История Израиля. Том 1 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1807-1951 - Говард Морли Сакер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12 ноября Герцлю снова была назначена аудиенция у императора. Встреча состоялась неподалеку от Иерусалима. Герцль воспользовался случаем и огласил обращение, написанное им и его товарищами по пути в Палестину. На этот раз, чтобы избежать враждебной реакции турок, в документе говорилось не о “чартере”, а просто о “земельной компании” для поселения евреев под германским покровительством. Однако на этот раз кайзер проявил заметную сдержанность. Он ограничился похвалой тем еврейским поселениям, которые успел увидеть. Ирригация в Палестине потребует больших денег, заметил император, но у евреев денег хватает. Последовал обмен любезностями, и на этом аудиенция закончилась. Несколько дней спустя по пути в Европу Герцль прочел официальное немецкое коммюнике о посещении кайзером Палестины. Оно было подчеркнуто нейтральным и сообщало только, что Вильгельм и проявил “благосклонный интерес” к сельскому хозяйству Палестины и процветанию Османской империи.
Герцль понимал объективные причины, которые помешали Вильгельму обсудить сложную проблему сионистского протектората с Абдул-Хамидом. Он предполагал, что Бюлов должен был указать на опасность такой попытки. Герцль был прав: сопротивление исходило от министра иностранных дел. Много лет спустя в своих мемуарах Бюлов отрицал даже самый факт аудиенции, данной сионистам:
“Сперва Вильгельм II с энтузиазмом отнесся к сионистской идее, поскольку он надеялся таким образом избавить свою страну от многих нежелательных элементов (т. е. евреев-радикалов. — Прим. автора). Тем не менее, когда турецкий посол в Берлине, сопровождавший нас в… поездке, довел до нашего сведения, что султан отрицательно относится к идее сионизма и независимого еврейского государства, кайзер отказался принять сторонников сионизма в Палестине”.
Своим друзьям Бюлов говорил, что богатые евреи более или менее равнодушны к сионизму, а с “пархатыми польскими жидами” он не желает иметь никакого дела. Тем не менее в последующие месяцы Герцль прилагал все старания, чтобы возобновить прерванные отношения, посетил Эйленбурга и великого герцога Баденского. Выраженное ими сочувствие было единственным результатом.
Для Герцля наступила мрачная пора. Он опасался, что теперь, после поездки на Восток, на него будут смотреть как на фантазера или — хуже того — как на авантюриста. Впрочем, возобновив сионистскую деятельность — уже без прежних своих мистических взлетов, — он остался верен дипломатическому пути. На этот раз Герцль возлагал свои надежды на султана. 30 марта 1899 г. он, потратив немало собственных денег, послал Невлинского в Стамбул, чтобы добиться там аудиенции у турецкого владыки. Через три дня Невлинский неожиданно умер. Герцль был потрясен, но от своих намерений не отказался. На Третьем Сионистском конгрессе, собравшемся в августе, он подтвердил, что непосредственная цель сионистской политики — получение “чартера” на поселение в Палестине — осталась прежней. Затем он попросил Нордау, профессора Готтхейля из Нью-Йорка и Макса Боденхеймера[102], немецкого юриста, сопровождавшего его в поездке в Османскую империю, подготовить проект “чартера”. В то же время, пытаясь добиться встречи с султаном, Герцль израсходовал немало личных средств для подкупа турецких чиновников в Европе.
Несмотря на эти усилия, среди сионистов, особенно среди восточноевропейских евреев, зрело недовольство дипломатией Герцля. Шли годы; положение евреев в России и Румынии становилось невыносимым, многотысячный поток искавших спасения беженцев затопил Центральную и Западную Европу. Неудивительно, что на Четвертом Сионистском конгрессе, собравшемся в августе 1900 г. в Лондоне, царили уныние и растерянность. Кроме того, издатели “Нойе фрайе прессе” были недовольны тем, что Герцль пренебрегает своими журналистскими обязанностями. Состояние его, расходуемое на сионистские цели, стремительно таяло. “Ветер задул над жнивьем, — записал Герцль в своем дневнике 30 января 1901 г. — Я чувствую, что осень моя близка. Впереди — угроза оставить мир, не достигнув цели, а детей — без наследства”.
Летом 1900 г. Герцль обратил внимание на возможного посредника при контактах с султаном — семидесятилетнего венгерского еврея Арминуса Вамбери[103]. Выступая в разное время как исследователь, путешественник и Герцль и возникновение политического сионизма политический агент Англии и Турции, Вамбери занимал в тот момент должность профессора восточных языков в Будапештском университете. За свою жизнь он успел сменить пять вероисповеданий и, будучи евреем по рождению, мало интересовался своим народом. Однако в глазах Герцля имел значение тот факт, что Вамбери был близок к семье султана — эти отношения сложились значительно раньше, когда он был учителем иностранных языков у принцессы Фатимы, любимой сестры Абдул-Хамида. В конце концов, положившись на испытанный метод щедрого подкупа, Герцль склонил Вамбери на свою сторону. Поначалу, однако, казалось, что эти деньги вложены так же неудачно, как и до этого. Однако 7 мая 1901 г. из Стамбула пришла телеграмма от Вамбери, требовавшего срочного приезда Герцля: султан согласился его принять. Три дня спустя Герцль в сопровождении Вольфсона и Александра Марморека[104] прибыл в столицу Турции. Теперь он не обольщался надеждами. “И вот через пять лет я снова здесь, — писал он в дневнике, — в том же номере гостиницы “Ройял”, где я останавливался с Невлинским, когда только брался за дело. Я смотрю из окна после стольких перемен и вижу не изменившуюся бухту Золотой Рог. Но красота больше не трогает меня”. Шли дни, турецким чиновникам вновь были розданы взятки. Наконец 17 мая Герцль был принят султаном во время банкета. В дневнике он писал так:
“Он все еще стоит у меня перед глазами, этот повелитель умирающей грабительской Порты, низкорослый, неуклюжий, со скверно выкрашенной бородой… Крючковатый нос полишинеля, желтые зубы с зияющим прогалом в правом верхнем углу рта, феска, нахлобученная на его плешивую голову, торчащие уши… Я по-прежнему вижу его дряхлые руки в плохо натянутых перчатках и не по размеру большие
