Пешки (СИ) - Татьяна Чернявская

— Ты хоть намёк на неё сейчас заметила?

— Нет, но если расширить точку горизонта за счёт увеличения базовой точки взгляда, обзор может расшириться на полтора порядка при учёте обострённого зрения…

От звука расчётных формул, травницу заметно перекосило: базовая физика никогда не была её любимым предметом, что и сказалось в последующем на скудном наборе применяемых Эл заклинаний.

— Короче! — взмолилась девушка. — Как ты свою базовую точку отращивать собралась?

В ответ Яританна лишь коварно улыбнулась, чуть сверкнув в полумраке почерневшими на ночь глазами и угрожающе начала заправлять подол. Почувствовав что‑то неладное, травница было дёрнулась в сторону, но тут же оказалась придавлена не таким уж и маленьким весом подруги.

Мир для Чаронит покачнулся, описал дугу и неуверенно выровнялся, не став, правду, заметно шире, потому, как отцепить руки от ушей компаньонки и хотя бы упереться коленками о плечи травницы духу Танке упорно не хватало. В теории духовник должна была влезть с ногами на спину коллеге, распрямиться и зафиксировать огонь башни на линии горизонта. На практике, же бледная от собственной наглости девушка пережимала Алеандр шею коленками и цеплялась пальцами в волосы. Нет, духовник, конечно, совладала с собой и даже, распрямив спину, решительно приставила одну ладонь к глазам. Непонятно зачем, но очень эффектно.

— Ты вот скажи, — Эл пыхтела, как накачанный дурманом ёжик, едва держась на ногах и заметно шатаясь в непривычной роли, — как ты собираешься эту самую башню узнать? У неё что, огонь какой‑то невероятно особенный, или его по бинарной системе Ланга транслируют специально для чародеев?

Приноровившись к движению своего новоприобретённого транспортного средства, Чаронит произвела усилия над собой и преобразовала зрение. Как бы девушка ни тряслась над не самым роскошным запасом первичной силы, сияя во тьме зелёными лучами глаз, она чувствовала себя значительно комфортнее и, в любом случае, заметнее. То, что заметивших это её специфичное (у нормальных чародеев лучи были бледно голубыми, почти белыми) освещение, ни в чём не повинных граждан брал старый добрый «дедушка Кондратий» её нисколько не смущало.

— Не городи ерунды! — отмахнулась значительно приободрившаяся духовник. — Ты бы не заметила в темноте большущего костра на высоченном шпиле?

Травница ничего не ответила, поскольку начала густо краснеть от напряжения и грозила вот — вот позорно пасть в борьбе с обстоятельствами.

— Не пыхти! Лучше поворочайся, расширь диапазон! — нравоучительно щёлкнула спутницу по лбу Танка и тут же завопила — Во — о-от!!!

— Где? — рванулась в бок обнадёженная Эл и, не удержавшись на ногах, рухнула на пятую точку.

Её непосильная ноша не успела сгруппироваться и во весь рост распласталась по полужидкой поверхности гиблого места. Факт феерического приземления Яританны Алеандр нисколько не смутил, девушка, подпрыгивая от нетерпения, кружила возле лежащей подруги:

— Ну? Что? Куда идти? Как далеко? К утру выберемся? Нам ещё сумки найти нужно! Я без своих трав никуда, там у меня ещё один порошок настаивается, нужно будет доварить по прибытию. Надеюсь, не спёр никто, если не доварят, то он на огне и взорваться может, жаль будет, столько извести на него перевела…. Где этот треклятый огонь?

Немного оглушённая падением и ослеплённая моментально отключившимся ночным зрением, духовник лежала неподвижно, что в условиях окружающей антисанитарии было, по меньшей мере, подозрительно. Изящная ручка Яританны с отставленным в направлении огня пальчиком, так и осталась указывать в подступающую темноту. В светлой головке девушки проходил непростой, ввиду упомянутого выше топографического кретинизма, процесс переваривания информации. Не дождавшись внятных разъяснений от Тан, Алеандр сама взобралась на колоду и, не сдержавшись, выругалась. Увеличивать поле обзора не было необходимости: огонь прекрасно просматривался, как слева, так и справа…. Пожалуй, справа он был даже немного ярче, насыщеннее, так сказать.

Девушка, не прекращая материться, но уже молча, осела на колоду и закрыла лицо руками. По долгу призвания она хаживала и в более гиблых местах, и в полночь сидела на кладбищах, и ныряла за костями утопленников, но вот ночевать непосредственно на рабочем месте без каких‑либо средств к тому несчастной не приходилось. Без пледов, дополнительной одежды и артефактов от нечисти ни один здравомыслящий путешественник не станет спать в малознакомых и откровенно нехоженых местах. Да что уж там лицемерить, сумасшедшие тоже бы здесь спать не стали…

— Что теперь делать? — отчаянно прошептала в пустоту травница, представляя свой маленький холодный трупик под колодой.

Танка тяжело поднялась на ноги, одёрнула подол платья, выжала куцый хвостик и сжала кулаки:

— Идти!

Глаза духовника светились решимостью, но поскольку заклятье ночного зрения уже не работало, Алеандр не могла этого заметить.

— Куда? — отчаянно вскрикнула Эл, разводя руками в направлении двух премерзких огоньков, что никак не хотели идентифицироваться.

— Прямо, — глубоко и немного обречённо выдохнула Яританна, прекрасно ощущая своей раздраконенной интуицией, что ничего действительно хорошего от этого не будет.

Он возвышался посреди своего окаменевшего ложа, подобно мифической Оси Мира, могучий пронзительно прямой, непоколебимый. Некогда гладкие, отполированные грубыми рукавицами бока ныне облепляли известковые наносы да окаменелости мёртвых лишайников. Острое навершье семилучевой звезды, пробитое шальными ветрами по режущему краю уже лишилось своего серебряного изголовья и больше походило на тень уродливого жука — могильщика. На месте этой сплошной могилы он был куда уместнее символа древних богов, давно отвернувшихся от своих воспитанников и позабывших благодатную землю золотых птиц. Возможно, он и был последним идолом древнейшим силам, так непредусмотрительно сменённым всеобщим Триликим. Мёртвый идол, мёртвых божеств, на мёртвой земле…

Во мраке ночи древний флагшток был даже больше, чем идолом — первородным божеством собирал он на своих окаменевших тенях последние крохи трепетной и хрупкой души этого гиблого места. Трухлец. Такое название в народе закрепилось за кучкой грязи на лице озёрного края. Небольшой пятачок древнего болота, что отчаянно цепляется за место под натиском разрастающейся человеческой алчности. Всего‑то с десяток гектаров жидкой, безлесной земли. Всего маленький клочок на карте. Но было в нём что‑то ужасное, настолько древнее и пугающее, заставляющее сердце болезненно сжиматься, а дыхание застревать в лёгких. Трухлец умел наводить ужас и, наверное, отчаянно любил это делать, если бы в нём сохранилась хоть капля первозданной души, кроме мёртвого флагштока — его центра, опоры и запора. Возможно, именно отсутствие души земли, такой привычной и незаметной в других местах, делало сердце древнего болота заклятым и, наверное, проклятым. И лишь хрупкий в своей монолитности столп погибших родов удерживал, грани ползущей проказы на теле земли. И в этом он был удивительно прекрасен и величественен.