Обещания и Гранаты (ЛП) - Миллер Сав Р.

Я не драматизировал, когда сказал, что не в настроении для компании. На самом деле, прежде чем она вошла, я был всего в нескольких секундах от того, чтобы вернуться в звукоизолированное здание и продолжить начатую работу.

Кровь Лео «Колени» Морелли все еще пачкает мою одежду, и моя потребность передать сообщение отцу Елены — единственная цель, о которой я думал последние несколько дней.

Не имея возможности дозвониться до Риччи в Бостоне и не желая оставлять Елену в Асфодели одну, на случай, если есть какой-то заговор, чтобы украсть ее у меня, я был чем-то вроде легкой добычи с тех пор, как узнал об историях, попавших в заголовки газет.

Жду, наблюдаю, выжидаю своего часа.

Держал себя взаперти от своей жены, пытаясь полностью отделить свой гнев по отношению к ее отцу от нашего маленького соглашения.

Затем Блу, один из сотрудников Джонаса в «Пылающей колеснице», заметил приезжего, который, казалось, появился из ниоткуда. Ни семьи, ни друзей, и никакого интереса к туристической деятельности. Он заходил в бар, садился в дальнюю угловую кабинку и весь день пил пиво, а ночью бесследно исчезал.

Он прихрамывал, сообщил Блу Джонасу, и у него был очень отчетливый зигзагообразный шрам, идущий от верхней части коленной чашечки до задней части пятки. Никто бы этого не заметил, если бы не драка, в которую он ввязался во время своей второй ночи в городе, когда он прижал официанта за то, что тот пролил вино на его стол.

Я знаю этот шрам. Сам притащил инструмент для дермаплана, который его создал, через его тонкую плоть.

Колени — двоюродный брат Риччи, хотя и дерьмовый. Много лет назад его поймали на том, что он готовил книги на одной из незаконных игорных операций Риччи, и вместо того, чтобы отправить его на дно, как хотели Старейшины, Раф заставил меня вселить в него страх перед la famiglia, а затем отлучил его от города.

Последнее, что я знал, они не разговаривали, хотя его присутствие в Аплане доказывает обратное. Я не уверен, что именно Раф послал его сделать, не смог заставить его признаться в чем-либо.

Джонас скоро должен доставить его голову в почтовое отделение на северной части острова.

Сделав небольшой шаг ко мне, Елена протягивает руку, проводя ногтями по моей форменной рубашке.

Я не практиковался несколько месяцев, но это была единственная одежда в подвале, когда я приехал, и не хотел бежать наверх и рисковать, что Джонас нападет на Колени раньше, чем смогу я.

Просунув пальцы под подол, она придвигается ближе, оставляя между нами достаточно пространства, чтобы я мог почувствовать малейший шепот ее дыхания у основания моего горла.

— Я не уверен, что это хорошая идея, — говорю я, сглатывая, когда она поднимает подбородок, прикрывая свой милый взгляд густыми ресницами.

Я уже думаю обо всех способах, которыми я мог бы взять ее, заставить ее пожалеть о том, что она вообще встретила меня или сделала мне предложение.

Вещи, о которых поклялся себе, что даже не подумаю, пока она не будет здесь достаточно времени, чтобы я мог ее успокоить, и все же я здесь, поддаюсь истерии в ее глазах.

Она качает головой, темные волосы колышутся взад и вперед по ее стройным плечам.

— Я знаю, что это не так.

Не говоря больше ни слова, или даже не имея времени для другой сознательной мысли, она сжимает мою рубашку в кулаке и притягивает меня вплотную к себе. Приподнимаясь на цыпочки, она приникает своим ртом к моему, беря инициативу в свои руки, прежде чем я успеваю это остановить.

Мы целуемся всего второй раз, и все же мне почему-то кажется, что это наш миллионный и первый поцелуй одновременно.

Черт возьми, если она не такая порочная на вкус, как раньше, легкий привкус фруктовой закуски, сохраняющийся, как пленка соблазна. Он смешивается с ароматом ее гранатового шампуня, и внезапно мне не хочется есть больше ни одного фрукта, пока я жив.

Если Елена хотя бы наполовину так божественна, как плод в Эдемском саду, я абсолютно понимаю капитуляцию Евы.

