Именем народа Д.В.Р. - Олег Петров

Филя гаденько затрясся беззвучным смешком.

— Воистину талдычут, Нюра, — от тюрьмы да от сумы… Хе-хе! Но надобно соседушку выручать… От тут к месту фараоны и подвернулись! — зло закончил Цупко.

— Ты чего опять удумал-то? — охнула Анна. — Милицанеров в заклад?..

— Какой заклад, дура! — Филипп больно зажал ей рот, с остервенением вдавил затылком в подушку. — Сдурела, лярва! Наоборот, слышь ты, наоборот! Надоть с милицией захороводить, полезность им высказать! Поняла, темнота? — Отнял руку и согнутым указательным пальцем стукнул ей пару раз в лоб.

— А проку-то с них, э-ва! — переведя дух, протянула разочарованно Анна, вытерла губы после кисло пахнущей Филипповой ладони. — Када бы начальники какие милицанерские, а то тю, мелка рыбешка…

— Я те чево наказываю? Сказано, поласковее да послужливее! Остальное, слышь, не твово бабьего ума дело! Уразумела? Помалкивай, знай делай, чево велю…

Дело с милицейской засадой кончилось несколько дней спустя. Глубокой ночью сидевшие в засаде милиционеры, вместе с подъехавшей по темноте подмогой в несколько конных, начальнику которых Филипп Цупко чего-то долго шептал в ухо, накрыли на тракте подводу с контрабандным товаром. Удача явно была немаленькая, потому как вскоре Цупко, торжественно пьяный, громогласно объявил Анне, что теперь он в милиции человек свой, а, стало быть, постоялый двор — не замай никакая холера!

На трезвую голову Цупко про свои отношения с милицией помалкивал, лишь хитренько лыбился. Анна же считала, что его кадриль с «милицанерами» никакого толку не имеет: старикан Бизин как сидел в тюрьме, так и сидит. А что касается заезжего заведения, так его и так никто не трогает, посему с милицейской «защитой» один разор — повадились на постоялом дворе засады на дармовщинку устраивать, пить-гужевать!

Цупко думал иначе. Или своей звериной уголовной интуицией, или еще каким бесовским чувством, но выбрал линию своего поведения с властями точную — двуличие, скользкая дорожка «и нашим и вашим».

Ох, как мечталось под стакан самогону Филиппу! Как хотелось достичь такого положения, когда бы он, где хитростью, где обманом, а где и прямой сдачей мелкой уголовной сошки или кого покрупнее из конкурентов, получил веру у милиции. Загодя бы знал, что она затевает. Знал и — мог вовремя затаиться, спокойненько уйти, отсидеться. А самое главное — наверняка знал бы, где у милиционеров прореха, куда навалиться с верными корешами, без ущерба, с наваром «сорвать банк», как любит говаривать старикан Бизин, и благополучно уйти, не ожидая в липкую от страха спину горячей тяжелой пули.

Это тоже подсказал Филиппу «старикан Бизин». Напрасным было снисходительно-насмешливое отношение к Бизину, чем грешили и Филипп, и Анна, и другие знакомцы экс-купца.

Умело и расчетливо подогревая жажду Цупко к обогащению, отлично изучив все его жизненные принципы и зная дурное самолюбие, Бизин исподволь прививал своему подручному убежденность в собственной преступной опытности и смекалке. Он не приказывал, он советовал, незаметно для Цупко и иже с ним, облачив себя в некую ипостась мозга любой преступной задумки.

Цупко и образовавшийся подле него круг подручных постепенно уверовали в мудрость и незаменимость советов хитрого старичка Ляксея Андреича. После удачно проведенных ограблений и краж почитали за обязанность чем-то старика отблагодарить за подсказку дельных мыслишек. Но когда Бизину надо было уйти в сторону, он умел убедить хитрого, но все-таки недалекого умом Цупко, что это именно ему, самому Филе, только и могла прийти в голову эдакая «умность» насчет очередного темного дельца. И Цупко верил без остатка: да, это он сам, конечно, сам, до всего додумался и сумел ловко дело провернуть!

Всю эту психологическую изворотливость Бизин демонстрировал не скуки ради. У него тоже была мечта, тайная и заветная. Последняя в жизни — он это понимал и чувствовал. Только без всей этой темной, мерзко пахнущей козлом и кислой капустой с чесночным угаром, уголовной шатии-братии, мечта престарелого Алексея Андреевича Бизина могла и не осуществиться. Тогда впору в петлю! Но Бизин хотел жить, и жить хотел хорошо. Как раньше. То, былое, приходило каждую ночь в зыбкий старческий сон, еще более хрупкий на тюремных нарах.

Да уж! Сподобился на старость лет! И погорел, Матерь Божья, на такой ерунде! Пригрел змееныша, позарился на быстрые деньги!

