Хозяин бабочек - Тата Олейник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Какое-то время я размышлял, а не развернуться ли мне и не уйти куда глаза глядят, пока Сакаяма дрыхнет на солнышке, но потом решил не искушать судьбу. Тем более я понятия не имел, как избавляться от наведенной личины, а оставаться с нею на всю жизнь не хотелось совершенно.
Потом опять была бешеная гонка по степи, так что солнце еле поспевало за нами, но оно, конечно, все-таки нас в конце концов обогнало и даже уверенно подбиралось к горизонту, когда лошади исчезли. Вот я только что несся верхом, а в следующую секунду я падаю на дорогу, вывихивая обе расставленные ноги одновременно, и, судя по нецензурным выкрикам Сакаямы, ему досталось не меньше.
— А…где… лошади?.. — задыхаясь от боли, выдавил я.
— Вернулись к своим хозяевам, — Сакаяма, морщась, поднимался с карачек. — истратили силы и ушли в свитки. А если, ты их хотел, к примеру, совсем покрасть, то для того им нужно хвосты и гривы было переплести, серебряные гвозди в копыта набить, конской травкой опоить и лошадиное слово сказать. Ты знаешь то слово? Нет? Вот и не болтай глупостей!
Я вообще ничего не болтал, так как едва сдерживал слезы, пытаясь встать. Травма «вывих тазобедренных суставов», продолжительность шесть часов. Зашибись.
— Пошли давай! — махнул граблями Сакаяма.
— Куда пошли⁈ Вы издеваетесь? Я и шагу сделать не могу!
— А ты не «моги», а просто шагай! Я даже отвечать наглой свинье не стал. Сакаяма попытался подбодрить меня с помощью граблей, но, убедившись, что в данном случае бессильны и они, чертыхнулся, ухватил меня за воротник и потащил вслед за собой, причем весьма лихо и быстро, вот только воротник вскоре оторвался, тогда он цапнул меня за ногу и, невзирая на мои вопли, продолжил наше замечательное путешествие. Бумкая головой о кочки и откашливаясь от поднятой пыли, я даже протестовать толком не мог.
Не знаю, какими травмами бы я еще обзавелся, продлись это дольше, но уже через четверть часа Сакаяма остановился и удовлетворенно хмыкнул.
— Вот они где, я так и думал.
— Кто они? — спросил я, очищая рукавом лицо от грязи.
— Летающие Шатры. Главная стоянка Учгура. У этих осломордых черепашьих яиц нет городов, только стоянки, которые они туда-сюда таскают. Но осенью они там, где трава позеленее, собираются. Я приподнялся на дороге. Среди небольших травянистых холмов вдалеке виднелось темное пятно, от которого в небо тянулись серые хвосты дыма. Прикинув расстояние, я внутренне взвыл, но тут Сакаяма легко подхватил меня, перекинул через плечо и побежал к этим Шатрам.
— Погодите! Смотрите, ручей! Давайте остановимся, умыться хотя бы!
— Нельзя умываться, личину смоешь. Грязный пока будь, совсем за своего сойдешь.
* * *
Никаких городских стен у Летающих Шатров, разумеется, не было, как и постов стражи, по крайней мере, явных, с досмотром, так что наше торжественное прибытие в стан врага не было никак отмечено — только что мы петляли по оживившейся дороге среди лошадей, ослов и верблюдов — а вот мы уже среди скопления юрт, вигвамов, кибиток… по-моему, ни один из вариантов кочевых жилищ тут упущен не был, разве что иглу не хватало. Народ тоже был чрезвычайно разнообразен, хотя основные боевые силы состояли, по-видимому, из степняков-учгурцев, относительно мирное население являло собой полное смешение языков и народов, ватные халаты тут соседствовали с пончо, чалмы — с соломенными шляпами, что касается игроков, тот тут вообще царила полная эклектика, я своими глазами видел пару человек во фраках, которые смотрелись тут так же естественно, как пингвины посреди Сахары. Имена у игроков по большей части были очень странными, насколько я понял, их носители просто выбирали прикольные варианты перевода иероглифов на европейские языки. Например, в данный момент я смотрел на выходившую из большой палатки компанию — Уважительный Цыпленок, Злое Лицо и Дверь Сумасшествия. Мда. Госпожа Куриный Суп в этом обществе сошла бы за свою. Интересно, что она сейчас поделывает? Как я ни оглядывался, а почтовых ящиков на глаза не попадалось, ходить же я по-прежнему практически не мог: Сакаяма сгрузил меня в этом закутке и куда-то смылся.
