстоятельствах его роль сводилась к нулю, и он даже не смог участвовать в разговорах, которые генерал Уваров вел по-русски с присылаемыми к нему офицерами. Автор с самого начала был убежден, что вся эта диверсия не будет иметь никакого успеха, а сейчас ясно сознавал, что если что-нибудь и могло получиться из подобного предприятия, то для этого во главе его должен был бы стоять какой-нибудь молодой сорви-голова, которому еще надо завоевывать себе репутацию, а отнюдь не генерал Уваров.

Пока тянулись эти совещания, прошло несколько часов. Внезапно на той стороне ручья на левом фланге французов в растущей там заросли поднялась сильная стрельба, и вскоре пришло известие, что Платов нашел наконец переправу и со своими казаками находится на той стороне в перелеске. Действительно, мы увидели, как эти бойцы, удивительные тем, что они проявляют то неслыханную храбрость, то трусость, там среди заросли юлили между массами неприятельской пехоты, не производя серьезной сомкнутой атаки. Со стороны получалось представление, будто они вели с ними перестрелку.

Неприятельские части, находившиеся напротив нас, боясь оказаться защемленными в болоте, отошли несколько в сторону. Тут лейб-гвардии казачий полк, находившийся в корпусе Уварова, не мог дольше выдержать; как ракета с длинным хвостом, понеслись казаки к плотине, молниеносно оказались на другой стороне и присоединились в лесу к своим собратьям.

Бесспорно, в это мгновение Уваров мог бы за ними последовать, но ему не хотелось быть прижатым к теснине в том случае, если бы он был отброшен, или же быть вынужденным к беспорядочному отступлению врассыпную, как то иногда случается с казаками. Так как он уже отделался от всех посланцев Кутузова, Беннигсена и Барклая, то он и решил ничего не предпринимать в ожидании новых распоряжений. Ждать пришлось недолго. Вскоре вернулись гвардейские казаки, понесшие значительные потери убитыми и ранеными. В таком положении мы наблюдали все сражение, и во мне навсегда запечатлелась та картина усталости и истощения, которую оно постепенно приняло.

Массы пехоты так растаяли, что представляли, пожалуй, менее одной трети первоначального числа бойцов; остальные были либо убиты, либо ранены, либо отводили раненых и собирались позади; словом, повсюду на фронте образовались большие пробелы. Огромная артиллерия, введенная с обеих сторон в бой, — до 2000 орудий — теперь давала о себе знать лишь отдельными выстрелами, но даже эти выстрелы, казалось, не давали прежнего могучего, громоподобного тона, а звучали глухо и хрипло. Почти повсюду кавалерия замещала пехоту, заняв ее место в боевом порядке; эта кавалерия и совершала свои атаки усталой рысью, продвигаясь взад и вперед по полю и отбивая друг у друга окопы.

Около 3 часов пополудни видно было, что сражение находится при последнем дыхании и что, следовательно, как в большинстве случаев, окончательное решение всего вопроса зависит от того, кто еще сохранил в руках последний козырь, сильнейший резерв. Ни этого, ни подлинного положения обеих сторон мы обозреть не могли; отдельные известия, доходившие до нас, не внушали особой тревоги. Это очень удивляло автора, так как центр, очевидно, уже несколько подался назад в местах стыков с крыльями, исходя из чего можно было судить и о положении левого крыла.

Около 3 часов Уваров получил от Кутузова приказание вернуться назад и снова занять прежнее место на позиции; итак, мы отошли назад и между 4 и 5 часами прибыли на наше прежнее место позади Горок, где и построились.

Генерал-лейтенант граф. Александр Иванович Остерман-Толстой. Гравюра Ф. Вендрамини по оригиналу Ф. Ферье. 1814 г.