Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как тебе не стыдно, Борис – позоришь своего учителя, да и нас, земляков твоих. Такие гадости про тебя в газетах пишут, что стыдно становится.
Эти слова эхом разнеслись по Дворцу спорта, из-за чего юные хоккеисты, до этого активно катавшиеся на льду, разом застыли, как вкопанные. Они тоже узнали в пришедшем госте Бориса Александрова – их знаменитого земляка, которого теперь на их глазах подвергали публичной обструкции.
Зная вспыльчивый характер своего ученика, Тархин счел за благо не доводить ситуацию до ее обострения. Он взял Александрова под локоть и повел его в подтрибунный коридор. Анжела подалась было за ними, но Алан успел схватить ее за руку, показав тем самым, что им лучше остаться там, где они стояли. По выражению лица девушки можно было понять, что она потрясена случившемся. Ведь всего лишь несколько минут назад у входа во Дворец спорта счастливая ребятня радостно брала автографы у Александрова, но стоило им зайти внутрь, как того же самого человека подвергли столь нелицеприятной критике. Воистину от хулы до похвалы оказался всего лишь один шаг.
В коридоре учитель и ученик встали друг напротив друга и Тархин первым начал этот непростой разговор с вопроса:
– Слышал, что думают о тебе твои земляки, Борис?
– Вы тоже так думаете, Юрий Павлович?
– Скажу тебе прямо, я обескуражен. Не хочется в это верить, поскольку когда ты у меня играл, к тебе не было никаких серьезных нареканий. Что случилось?
– Просто в Москве нет таких тренеров, как вы.
– Спасибо, конечно, за доброе слово, но, может, дело в тебе самом?
Александров не выдержал пристального взгляда тренера, отвел глаза в сторону и произнес:
– Почему сразу во мне?
– Тогда в ком же?
– В обстоятельствах. Вы же знаете, что я в Москву попал еще мальчишкой – в семнадцать лет. А там столько соблазнов. А, Москва, как известно, слезам не верит. Там, либо ты победишь, либо тебя.
– Значит, ты в Москве не в хоккей играешь, а за место под солнцем борешься?
– Одно другого не исключает.
– Но, судя по тому, что о тебе сегодня пишут, эта борьба складывается не в твою пользу.
– Да разве можно судить по одной статье. Сегодня так пишут, а завтра по-другому.
– Ты, видно, Борис ничего не понимаешь. Те регалии, которые ты до этого завоевал, были авансом, который надо было отрабатывать. Причем в поте лица. А ты, видимо, посчитал, что пахать уже не надо – мол, уже всего достиг. Тебе фамилия Никифоров о чем-нибудь говорит?
Александров пожал плечами.
– Виктор Никифоров, он, кстати, и здесь, в Усть-Каменогорске, успел тренером поработать. А в конце 50-х это был очень известный нападающий, играл сначала в ЦДКА, потом в московском «Динамо». В 1956 году стал олимпийским чемпионом, причем самым молодым в команде. Однако звания заслуженного мастера спорта ему не присвоили из-за постоянных нарушений режима. Среди советских хоккеистов, олимпийских чемпионов, он был один такой. Пока не появился ты. Тебя ведь тоже с этим званием «прокатили», хотя в прошлом году ты выиграл Олимпиаду в Инсбруке. Так вот, Никифоров так и не смог справиться с соблазнами и закончил карьеру в 29 лет. Ты рискуешь пойти по его стопам, если вовремя не одумаешься.
– Жалко, конечно, Никифорова, но я – не он, – продолжал гнуть свою линию Александров. – Перед Гуреевым я извинился, выводы сделал. К тому же, Локтев ко мне хорошо относится, я ему нужен.
– Что выводы сделал, это хорошо. Главное, чтобы эти выводы были правильными.
– О чем это вы?
– О том, что ты даже в нашем разговоре причину своих неприятностей ищешь в обстоятельствах, а не в себе самом. В тебе самом корень всех проблем, пойми это.
– И что вы предлагаете?
– Признать свои ошибки и начать их исправлять. Впрячься в лямку и пахать так, как до этого еще не пахал.
– Да я уже четыре года в Москве пашу, как проклятый. Пусть молодые теперь пашут, а я отдохнуть хочу – заслужил. А что до статьи… Так любое упоминание в газете хорошо, кроме некролога.
– Я же говорю, Борис, что ты ничего не понял. Ты только на пути к вершине, а думаешь, что уже ее достиг. Корона на голове не жмет?
– Не думал я, что наш разговор будет именно таким, – в голосе Александрова слышалась обида.
– А ты хотел, чтобы я тебе комплименты раздавал? Я хоть и бывший твой тренер, но все равно – тренер. И могу говорить с тобой прямо, невзирая на то, нравится тебе это или нет. Правда – она еще никому не навредила. Надеюсь, со временем ты и сам это поймешь. А сейчас извини, мне на тренировку пора.
