Записки десантника - Иван Золотарь

— Но у Виктора нет заместителя. Кто же останется в штабе? — заметил Лопатин.

— Ну и плохо, — повысил голос Жукович. — Отряд за год увеличился в семь раз, превратился в бригаду, а в штабе по-прежнему сидит один Большаков. Учтите, в условиях нынешней блокады штабная работа потребует более гибкой оперативности, максимума напряжения; одному справиться будет трудно. Как ты, Виктор, думаешь на этот счет?

— Вы правы, Павел Антонович, одному мне придется туговато, — признался Большаков.

— Кого бы ты хотел взять себе в помощники? — сразу перешел на конкретное решение дела Дядя Коля.

Большаков смутился. Вопрос комбрига застал его, видимо, врасплох.

— Видите ли… — замялся было он, но потом перешел на решительный тон: — Сказать прямо, товарищ комбриг, я вас давно хотел просить, чтобы на должность начштаба вы назначили другого.

— А тебя, что же, ординарцем своим назначить, что ли? — с иронией спросил Лопатин.

— Почему ординарцем? Я могу остаться в штабе, скажем, заместителем начальника.

— Ишь ты, чего захотел! А где ж это я найду сейчас начальника штаба? — сердито спросил комбриг.

— А его и искать не надо, он есть.

— Кто?

— Андрей Волошин.

— Это начальник штаба первого отряда, что ли? — заинтересовался Жукович.

— Так точно. Опытный кадровый офицер, штабист. На фронте командовал танковым батальоном, — нажимал Большаков; почувствовав поддержку в тоне голоса Павла Антоновича.

— А что, кандидатура вполне подходящая. Как думаешь? — обратился Жукович к Лопатину.

— Ох и мудрец, же ты, Виктор, — смягчился Дядя Коля. — Нет, вы видали, как решил вопрос? В момент!

Обменявшись мнениями, мы признали целесообразной такую перестановку, и Лопатин назначил начальником штаба бригады Волошина, которому и было поручено возглавить оборону базы. В помощь ему был придан Аникушин. Остальным, входящим в штабную группу, Лопатин отдал приказ готовиться к отходу за Березину.

На следующий день, чуть только занялась заря, мы переправили на левый берег Березины часть людей, в том числе Курта Вернера, которого не успели отправить на Большую землю до начала блокады и теперь вынуждены были таскать с собой.

Обстановка с каждым часом все более осложнялась. Каратели уже наседали на подступы к нашей базе, оттесняя основные силы бригады к кладкам.

Через каждые два — три часа над нашими головами появлялись две эскадрильи вражеских бомбардировщиков и беспрепятственно «обрабатывали» лес и болота фугасными бомбами и пулеметными очередями. Затем в действие вступали минометно-артиллерийские батареи, обрушивая на нас шквал огня.

Снаряды и мины сотрясают землю, ураганом проносятся по лесу, вздымают столбы болотной жижи. От грохота разрывов в ушах стоит неумолчный гул. После такой мощной подготовки в бой вводятся танки. Спустившись с Буденницких и Боровлянских высот, они мчатся по поляне к линии нашей обороны, ведя огонь из пушек и крупнокалиберных пулеметов. С нашей стороны — ни единого выстрела. Полагая, что партизаны уничтожены бомбежкой и минометно-артиллерийской подготовкой, гитлеровцы бросают в атаку пехоту. Но только вражеские цепи приблизятся к опушке леса на расстояние выстрела, как их начинает косить огонь отважных народных мстителей.

И снова все сначала: появляются самолеты, снижаются почти к вершинам деревьев, высматривая партизан, и начинают очередную бомбежку…

— Ишь, негодяи, знают, что у нас нет зенитных пушек и пулеметов! Разгуливают себе по небу, словно у себя дома, — возмущенно заметил в один из очередных налетов Лопатин.

— Да, жаль, что нечем нам их отпугнуть, — вздохнул Рудак.

— Разрешите, товарищ комбриг, я попробую, — раздался голос Храмцова, сидевшего рядом с нами.

— Да ведь сбить не собьешь, а себя обнаружишь, — усомнился комбриг.

— А пусть попробует, — поддержал я Храмцова. — Удалось же ему подбить тогда самолет гитлеровского эмиссара.

— Уж я и на этот раз постараюсь, — пообещал Храмцов и любовно погладил ствол противотанкового ружья.

— Пусть поохотится, — сказал Володя. — Если и не собьет, то хоть попугает фашистских стервятников, — глядишь, они не так нагло вести себя будут.

— Ну что ж, попробуй, — сощурил глаза Лопатин. — Только смотри, как бы из охотника тебе самому в зайца не пришлось превратиться.

