Измена. Чужая истинная (СИ) - Солт Елена

По коже против воли бегут мурашки, дыхание учащается. С каждой секундой мне всё сложнее оставаться недвижимой каменной статуей.

Разуму всё труднее удерживать контроль. Тело будто живёт своей жизнью. Вершинки груди напрягаются под тонким белым кружевом, внизу живота чувствительно тяжелеет и тянет. Кончиками пальцев впиваюсь в гладкий сатин покрывала и судорожно его сжимаю, нещадно комкая.

Проклятье! Я не должна этого чувствовать! Не должна! Но прикосновения дракона и его поцелуи будят внутри нечто тёмное. Я давно не испытывала ничего подобного. Очень и очень давно никто не касался меня – так! Умело, будто зная наверняка мои тайные чувствительные точки.

Это какая-то пытка, изощрённая коварная игра, из которой победительницей мне не выйти. Мы ходим по острию лезвия, по тонкому льду, балансируем на грани. И по какой-то, лишь ему ведомой причине, Сардар не спешит перейти эту грань.

Оглаживает основание моей груди, но самого полушария не касается.

Ласкает губы, но не углубляет поцелуй. Выписывает подушечками пальцев невероятные узоры на внутренней поверхности моих бёдер, но не касается самой чувствительной точки.

Откидываю голову назад и закусываю нижнюю губу, когда дракон прокладывает дорожку из поцелуев от уголка моего рта к мочке уха, затем вниз. Его щетина царапает нежную кожу шеи, больно и сладко одновременно, вопреки разуму и контролю меня накрывает, и из груди против воли рвётся тихий стон.

Бездна! Это какое-то безумие, но, кажется, я уже близка к тому, чтобы…

Размыкаю губы, на которых повисает безмолвное «Сардар, пожалуйста!», пронёсшееся в разгорячённом мозгу, но так и не высказанное вслух.

Поцелуи заканчиваются так же внезапно, как начались. Дракон упирается руками в постель по обе стороны от моих бёдер и прислоняется прохладным лбом к моему разгорячённому.

Я не заметила, в какой момент погас светильник, мы в уютной ночной полутьме. Единственный источник света – серебристый лунный свет, льющийся на пол из панорамного окна.

Я не вижу глаз дракона и не могу разглядеть выражение его лица. Аромат свежего вереска щекочет ноздри, обволакивает плотным коконом, мешает думать, ломает волю. Сквозь уплывающее сознание вдруг понимаю, что даже такая тесная близость Сардара уже не кажется чужеродной и вопиющей.

Чувства обострены до предела. Я слышу стук чужого сердца. Подушечки пальцев зудят от внезапного неконтролируемого желания коснуться ими мужской груди, тяжело вздымающейся в вырезе белой рубашки.

Я помню, какая она горячая и твёрдая, помню, как перекатываются ЕГО стальные мышцы. Помню, и хочу… вспомнить получше… кажется…

– Лана, – ведёт носом вдоль моей щеки, слегка царапая небритостью. – Идём в постель.

И, прежде чем я успеваю что-то ответить, Сардар отталкивается руками от кровати и резко встаёт. Сглатываю и смотрю на его руку, повисшую в воздухе в приглашающем жесте.

Не стоит обманываться: это не предложение и не просьба. Приказ.

Я не наивная дурочка, правила игры приняла, и заранее знала, чем закончится этот день. Делаю глубокий вдох и касаюсь центра мужской ладони кончиками пальцев. Дракон мягко сжимает мою руку и тянет меня вверх, вынуждая подняться.

Послушно иду за ним следом, обходя кровать, позволяю вести себя к подушкам и призывно отогнутому краешку одеяла. Дракон наклоняется и одним резким движением отбрасывает одеяло в сторону.

– Ложись, Лана, – раздаётся равнодушный сухой приказ деловым тоном.

Весь флёр романтики и нежности мигом развеян, будто его и не было, будто я всё это придумала. Смотрю на расправленную постель и чувствую, как внутри с новой силой поднимается страх перед неизвестным, чужим и оттого пугающим.

10. Нужна любая

Сардар.

Убеждаюсь, что «жена» забралась на высокую кровать. Ну и видок у «счастливой» новобрачной. Будто сегодня не свадьба, а похороны.

