Дьявол сказал 'бах' (ЛП) - Ричард Кадри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В новой старой шинели и фальшивым лицом я бреду вдоль длинного ряда прилавков, разглядывая товары. Это рынок растёт, или это потому, что я никогда не выбираюсь посмотреть, что творится на уличном уровне? Я пару раз надолго прикладываюсь к бутылке. Если рынок растёт, то я знаю, почему. Я пытаюсь сосчитать все бутылки подпольных зелий, боеприпасы и коробки с едой. Пройдя квартал, сдаюсь и ещё раз прикладываюсь к бутылке.
Билл прав в одном. Мне много с чем надо разобраться прямо сейчас. Я знаю, что это дельный совет, потому что это то, что сказала бы Элис. Она всегда была умницей. Выбирай, какие и когда черепа раскалывать. Для меня никаких черепов сегодня вечером, большое спасибо. Я спокоен, как дремлющий на поллитровой банке «Роки Роуд» кот. На углу я направляюсь обратно к мотоциклу.
Я по-прежнему вижу в толпе босяков. Что-то новенькое. Налётчики ни за что не стали бы разгуливать в открытую по Пандемониуму, если бы им кто-то не заплатил. Мне следует почаще спускаться сюда. Это похоже на парад городских грехов. Что-то вроде бутиков на Родео Драйв.
Я делаю ещё глоток из бутылки. Я уже прикончил половину. Этой бутылки, и ничего больше. Чтоб мне сдохнуть.
Если Семиаза превратился в Лицо со шрамом[44], это плохие новости. Он нужен мне, чтобы контролировать ситуацию. И чтобы помогать мне оставаться в живых. Мне нужно выяснить, кто пытается избавиться от меня или найти способ выбраться отсюда, и у меня плохое предчувствие, что мне придётся сделать первое, прежде чем я сделаю второе. Если бы святоша Джеймс был здесь, он бы уже знал, что происходит. Он занимается делами Майка Хаммера[45], и у него это неплохо получается. Что касается меня, то мне понадобятся шпаргалки и чертежи, чтобы сделать лёд.
Я заворачиваю за угол и направляюсь туда, где оставил мотоцикл. Внезапно чувствую, что у меня заплетаются ноги. Эта Царская водка оказалась крепче, чем я думал. Мне нужно заказать такую во дворец. Я налетаю на стол лоточника. Отступая назад, я поднимаю руки в извинении, пока парень пятьюдесятью разными способами обзывает меня мудаком. Может, адовский и простой язык, но он может быть цветастым.
Последнее, что мне нужно сегодня вечером, — это неприятности, так что я бросаю оставшуюся Царскую водку в заполненную мусором бочку из-под масла. И промахиваюсь. Следующее, что я слышу, — это как кто-то кричит. Мне знаком этот тон. Я смотрю на него. Если я останусь, будут ботинки и кулаки. Если побегу, за мной будут гнаться шесть босяков. Не сочетается с моим намерением вести себя тихо. Он со своими приятелями направляются сюда. В принципе, у меня два варианта, которые в сумме не дают никаких вариантов.
Прости, Билл, но это не я тебя подвёл. Это Царская водка.
Оскорблённый налётчик на голову выше меня, крупный и мускулистый. Его друзья держатся позади него. Грязные лица. Грязная одежда. Сельские парни, только что прикатившие в город и осматривающие достопримечательности, когда городской пьяница практически ссыт им на ноги. Никаких шансов, что они отнесутся к этому спокойно. И всё же я говорю:
— Прошу прощения. Моя вина. Наверное, я могу найти кого-нибудь, кто почистит их вам.
Если бы взгляд мог убивать, я был бы сейчас в соседней могиле с Габби Хейсом[46]. Босяк смотрит на свои забрызганные ботинки, а затем на меня.
— Побереги свои деньги. Иди сюда и почисти их сам. Своим языком.
Его друзья смеются. Мне и в лучшие времена не нравилась деревенщина, а сейчас явно не то время. У него за спиной стоит приземистый босяк с мягким рыбьим лицом и повязкой на глазу.
— Я бы так и сделал, но это заставит ревновать твою подружку.
Чёрт. Я сказал это вслух? В конце концов, может быть, некоторые из этих драк — моя вина. Выражение лица Грязных Ботинок даёт мне понять, что он точно настолько туп, чтобы взбеситься из-за такой явной провокации. Я знаю, что будет дальше, но теперь мне известно, что это просто дуболомы из пехоты, а не переодетые ниндзя.
Хитрость в подобной ситуации состоит в том, чтобы сделать первый шаг и продолжать двигаться, несмотря ни на что. Они подумают, что ты чокнутый, и будут отступать, возможно, достаточно долго, чтобы ты смог уйти. Но всё же они шестеро обученных убийц. Даже в доспехах Люцифера они могут убить меня, но не раньше, чем я сперва прикончу нескольких из них.
Я делаю рывок прямо к ним. Пятеро отскакивают в сторону. Шестой, бородатый адовец, который голодал так долго, что его форма стала ему велика, достаёт из ботинка ка-бар и бросается на меня.
Даже пьяный, я в два раза быстрее этого захолустного протирателя штанов. Когда он промахивается ножом, то подставляется под удар. Я бью его ботинком по яйцам, и когда он сгибается пополам от боли, я поднимаю колено, чтобы сломать ему нос. Он падает, фонтанируя чёрной кровью, и, как по команде, пятеро его друзей просыпаются и налетают на меня.
Мало что можно сделать, когда ты на проигрышной стороне подобной свалки, кроме как наносить удары кулаком и ждать, когда кто-нибудь подставится. Я пригибаюсь, поднимаю руки перед лицом. Приседаю и уклоняюсь. Время от времени наношу удары, просто чтобы напомнить им, что я где-то здесь. Половину времени они лупят по доспехам, так что избиение могло бы быть намного хуже. Чего мне не хочется, так это чтобы они опрокинули меня на землю, где могли бы поочерёдно выполнять олимпийские прыжки с вышки мне на лицо.
Ужасная правда заключается в том, что мне вроде как нравится это избиение. Оно не похоже на то, как когда я попал в засаду на мотоцикле. Это я видел, что приближается. Оно больше напоминает тренировку на арене. Я не собираюсь лгать и говорить, что это не больно, но это знакомый вид боли, и это лучше, чем ещё один тихий вечер во дворце, лишь греки и я.
Не бойся бога.
Не беспокойся о смерти.
Благо легко достижимо.
Зло легко переносимо.
Шёл бы ты