Спалился и загремел в камеру Бизин действительно по себе самому необъяснимой глупости.

27 августа 1921 года начальник 2-го участка Читинской городской милиции М. Абрамов вынес постановление под № 669:

«Рассмотрев дознание, произведенное надзирателем Авдюковым о краже 4-х лошадей из склада „Нобель“, находящегося между Читой I-й и Читой II-й, у зав. складом Дмитрия Матвеевича Фадеева, нашел, что из свидетельских показаний и следов, приведенных к дому Барановского, где проживает Бизин Алексей, видно, что кража учинена Бизиным Алексеем совместно с Павловым Виктором и другими лицами, коих задержать не удалось.

Принимая во внимание, что означенное преступление, предусмотрено 654 ст. Уст. о наложении наказаний и руководствуясь 253 и 257 ст. ст. Угол, судопроизводства, постановил гражданина Бизина А. и Павлова В. заключить под стражу при Читинской областной тюрьме впредь до окончания дознания».

И много времени спустя Бизин не мог себе объяснить, какого хрена он принял тогда придурковатого Витьку с четверкой нобелевских лошадей. Деньги не ахти какие, да еще на троих делить. Но главного конокрада в этом деле — Филю-кабана — не выдал. Дал унести ноги. И еще придурку Витьке пригрозил: если хоть словечко ляпнет — удавят в каталажке, как кутенка.

С другой стороны, — куда ж было деваться: грязи копытами намесили к воротам и во двор. Но Филипп с Гохой-депутатом якшается, чего-нибудь придумают, а ему, Бизину, как главному пострадавшему во всей этой истории, некоторое время на нарах перекантоваться и нелишне: ореол страдальца возвышает, авторитету среди уголовного сброда прибавляет заметно.

…Когда крепко собранная из лиственничных плах, схваченных толстыми полосами железа, дверь ухнула за спиной и лязгнули запоры, Бизин у порога не промедлил.

Степенно произнес здравицу «чесной компании» и столь же степенно прошествовал в дальний, по левую руку, угол под «решкой» — толстой решеткой, которой было забрано высоко расположенное, но довольно обширное окно камеры. С ходу сумел Алексей Андреевич, которому шел уже шестидесятый год, произвести на арестантов впечатление бывалого тюремного сидельца.

Слева, на крайних к окну нарах, сидел, скрестив руки-ноги, крепкий угрюмый мужик. Как и все обитатели камеры, он с интересом глядел на нового постояльца Читинской тюрьмы.

— Эхе-хе, — пробормотал Бизин, опускаясь на нары рядом с бородатым крепышом. Повернул лицо к окну, — эхе-хе, знакомая картинка в клеточку…

Хозяин «шконки» выжидающе смотрел на шустрого старичка, прищурив один глаз — бельмастый. Бизин же небрежно отодвинул лежавшую на нарах ватную тужурку мужика, огляделся. Сузив глаза, поманил к себе нескладного паренька с ближнего к двери конца нар. Тот подошел с довольно удивленным видом.

— Чегой-то припарился я с дороги. — Порывшись в тощей котомке, Бизин протянул пареньку потемневшую оловянную кружку. — Нацеди-ка, малый, старику водицы испить.

А после наконец-то удостоил хозяина «шконки» вниманием.

— Как звать-величать тебя, мил человек? Откуда будешь?

— Ну, Баталов я. Коськой кличут… Читинский, с Кузнечных рядов…

Бельмастый с удивительной готовностью отвечал объявившемуся в камере старичку.

— Константин, значит… — Бизин обеими руками принял из рук вернувшегося от дверей паренька полную кружку, неторопливо отпил пару глотков. — Говоришь, с Кузнечных? Стало быть, про Филю-Кабана слыхивал? Аль ни разу спиртишком не баловался?..

— Ха! Покуда могем, скопцы ли чо ли! — расплылся в кривом оскале мужичок. — Это дело мы завсегда, едрить тя, уважим… Филя, говоришь? Не с Новых мест?

— Он самый, — кротко кивнул Бизин. — Навроде племянничка у меня…

— Завсегда рады, — протянул грязную пятерню Баталов, уважительно глядя на старичка.

— Ты это, Константин, — словно не замечая протянутой руки, деловито распорядился Бизин. — Уважь старого человека, переберись, будь добр, наверх, а то устал я чего-то от суеты всей этой… Андреичем меня кличут, так и остальному народу можешь передать…

Баталов степенно кивнул, тут же перекинул свой немудреный скарб на верхние нары, с чувством явного превосходства оглядел затихших в ожидании дальнейшего развития остальных обитателей камеры, коих общим числом набиралось шестнадцать душ, хотя размеры их тюремного обиталища позволяли безболезненно разместиться здесь еще дюжине-другой заключенных. Так что, сидельцам воздуха хватало вполне.