Получив разрешение, Храмцов взвалил на плечо противотанковое ружье и направился в сторону реки.

Радист Валерий не вытерпел и полез на самую верхушку высоченного дуба, чтобы следить оттуда за действиями Храмцова.

Через некоторое время над излучиной реки, поросшей с левого берега осокой, появился вражеский бомбардировщик. Он развернулся так низко, что чуть не задел вершины сосен, и полетел над болотом. Мы увидели струйку дыма, поднявшуюся с зеленого ковра, и почти одновременно услышали разочарованный возглас Валерия:

— Эх, промазал!

Самолет пролетел над черневшей полоской— по свежему следу нашего перехода на левый берег Березины, резко выделявшейся на фоне зелени, и скрылся за лесом. Через несколько минут над тем же местом снова показался бомбардировщик и, сделав разворот на крыло, полетел над болотом так низко, что, казалось, он идет на посадку.

— Есть! Задымил! — торжествующе закричал Валерий.

Но самолет настолько быстро скрылся за вершинами деревьев, что мы едва успели заметить оставленную им длинную струю черного дыма. Был ли это выхлоп богатой смеси или Храмцову действительно удалось подбить самолет, сказать трудно.

В этот момент на командирский пункт прибежал весь пропахший пороховым дымом Аникушин.

— Что случилось? — с тревогой спросил его Лопатин.

— На участке шестого отряда создалась угроза прорыва в районе средних кладок. Фашисты предприняли «психическую атаку». Кто-то из партизан не выдержал и крикнул: «Надо отступать!..». Захаров первым бросился бежать, паникеры за ним. И если бы не подоспел Волошин, немцы были бы уже на кладках. Начштаба просит ваших указаний.

— А где сейчас Захаров? — насупив брови, спросил Лопатин.

— Он был задержан разведчиками Меняшкиным и Носовым аж около Родошинской дороги, пробирался, подлец, в сторону немцев.

— Расстрелять перед строем! Командование шестым отрядом временно поручаю тебе, Василь, — приказал Лопатин Аникушину.

Когда Аникушин ушел, я сказал Рудаку:

— Имей в виду, Володя, в том, что у нас в бригаде еще обнаруживаются такие вот захаровы, в первую очередь виноваты мы, разведчики.

— Да, зря мы тогда не выполнили своего намерения заняться им, — с досадой промолвил Рудак. — Выпивки-то служили ему, видно, для отвода глаз, — дескать, свой парень, вся душа нараспашку.

— Ловко маскировался, подлец! — негодовал я.

— А может быть, он просто трус, — задумчиво потер переносицу Володя.

— Трус в нашей среде — тот же враг, и ты это отлично понимаешь, — резко сказал Лопатин.

Рудак пытался объяснить что-то, но его слова потонули в грохоте возобновившейся канонады.

На этот раз бомбежка с воздуха и артиллерийская стрельба были особенно интенсивными. Взрывы бомб, снарядов и мин слились в один общий непрекращающийся гул. Разговаривать приходилось на высоких нотах, почти кричать.

— Ишь, подлецы, какую подготовку начали, — расслышал я слова Лопатина, — видно, решили на прорыв идти.

— Да, надо держать ухо востро, — отозвался Рудак.

В разгар артиллерийского обстрела на тропинке, ведущей к командирскому пункту, показался Жукович в сопровождении своего ординарца.

— Как, Дядя Коля, — с ходу обратился он к Лопатину, — не пора ли тебе снимать свою оборону? Кировцы уже оттянулись почти к самому хутору Старина и собираются уходить на север. Тебе тоже медлить больше нельзя.

Вид у Жуковича был усталый. Он присел под сосну, вытер потное, запыленное лицо и выжидательно посмотрел на Лопатина.

— Да-а… — бросил Лопатин грустный взгляд на противоположный берег. — Кажется, узелок затягивается.

Было ясно, что дольше нам здесь не устоять, надо отводить бригаду на левый берег Березины и уходить на север. Лопатин вызвал к себе Набокова.

— Ну, Петр Иванович, приготовься. Пойдешь сегодня с подрывниками минировать кладки. Да смотри, сделай так, чтобы фашисты дюжинами летели на воздух!

— Есть, товарищ комбриг, приготовиться к минированию кладок! — отрапортовал Набоков. — А насчет того, чтобы фашистам не поздоровилось, не беспокойтесь. Мне ведь довелось участвовать в минировании подступов к самой Москве. Правда, прежде чем фашисты ступили на минные поля, наши их так пугнули, что только перышки с них полетели. Потом мне же самому и пришлось убирать расставленные мины. Помню, мы с товарищем Храмцовым около двух тысяч мин тогда сняли. Так что уж будьте уверены, сделаю все как надо, не подкачаю.