Неожиданно это злит и сметает напрочь все те крохи сочувствия и нежности, которые теплились где-то очень глубоко по отношению к Лане Мэрвир, доброй, смелой и преданно любящей девочке из далёкого прошлого. Лживой насквозь. Как потом выяснилось. И всё равно… Память настойчиво возвращала хорошие моменты, которых было немало. С той, другой.

К которой Алана Тайтон не имела никакого отношения – слишком много воды утекло с тех пор. Алана Тайтон – всего лишь трофей, средство достижения цели, выход на новый уровень. Вчера ты плюёшь на чувства других. Сегодня другие плевать хотели на твои «хотелки». Никакой жалости. Не заслужила.

Медленно обхожу кровать с другой стороны. По привычке бросаю быстрый взгляд в окно, убеждаюсь, что тёмно-серое ночное небо чистое, а защитные артефакты мигают красным – активированы. Это не повод расслабляться, но, возможно, получится отключиться хотя бы на пару часов. Невиданная роскошь.

«Жена» устраивается на подушках в изголовье кровати, подтягивает белое одеяло к самому подбородку. В ночной полутьме её голубые глаза кажутся серебристыми. Они блестят покорностью и страхом. Усмехаюсь уголком рта.

Останавливаюсь с другой стороны кровати и медленно развязываю шнуровку брюк, хмуро её рассматривая, жадно впитывая в себя её эмоции, которыми щедро наполняется комната.

Я привык видеть в женщинах предвкушение, обожание, страсть. Привык к влажным затуманенным взглядам, мускусным запахам похоти и к влаге под пальцами от одного только моего взгляда.

А что сейчас?

Страх. Ужас. Покорность, чтобы избежать худшего.

Я никогда не видел их в женщинах, и поначалу даже теряюсь, прислушиваясь к новым ощущениям.

С удивлением понимаю, что мне всё равно вкусно. Любые ЕЁ эмоции, обращённые на меня – вкусно. Я будто оголодавший рузг, обезумевшая тварь из Бездны, дорвавшаяся до живого.

После длительного «ничего» готов жрать всё, что даёт.

Знала бы ты, глупая, чего мне стоит сейчас сдерживаться, чтобы не наброситься на тебя. А ведь, судя по тому, что я вижу в перепуганных до смерти глазищах, именно этого ты от меня и ждёшь. Не сомневаешься, даже мысли не допускаешь, что всё может быть не так, как кажется.

Заранее всё решила и раздала роли. Себе – невинной жертвы с полированным нимбом, мне – тупого кровожадного зверя.

Да только хрена с два всё так просто!

Оставляю в покое завязки на штанах, рубашку тоже. Откидываю в сторону край одеяла и забираюсь в постель, как есть, в одежде.

Лана замирает. Кажется, я даже слышу, как усиленно вертятся шестерёнки в её затопленном страхом мозгу. Не понимает, что происходит. Не знает, чего ждать.

Удобно устраиваюсь на спине, подбиваю высокую подушку под затылком. Правую руку забрасываю за голову, левую протягиваю в сторону. Просовываю её под шеей Ланы и тяну на себя:

– Иди ко мне! – приказываю ночи, и голос звучит непривычно и хрипло, будто от волнения, хотя с чего бы мне волноваться?

Лана привстаёт на локтях и поворачивается ко мне. В свете луны её волосы озарены каким-то неестественным светом. Лица не разобрать, но я легко могу представить себе, как она хмурится, не понимая, чего от неё хотят.

– Сюда! – отбрасываю одеяло с её стороны и хлопаю по простыне рядом с собой. – Ближе!

Тяжело сглатывает, ждёт несколько мучительно долгих секунд, после чего осторожно перебирается. Да что ж так нерешительно, твою мать?

Приподнимаюсь на локтях, сграбастываю её и притягиваю к себе на грудь. Лана тихо ойкает, но сразу замолкает.

Зверь внутри утробно рычит. Беспокоится. Чувствует самочку. Он помнит её, узнал. Не понимает, почему мы медлим. Считаю дыхания, чтобы успокоиться и снова владеть собой.

Не верится, что это не сон, что всё наяву.

Послушно лежит у меня на плече.

Со мной. МОЯ!

Поднимаю руку и касаюсь волос Ланы. Жидкий шёлк, который хочется гладить и гладить. Нежно пропускаю прядки волос сквозь пальцы. А в мыслях в это время властно наматываю на кулак – так сподручнее управлять чужой головой. Знала бы ты, принцесса, какие у меня планы на твой рот… Грандиозные.