Дверь Сумасшествия, проходя мимо, споткнулся о мою простертую по земле ногу, и я взвыл. Почти не оборачиваясь, игрок щелкнул пальцами, и на меня рухнуло облако серого дыма. Я возмущенно его разогнал, и тут увидел, как дебафф травмы, которой оставалось еще больше четырех часов, замигал на полоске жизни — и исчез. Я вскочил на две совершенно здоровые ноги, завертелся, выискивая спасителя. Монах-заклинатель, 190 уровень. Ого!
— Спасибо! — заорал я вслед Двери, тот махнул ладонью, не повернув головы, и скрылся в толчее.
Интересно, то, что мне тут никто не выделяется как враг — это следствие личины? Потому что не может быть такого, чтобы здесь никого из войска Жугара не было.
Я уже решился идти искать почту, но тут меня ухватили за остатки воротника и втащили в проулочек между двумя юртами. Сакаяма был мрачен и уже отхлебывал из неизвестно откуда взятой плетеной фляжки.
— Жугар третьего дня отбыл к войскам, нет его тут, зря бежали.
— А мы действительно собирались его голову того… в отхожее место?
— А что с ней еще делать-то? Отрубленная башка — штука совсем бесполезная. Не, есть любители на шее такое носить… любительницы… ты из этих будешь?
— Нет!
— Ладно. Пойдем пожрем, потом позабавимся.
— Как позабавимся?
— Паскудить будем, как еще?
Обедали мы в шатре, застеленном изнутри засаленными вытертыми коврами. Рассевшись на этих коврах перед низенькими столиками, гости руками брали с огромных блюд, дымящихся на столах, куски мяса и пригоршни риса, рвали плоские пресные лепешки размером с тележное колесо, с хлюпаньем пили чай, закусывали рыжими абрикосами, горами возвышающимися рядом с блюдами. И, между прочим, было не только очень вкусно — баффы «бодрость» и «сила»…что???! А, ну да… плюс 2% к силе на час, большое спасибо, страшно полезная вещь в моем случае. Ну и ладно, главное, еда на самом деле великолепная, пусть и простая. Игроков не видно что-то, не хотят, наверное, вместе с неписями за столиками сидеть — тут же полная демократия, все просто плюхаются на свободные места и лезут в общее блюдо пальцами, о санитарном состоянии которых я лучше думать вообще не буду, тем более мои собственные пальцы сейчас тут еще давали фору всем прочим. Как и все остальное, не говоря уж об отодраннном воротнике и лохмотьях вместо куртки с рубашкой: выглядел я последним подзаборным нищим, думаю. И ничего, никто меня отсюда не гонит, не косится с отвращением — мало ли зачем человек в таком похабном виде ходит в места общественного питания? В этой первобытной простоте нравов есть и свои прекрасные стороны, чего уж. А баранина тут вообще просто фантастическая!
Завыл какой-то музыкальный инструмент, по звуку больше всего напоминающий стон несчастного, у которого одновременно болят все зубы. Гости стали разворачиваться у столов так, чтобы видеть центр шатра. Спустя пару минут все более отчаянных завываний в круг шатра выскочила зеленая блестящая палатка, обшитая яркой тесьмой, — сооружение принялось крутиться и притоптывать, раскачиваясь из стороны в сторону. Я приподнялся и увидел, что палатка закачивается двумя не очень маленькими и не очень чистыми ногами с накрашенными когтями.
Избушка на курьих ножках в азиатском антураже, подумал я. Творческая мысль здешних дизайнеров в очередной раз ушла в пике.
Но тут к вою зубовнобольного добавилось жужжание невидимой бормашины, после чего оба инструмента слились в гармоничных воплях — а танцующий кошмар вдруг сбросил с себя зеленый шелк покрывала и из небольшой палатки превратился в очень большую женщину. Конечно, она уступала незабвенной мамаше Бомбаж общими параметрами, но делала пиратшу на раз-два сложностью форм. Каждой грудью танцовщицы можно было забить корову (и оставалось подивиться умению кузнеца, сковавшего тесноватый, но все-таки кое-как удерживающий этакое богатство лифчик). Ее щеки на поворотах взлетали так, что утаскивали за собой часть лица. Описание ее бедер оставлю для более даровитых и менее впечатлительных авторов, я же не мог оторвать взгляда от живота танцующей — все эти складки крутились и тряслись, складываясь в сложные узоры, как в детском калейдоскопе. Иногда в складках застревала одна-другая черная
