Три судьбы - Олег Юрьевич Рой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентин успел вовремя. Толстоватую на ощупь банку красной икры швырнул в мусорку. Мать завопила, вытащила «драгоценность», ткнула консервным ножом… в потолок ударила струя чего-то странного. Может, когда-то это и была икра.
– Да как же это… – Мать опустилась на табуретку, чуть не со слезами глядя, как злополучная банка вновь летит в мусорное ведро. Туда же отправились еще две банки: ветчина, срок годности которой истек лет пять назад, и шпроты – чуть помоложе, но ну их к лешему от греха подальше. Палочку «сервелата» он понюхал, поморщился, однако выбрасывать не стал. Колбаса была, по крайней мере, достаточно свежей. Мяса в ней кот наплакал, но сойдет.
Выложил на стол две банки нормальных шпрот. Мать глядела распахнутыми глазами – словно забыла, как люди моргают.
Он усмехнулся, сдвинул ее кулинарные заготовки, расчистил на столе место и принялся потрошить сумку уже всерьез. Ветчина (не баночная, а настоящая, куском), балык, кусок соленой форели, сыр, шоколадные конфеты (хорошие и разные, россыпью в общем пакете), виноград, груши (слегка помявшиеся в сумке), несколько бутылок…
Ничего особенного, по сути дела. Но мать тихонько ахала – уже не горестно-безнадежно, а почти по-детски: Новый год, елка, Дед Мороз, а в мешке у него – сокровища!
– Да что же это, Валечка, откуда…
Его передернуло. Валечка! Придуманное когда-то «Леня» прижилось моментально. Леля пришла в восторг, заявив, что Леня – это как бы Леонид, а Леонид – сын льва. А Валентин – ну что Валентин? Леня – гораздо, гораздо лучше! Она всегда отзывалась на его настроения и восхищенно приветствовала любую идею, готовая участвовать, развивать, улучшать – и вновь восхищаться: какой же он умный и изобретательный! Отец только хмыкнул: если тебе так больше нравится, пожалуйста, Леня так Леня. Старый друг Дим новое имя тоже одобрил, прочим было все равно.
Мать же продолжала называть его Валечкой!
В какой-то момент ему даже захотелось просто перевернуть сумку над столом – и плевать, что там может что-то помяться, потечь или вовсе разбиться! Плевать!
Сдержался, конечно, все-таки не для нее, для отца старался. Выгрузил деликатесы аккуратно, бережно. Да и деликатесы были не сказать чтобы очень уж шикарные. Он брал только то, что мать с отцом «поняли» бы. Предусмотрел на всякий случай и курицу, решив, что лишней не будет. Ходить по рынку, перебрасываться с продавцами понимающими фразами оказалось приятно, и он едва не накупил лишнего. Даже к бараньей ноге присматривался, но все же остановился, поняв, что это будет уже чересчур. В целом вышло не шикарно, зато все свежее, отличного качества.
«Никакой экзотики», – твердил он себе, но против ананаса не устоял. Это – давным-давно – была его детская мечта: в центре стола – ананас. Он даже с первой у Якута «получки» купил себе ананас – не понравилось. И целоваться с Лелей потом было больно. Но ананас же не виноват, что у Валентина (и у Лели!) такие нежные губы! Поэтому ананас, поколебавшись, он сейчас все-таки купил. Маленький.
Завершавшие «продуктовый набор» бутылки тоже выбрал поскромнее: венгерское шампанское, пара бутылок коньяка – попроще, главное, чтоб не паленый оказался. Много не покупал, помня, что гости тоже с собой принесут – это и раньше было заведено, а уж по нынешним временам просто обязательно.
– А вы знаете, что верхушку ананаса надо потом в горшок посадить, и новый ананас вырастет? Так что, Лидия Робертовна, в следующем году у вас опять на столе будет ананас.
Мать принимала похвалы, делано смущаясь, однако явно млела от удовольствия. На сына же поглядывала не только благодарно, но и «со значением». Один из вечных друзей привел на застолье дочку, которую посадили, разумеется, рядом с Валентином. Он, собственно, не возражал. Девица была прехорошенькая. Ничуть не хуже красоток, прилагавшихся к каждой «баньке». И пахло от нее приятно. Если бы не Леля, он, может, и занялся бы этим… экземпляром. Но глупо, отправляясь в роскошный ресторан, зависнуть у палатки с хот-догами. Тем более, если то, что вчера сказала Леля, правда… Он пока даже думать про это боялся – вдруг сглазит? Нет-нет, я сижу, праздную отцов день рождения, а дальше поживем – увидим.
– Валечка, вам с Танечкой тут, наверное, скучно? Покажи ей свою комнату. – Мать улыбнулась почти заговорщицки.
Он едва не поперхнулся, хотя в этот момент ничего не жевал. Свою комнату – с ума сойти! Круто, че! Могла еще сказать: музыку послушайте. Как будто им по тринадцать лет, ей-богу. Тогда – да, «своя комната» производила впечатление. Да и то не на всех, потому что комнатой это только называлось. Впрочем, ему нравилось, что у него есть личное пространство. Пусть даже это всего лишь каморка, переделанная из кладовки. Довольно просторной – по масштабам кладовок. Аж два десять на метр шестьдесят! Знакомый столяр за не слишком большие деньги установил там кровать-чердак, под которой поместился рабочий стол и пара стульев. Плюс узенькие книжные стеллажи по бокам. Если задвинуть стулья под стол, на свободном месте два человека даже могли бы поместиться – стоя навытяжку. Ну или обнявшись. Обниматься с этой, как ее, Танечкой, Валентину совершенно не хотелось.
Она тоже чувствовала себя не слишком уверенно. Едва вышли в коридор – позади кухня, справа двери в «залу», где проходило чествование именинника, и родительскую спальню, в конце кладовка, – девушка тут же предупредила, довольно строго:
– Только не зови меня Танечкой! Ненавижу!
– И как же? Яной?
– Как ты догадался?
Ее удивление Валентину неожиданно польстило. Хотя тоже мне, бином Ньютона! Можно подумать, от Татьяны миллион вариантов. Могла быть еще Тата, но Яна – эффектнее. Он на девяносто процентов был уверен, что девушка называет себя Яна. Угадал. Даже скучно.
Объяснять он не стал, только плечом пожал:
– Ну а меня можешь Леней называть.
– Почему Леней? – Она нахмурилась, однако быстро сообразила. – Ах да… действительно. Круто.
Про «кладовку» Яна тоже сказала «круто», но входить не торопилась, осмотрела с порога. Да и входить-то было особенно некуда.
– Может, погуляем? – вздохнул он.
– А что?! – У нее загорелись глаза. – Ты потом скажешь, что у меня голова заболела и я домой уехала!
– Ты торопишься, что
