Окончательный диагноз - Ирина Градова

– Ты просил поторопиться, – сказал он Шилову, – и я отложил все дела.

– Я это ценю, можешь мне поверить, – кивнул Олег. – Так каков вердикт?

– Как я тебя и предупреждал, – покачал головой патологоанатом. – С большой вероятностью могу утверждать, что причиной смерти стала ТЭЛА – тромбоэмболия легочной артерии. Но вы же знаете, что при тромбоэмболии точный диагноз удается установить только примерно в тридцати процентах случаев…

– Ты провел полное вскрытие? – уточнил Олег.

Патологоанатом кивнул.

– Как ты и просил. Мне пришлось удалить протез. Кстати, встал он отлично – Караев, как всегда, на высоте. Жаль, что пациентка не выжила, а то бегала бы, как антилопа по африканским степям!

– Ты все записал?

– Обижаешь! Все вот здесь, – и Багдасарян постучал ладонью по тонкой папке, которую все это время прижимал к груди. – Беда в том, что ТЭЛА протекает бессимптомно. В реанимации, конечно, не могли не заметить ухудшающееся состояние пациентки, но ты сказал, что ее перевели в послеоперационную палату…

– Точно, – кивнул Шилов, нахмурив брови. – Там, как назло, лежали всего две пациентки – девица, которую пушкой не разбудишь, и практически глухая старуха. Так что никто не поднял тревогу до утра, а дежурные медсестра и врач, зная, что у них в отделении больная, выдворенная из реанимации, не только не попытались вмешаться в ситуацию, но даже ни разу не заглянули в палату к Васильевой, чтобы проверить, все ли у нее в порядке!

– Да, тяжело вам, – вздохнул патологоанатом. – Человеческий фактор, понимаешь… Вот у меня ничего подобного произойти не может: навредить моим пациентам я уже, слава богу, не в состоянии!

Олег едва заметно кивнул, но все еще продолжал пристально смотреть на Багдасаряна.

– Ты что-то недоговариваешь, Армен, – сказал он, наконец. – Я прав?

Патологоанатом замялся.

– Понимаешь, – сказал он, – не знаю, имеет ли это отношение к… В общем, я просто терпеть не могу, когда мне мешают работать…

– Главный тебя беспокоит? – спросил Шилов.

– А, ну главный – это само собой, – усмехнулся Багдасарян. – Он вчера раз пять звонил, все пытался выяснить что-нибудь о результатах. Странный вы народ – с одной стороны, требуете тщательного вскрытия, а с другой – ожидаете, что оно будет проведено в считаные секунды!

– Ну, извини, – пожал плечами Олег. – У нас, видишь ли, порой счет и в самом деле идет на секунды, ведь наших пациентов еще можно спасти! В большинстве случаев, по крайней мере, – добавил он тихо.

– Вот именно – в большинстве, – ухватился за последнюю фразу Багдасарян. – А теперь, раз уж упустили пациента и он стал моим, так, пардон, дайте человеку нормально делать свое дело, коли вы недоглядели! А то приходят, понимаешь, над душой стоят…

– Кто? – спросил Шилов, напрягаясь. – Кто стоит у тебя над душой?

Патологоанатом посмотрел на него, словно раздумывая, стоит ли отвечать. Потом многозначительно глянул в мою сторону. Очевидно, в моем присутствии он был не готов говорить, но Олег сказал:

– При ней ты можешь сказать все, что хочешь сообщить мне.

– Ладно, – вздохнул Багдасарян. – Караев приходил.

– К тебе?

– Ага.

– И что ему надо?

– То же, что и вам с главным, – причину смерти пациентки Васильевой.

– Ну, это нормально, – заметил Олег. – Все-таки он был ее лечащим врачом. Совершенно естественно, что интересуется!

– Да, но вопросы, которые он задавал, показались мне несколько странными.

– В самом деле? – наморщил лоб Шилов. – Что за вопросы?

– Ну, разумеется, сначала я ничего такого не почувствовал, – ответил Багдасарян. – Караев спрашивал, могла ли смерть Васильевой явиться следствием самой операции или все-таки недостаточности послеоперационного ухода.

– Вполне законный вопрос, – сказал Олег. – Меня самого он интересует больше всего.

– Да, но потом он стал спрашивать, собираюсь ли я удалять поставленный им протез, – продолжал патологоанатом. – Караев сказал, что в этом вряд ли есть необходимость, ведь Васильева в любом случае умерла не от того, что ей поставили протез. Он имел в виду, что, скажем, если бы даже ее организм не принял данный сплав, то отторжение все равно началось бы далеко не сразу, поэтому стоит ли раскурочивать покойницу? Он так и сказал – «раскурочивать», представляете? Может, добавил Караев, лучше выдать родственникам тело в как можно лучшем состоянии? Я заметил, что родственникам наверняка больше понравится, если я выдам им точный диагноз, ставший причиной смерти Васильевой.

