Строптивица и нахал - Кристина Майер

Что за жизнь меня ждет с Тимуром, не знаю. И как бы он ни пытался нагнать на меня страху, подсознательно я его не боялась. Он вызывал у меня разные эмоции, но страха среди них не было. А, может, я за эти пять лет так смирилась с судьбой, уготованной мне отцом, что перестала адекватно на это все реагировать?

– Не переоденусь, – заявила спокойно.

Нотка хамства проскользнула, но, я надеюсь, отец этого не заметил. Так разговаривать с папой я себе ранее не позволяла. Разозлился. Ну и пусть! Не уступлю! Он не заставит меня пойти и переодеться!

Соня пыталась слиться с декором, вжавшись в перила, старалась не шевелиться.

– Переоденешься! – прокричал отец. – Бегом! – властно отдал приказ.

– Это мои похороны. – от этих слов он вздрогнул. – Я хороню свою свободу, передаю жизнь в руки деспота. Не знаю, правда, за какие грехи? – всю горечь пыталась вложить в слова. – Я была подростком, несмышлёной девочкой, а ты?.. За один проступок сослал меня в Англию! Я должна стать женой человека, который меня не любит! Ты – очень заботливый папочка. Желаешь мне счастья? – иронию в голосе и не пыталась скрыть.

Уже не надеялась его разжалобить и изменить решение.

– Цвет наряда соответствует моему настроению. И, если тебе не нравится мое платье и отсутствие счастливой улыбки на лице – отменяй свадьбу! Переодеваться я не стану! – набралась смелости возразить, выплеснуть горечь, что прятала в одном из тайников своей души. – Я бы ни за что не вышла за него замуж! Но мне даже предположить страшно, как ты можешь испортить жизнь мне и Тимуру. Так что наряд соответствует случаю.

Отец был зол, шокирован. Я посмела перечить! Он никогда не поднимал на меня руку, а сейчас вижу, что хочет это сделать. Не будь за моей спиной Сони, неизвестно, чем бы все закончилось. До сегодняшнего дня он своим авторитетом умел подавлять без рукоприкладства.

А так иногда хотелось вернуть время назад, вновь стать его маленькой принцессой! Ощутить его любовь и нежность… Я не могу сказать, что я ему безразлична, нет. На протяжении последних лет чувствовала его беспокойство, заботу. Пусть он и пытался скрыть это за маской жесткого авторитетного родителя. Не ленился же каждые две недели прилетать в Англию и хоть несколько часов проводить со мной, хотя не каждая встреча и заканчивалась добрым прощанием. Но это все не то. Мне хотелось как раньше: чтобы он гладил меня по голове, хвалил даже за маленькие удачи, чаще улыбался и шутил. Невозможно вернуться на десять лет назад. Но тогда все было именно так. А ночью, когда он укладывал меня спать, рассказывал придуманные им сказки, целовал щечки, если претворялась, что сплю, щекотал пятки.

Понятия отца о доброте, чести, справедливости многим было не понять. Он выстроил вокруг себя мир, наделил его определенными правилами и обычаями. И все, кто смели с ним не согласиться – а таких было немало – жестоко порицались.

У него и друзей-то настоящих нет, ну, кроме моего крестного. Но тот и сам личность авторитетная. И отца знает с детства, поэтому ему можно говорить все, что он думает, а не лебезить, как делают это те, кто хочет попасть в окружение отца.

Крестный, кстати, отказался сегодня посещать фарс, именуемый свадьбой. Позвонил мне час назад и сказал:

– Милана, ты же знаешь: я тебя люблю как родную дочь. И вот, когда ты выйдешь замуж, как положено – по любви – я буду рядом. А сегодня… моя девочка, прости старика, но я не приду.

Положив трубку, я разревелась. Вуаль хорошо скрывает покрасневшие и припухшие глаза.

– Хорошо, – раздраженно произнес отец, – Хочешь нас опозорить? Чтобы завтра во всех сетях и газетах пестрел твой траурный наряд? Вперед! Садись в машину! – развернулся и быстро зашагал к автомобилю.

Водитель и охрана отца, увидев меня, остолбенели. Соня, прячась за моей спиной, старалась идти на носочках, чуть не наступая мне на пятки. Наверное, надеется, что гнев отца на нее не падет, если она станет почти незаметной. Еще бы пакетом, что держала в руках, перестала шуршать!

– В машину! – вновь приказал папенька.

Застывшие работники отмерли и кинулись выполнять приказ.

Его чувства легко понять: я же посмела опозорить отца при всех. Чьи головы сегодня полетят? Я не чувствую неудобства. Такое повышенное внимание должно бы меня раздражать, но греет мысль, что Тимур в восторг не придет, увидев невесту.

Улыбнувшись водителю, получила в ответ легкую улыбку и кивок.

В машине Соня старалась лишний раз не шевелиться, вцепилась в пакет, словно в спасательный круг. От отца такие волны гнева исходили, что все ежились.

Когда подъехали к зданию загса, я чуть ли не первой выпрыгнула из машины. Ребята уже смирились с моим нарядом, поэтому откровенно не пялились. А, может, просто старались не злить еще больше босса. Я попыталась взять у Сони пакет, но она так в него вцепилась, что пришлось не просто тянуть, а прилагать усилия. Отдавать она его и вовсе, по-моему, не собиралась.

– Нет, – прошептала она. Мотая при этом головой, надеялась, что я отступлю. Ни за что!

Отвлеклась от перетягивания пакета в тот момент, когда заметила спускающегося к нам Тимура. Неспешно двигаясь, словно сытый хищник, он сканировал нас взглядом. Я замерла, пульс учащенно застучал, дыхание перехватило. Я ждала его реакции. Страшно… Жених прошелся по мне спокойным взглядом, задержавшись на вуали, груди и ногах, не показав эмоций, неспешно продолжил путь. А я-то надеялась!

Рядом с ним шел молодой, лысый верзила. Один из его друзей? Больше никого вокруг не было, значит, это и есть свидетель. Зная Тимура, уверена: кого попало он бы не позвал. Можно уверенно сказать, что парень надежный, «пиарить» нашу свадьбу не станет. Люди отступали на пару шагов, пропуская этих харизматичных красавцев, наводящих страх одним своим видом.

Лысый, как ни странно, тоже не выказал эмоций, словно каждый день видит невест в черном. Спросил негромко что-то у Тимура, услышав