И тренер первым протянул своему ученику ладонь для прощального рукопожатия.
Когда Алан и Анжела вышли к Александрову, от них не укрылось, что их приятель стоит обескураженный.
– Судя по твоему лицу, разговор был резкий? – догадался о причинах перемены в настроении своего друга Алан.
– Более чем, – ответил Александров.
– Ему можно, он же тебе почти как отец, – попытался успокоить друга Алан.
– Отец бы мне таких вещей никогда не сказал.
– Может быть, зря? – подала голос Анжела.
– Что, значит, зря? – все то раздражение, которое накапливалось в Александрове во время разговора с тренером, теперь вырывалось наружу. – Ты что себе позволяешь?
– Я просто пытаюсь объяснить, что отец должен не только хвалить своего сына, но и иногда ставить его на место, – глядя в глаза собеседнику, ответила Анжела.
– А тебя кто-нибудь просил это объяснять? Куда ты лезешь со своими советами?
– Борис, не заводись, – Алан попытался успокоить друга и даже положил ему руку на плечо. Но Александров резким движением сбросил его ладонь и заявил:
– Ты не меня должен успокаивать, а вот эту фифу московскую. Возомнила о себе черт знает что и советы раздает.
– Она же из лучших побуждений.
– Пусть засунет свои убеждения знаешь куда? А ты тоже, друг называешься – меня на бабу променял. Может, планы на нее какие имеешь?
Алан подался всем телом вперед, но Анжела успела схватить его за руку.
– Ну и гад же ты, Борька, – процедил сквозь зубы Алан.
– От гада слышу, – ответил другу Александров, развернулся и зашагал в обратную от них сторону – к своему дому, который находился в нескольких минутах неспешного хода.
Когда его фигура скрылась за поворотом, Алан повернулся к девушке:
– Вы не обижайтесь на него, это все на почве треклятой статьи.
– Предлагаете мне забыть произошедшее и, как ни в чем не бывало, продолжить наше общение? Вы бы как на моем месте поступили?
Алан пожал плечами, понимая, что его друг отойдет еще не скоро – он-то его хорошо знал.
– Вот и я о том же. Поэтому сделайте одолжение Алан – отвезите меня, пожалуйста, в аэропорт.
11 февраля 1977 года, пятница, Рига, Латвийская ССР, квартира ТихоновыхВиктор Тихонов проснулся утром не от привычного звона будильника, а от ласкового обращения «Витюша, вставай», которое слетело с губ его жены Татьяны. Взглянув на часы, стоявшие на прикроватной столике, Тихонов увидел, что они показывают одиннадцать часов утра. То есть, он пропустил и свою регулярную утреннюю пробежку, и начало утренней тренировки рижского «Динамо». Такого с ним еще не бывало. Но и повод для того, чтобы проспать, у тренера был уважительный. Вчера вернулся с соревнований в Минске его сын Василий и они почти до трех часов ночи разбирали игру «Латвияс берз», где играл Тихонов-младший. Команда заняла второе место, вот отец с сыном и пытались вместе понять, из-за чего это произошло. Татьяна несколько раз пыталась уложить их спать, сетуя на то, что у Тихонова-старшего завтра будет важный матч с московским «Динамо», но все ее уговоры оказались тщетными. Вот тогда она незаметно и отключила будильник, чтобы муж успел выспаться. А утром позвонила второму тренеру Эвальду Грабовскому и попросила начать тренировку без мужа. И теперь, сидя на краю постели и приходя в себя, Тихонов поймал себя на мысли, что не может сердиться на свою вторую половину. Если для него всегда на первом месте стоял хоккей, то она в первую очередь думала о благополучии своих близких – мужа и сына.
Ретроспекция. 1953 год, МоскваВ один из осенних дней 1953 года военный атташе СССР в Болгарии собирался на работу в посольство, когда его супруга протянула ему распечатанный конверт с письмом.
– Это от Татьяны, – коротко сообщила мужу жена.
Речь шла об их единственной дочери, которая осталась в Москве, поскольку не могла уехать с ними по уважительной причине – она училась на юрфаке в МГУ.
Взяв конверт, глава семейства достал из него сложенный вчетверо лист бумаги и углубился в чтение. А спустя минуту поднял глаза на супругу и спросил:
– Она что удумала?
– Там же ясно написано что, – удивилась жена. – Замуж она выйти удумала.
– Замуж? – голос супруга загремел так, что задрожали стены. – Замуж за спортсмена? Да они же все дубы стоеросовые! Болваны неотесанные! Да я ей такое замуж покажу, она у меня на всю жизнь в девках ходить будет!