Может быть, ей просто скучно, и, может быть, я пропускаю ценные шаги в своем плане, но, черт возьми, если я обдумываю что-то из этого, когда ее рот пожирает мой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рычание проносится между нашими губами, хотя не уверен, из чьей груди оно вырывается; мой член набухает, когда я обнимаю ее за талию, вписываясь в гибкие изгибы ее тела, и поворачиваюсь, толкая ее спиной к столу.

Ахнув, когда ее задница ударяется о деревянную поверхность, она скользит руками вверх по моей груди и обхватывает ими мою шею, используя пальцы, чтобы двигать моей головой так, как хочет.

Посасывая и покусывая, она создает бурю, скользя своим языком по моему, исследуя внутреннюю часть моего рта, как будто это неизведанный остров.

Одна из моих рук опускается на ее правую ягодицу, пальцы впиваются в мясистую плоть, в то время как другая тянется вверх, чтобы оттянуть кружевной вырез ее пижамы. Бледная округлая плоть ее груди высвобождается, обнажая один пыльно-розовый сосок, и я провожу по нему большим пальцем, наслаждаясь дрожью, которую вызывает мое прикосновение.

Выгибаясь навстречу мне, она стонет, гортанный звук заставляет наши губы вибрировать.

— Сделай это снова, — шепчет она мне в рот, проводя языком по внутренней стороне моей верхней губы.

Мой член дергается от ее страстного тона, такого далекого от робкой девственницы, которую я практически искалечил несколько недель назад. Я не знаю, что изменилось, может быть, она солгала о том, что не была ни с кем другим, но когда я сжимаю в кулаке волосы у основания ее шеи, заставляя ее наклониться и показать свои торчащие соски, то понимаю, что мне, черт, все равно.

В этот конкретный момент времени она могла бы сказать мне, что прошла через весь Бостон, и у меня все еще была бы потребность погрузиться в нее.

Чтобы заставить ее забыть, что до меня был кто-то еще.

Отстраняясь, я смотрю в ее широко раскрытые глаза, затуманенные похотью.

— Как только мы начнём…

Она царапает ногтями мою шею сзади, посылая разряд раскаленного добела электричества вниз по моему позвоночнику, прямо к яйцам.

— Как только мы начнём?

— Я не смогу остановиться.

— Кто тебя об этом просит?

Обхватывая губами ее сосок, я посасываю сморщенную вершинку, опуская свободную руку на верхнюю часть ее бедра. Я скольжу под краем ее шорт, ища свое клеймо на ее коже, постанывая в ту секунду, когда соприкасаюсь с меткой.

Всхлип срывается с уголков ее губ, когда я провожу по шраму, двигаясь дальше вверх по ее ноге. Оттягивая материал ее шорт в сторону, я прикасаюсь костяшками пальцев к ее мокрой плоти, ругаясь себе под нос, когда встречаю голую кожу.

— Я не надевала трусики с тех пор, как мы приехали сюда, — шипит она, прерывая стон, когда я обвожу ее клитор большим пальцем, нажимая, пока она не начинает двигаться.

— Нет? — спрашиваю я, приподнимаясь, чтобы снова завладеть ее ртом, беря на себя ответственность, когда ее мышцы становятся более податливыми. — Неужели моя распутная маленькая женушка каждый день проводит в надежде, что ее трахнут?

— Боже, да…

Резкий, настойчивый стук раздается во входную дверь, эхом разносясь по коридору, как раз в тот момент, когда я засовываю палец в ее теплую, восхитительно влажную киску. Ее руки падают с моей шеи, вцепляясь в мои бицепсы, тревога наполняет ее черты, даже когда ее внутренние стенки сжимаются вокруг меня.

Я замираю, слегка наклоняясь вперед, прислушиваясь к шагам моей экономки.

Тишина.

— Марселин? — окликаю я, поворачивая голову, чтобы посмотреть через плечо, как будто это может дать мне какое-то представление о ее местонахождении.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Эм, — пищит Елена, толкая меня в плечи. — Ты можешь не произносить имя другой женщины, пока твой палец внутри меня?

Я смотрю на нее сверху вниз, приподнимая бровь.

— Ревнуешь?

Ее глаза сужаются.

— Вовсе нет. О, Матео, это так чертовски приятно. Не надо…

Молниеносно вынимая указательный палец из ее киски, я оттягиваю ее голову назад и засовываю его ей в рот, прерывая ее.