– То есть, – медленно произнес Олег, потирая подбородок, – у тебя создалось впечатление, что Караев не хотел изъятия протеза?

Багдасарян кивнул.

– Честно говоря, я подумал, не напортачил ли он с его установкой? Вряд ли его действия могли привести к гибели, но, возможно, ему не хотелось, чтобы кто-то увидел его огрехи?

– Но вы же сказали, что все в порядке? – осмелилась подать голос я.

– Верно. Во всяком случае, я ничего такого не заметил. Возможно, мне вообще не стоит этого говорить…

Патологоанатом прервался, и я поняла, что дело опять в моем присутствии.

– Говори, – потребовал Шилов. – Это была и ее больная.

– Ладно, – вздохнул Багдасарян. – Он мне деньги пытался всучить.

– Кто? Караев?

– Ну да!

– Чтобы ты не вытаскивал протез?

– Да нет, не за это. За то, чтобы я сперва сообщил ему обо все, что узнаю, а уж потом тебе и главному.

Шилов посмотрел на меня.

– Это вполне в духе Роберта, – сказала я. – Он любит обо всем узнавать первым.

Олега, похоже, этот довод не убедил.

– Деньги просто так не предлагают, – пробормотал он. – Караев ведь не в курсе, что мы с тобой вместе учились, да, Армен?

Тот покачал головой.

– Откуда ему знать? Думаю, если б знал, то не стал бы ко мне с этим обращаться!

– Но ты уверен, что дело не в протезе? – снова спросил Олег.

– Если и в протезе, то никакая экспертиза этого не установит – тем более посмертно! Скажем так: я точно могу утверждать, что пациентка умерла не из-за неудачной операции по замене сустава. То есть вскрытие не выявило ничего такого, за что может отвечать оперирующий хирург.

Я вздрогнула при этих словах и помолилась о том, чтобы ни патологоанатом, ни Олег ничего не заметили.

– Так все же, – подытожил Шилов, – какова причина смерти?

– Нарастающая правожелудочковая недостаточность вследствие тромбоэмболии легочной артерии.

– Пациентка никогда не жаловалась на сердце, – заметил Шилов.

– Да, не жаловалась, – усмехнулся патологоанатом. – Они не жалуются, не жалуются, а потом – бац! – и загибаются, скажем, от инфаркта. Где работала ваша больная?

– Художником по костюмам в театре, – ответила я, прежде чем озадаченный этим вопросом Олег успел что-то сказать.

– Да, не самая нервная профессия, – покачал головой Багдасарян.

– А как насчет того, что Васильеву выпихнули из реанимации до положенного срока? – поинтересовался Олег.

– Возможно, это тоже могло повлиять на ситуацию. Эндопротезирование, конечно, не коронарное шунтирование, но и не вырезание гланд! Операция сама по себе тяжелая, так что… Конечно, если бы пациентку оставили в реанимации под круглосуточным наблюдением и на приборах, врачи, разумеется, заметили бы ухудшение состояния, и Васильеву, возможно, удалось бы вытащить. Хотя, с другой стороны, если это действительно была массивная тромбоэмболия легких, то сохранить жизнь позволила бы только экстренная тромбоэктомия, а эту операцию, извините, проводят только в специализированных центрах, так что вашу Васильеву вряд ли довезли бы живой!

Разговор с патологоанатомом не только не улучшил моего настроения, на что я, собственно, рассчитывала, а лишь ухудшил его. По всему выходило, что Васильева умерла от ТЭЛА. Обычно это не происходит так быстро – сразу после операции! Тем не менее мое отделение несло косвенную ответственность за ее смерть: не выстави Розу Васильеву из реанимации дежурный врач, она, возможно, была бы сейчас жива. Но больше всего меня расстраивало не это, а то, чем могла быть вызвана тромбоэмболия легких. Неужели все дело в том злосчастном анализе и отсутствии профилактических мер, которыми пренебрег Роберт? Правда, Багдасарян сделал упор на то, что оперирующий хирург вряд ли несет ответственность за гибель пациентки, но ведь он, черт возьми, не знает того, что знаю я! И Шилов, между прочим, тоже. Следует ли мне рассказать о том, что я обнаружила, или это будет считаться предательством? Да кого я обманываю? Разумеется, это предательство, и Роберт так решит, скажет, что я перестала с ним спать и тут же заложила следующему любовнику!

– И что ты думаешь?

Вопрос Олега вернул меня к действительности.

– Похоже, все ясно, – уклончиво ответила я.

– Вот и мне так кажется, – кивнул он. – В общем-то, это неплохо – по крайней мере, родственники Васильевой перестанут нас доставать.