Апостол зла - Фрэнсис Вилсон

— Нет. Я хочу сказать, будь начеку. Остерегайся каждого, кто спросит о твоем ребенке. Отвечай, что у тебя был выкидыш. Никто не должен знать о моем существовании, особенно…

Что-то было в глазах Джимми. Что-то, чего Кэрол никогда раньше не видела.

— Особенно кто?

Тон Джимми стал серьезным и мрачным.

— Остерегайся рыжего человека лет тридцати с лишним.

— По-моему, в Манхэттене таких полным-полно.

— Таких, как он, нет. Кожа оливковая, глаза голубые. Он только один такой. Он меня ищет. Если такой человек появится возле тебя, или попытается заговорить с тобой, или ты просто увидишь кого-то, похожего на него, немедленно звони мне.

Кэрол поняла, что Джимми боится.

— Звонить тебе? Зачем? Что ты сможешь сделать?

Он отвернулся и посмотрел в окно.

— Спрятаться.

Ноябрь

Глава 6

Лизл бросила взгляд на настольные часы, закончив последнюю проверку расчетов. Полдень. Идеально уложилась в срок, И проголодалась. Натянула жакет, прихватила подушку, выскочила в коридор.

Эл Торрес, коллега-профессор, проходил мимо, поднимался по лестнице, поеживаясь в легком спортивном костюме.

— Собрались в кафе, Лизл?

— Нет, Эл, сегодня у меня завтрак с собой в пакете.

— Опять?

— Я на диете. Все рухнет, если я попаду в эту грязную обжираловку.

Он засмеялся.

— Похоже, вы по-настоящему взялись за дело. И у вас здорово получается. Умная девочка!

Лизл собралась упрекнуть его за «умную девочку» — помилуй Бог, ей тридцать два года, — но сообразила, что он сказал это без всякой задней мысли. У него две дочки, и он, должно быть, просто привык произносить эту фразу.

Она вытащила из старенького факультетского холодильника свой завтрак, заглянула в пакет: четыре унции творога с кусочками ананаса, две морковки, два корешка сельдерея и диетический напиток «Доктор Пеппер».

Она облизнулась.

«Вкусненько-превкусненько, прямо жду не дождусь…»

Однако результат налицо. Благодаря трехмильной пробежке каждое утро и строжайшей диете в течение дня, она всего за шесть недель сбросила пятнадцать фунтов. И чувствует себя как нельзя лучше.

Лизл пошла к вязу. Уилл был там, перед ней, сидел на свежеопавших листьях, разворачивая гигантский сандвич. У нее слюнки потекли при виде просоленной говядины толщиной в дюйм, заложенной между толстенными ломтями ржаного хлеба.

— Вы специально покупаете такие штуки, чтобы устраивать мне пытку, правда?

— Нет. Я покупаю их, чтобы устраивать пытку себе. Вы, южане, понятия не имеете о надлежащем приготовлении соленого мяса. Может быть, с виду оно ничего себе, но с точки зрения вкуса это лишь бледное подобие сандвичей, которые люди в Нью-Йорке едят каждый день. Чего бы я только не дал за горячую пастрами из деликатесной лавки «Карнеги».

— Ну так поезжайте и съешьте..

Уилл на секунду отвел глаза.

— Возможно, когда-нибудь я так и сделаю.

— Вы говорите как истинное дитя Нью-Йорка. Я думала, вы выросли в Вермонте.

— Я жил в разных местах на севере, пока не перебрался, — Он вдруг подался вперед и уставился на ее грудь. — Новое украшение?

«Не думай, что я не вижу, как ты уводишь разговор своего прошлого», — мысленно произнесла она, улыбаясь и беря в руки раковину, висящую на золотой цепочке.

— И да, и нет. Цепочка давно валялась в шкатулке, раковина всегда была у меня. Я просто однажды решила составить из них одно целое.

— Что это за раковина? Очень красивая.

— Она называется каури. Собственно говоря, на островах южных морей люди пользуются ими вместо денег.

Это была раковина Раф. Пару недель назад Лизл полезла в коробку из-под ботинок и вытащила ее. Сверкающая каури со сложным пятнистым узором. Прекрасная — как Раф. Ювелир просверлил дырочку, и получился медальон. И только самой Лизл известно, что он означает.

Через секунду Уилл снова вытаращил глаза, на сей раз на скудное содержимое ее пакета, выложенное на бумажную салфетку.

— Я смотрю, вы все держитесь этой диеты.

— Вот именно, держусь — цепляюсь ногтями. Шесть недель на растительной пище. Мне даже нравится. Выскакиваю из постели каждое утро в предвкушении мириадов поджидающих меня вкусовых ощущений.

— Вы добились неплохих результатов. Я хочу сказать, в самом деле заметна разница. Может, уже достаточно сброшено, чтобы чуточку сжалиться над собой?

— Нет, пока не добьюсь положенного мне веса.

— А именно?

— Ста тридцати фунтов. Еще пятнадцать.

Ого-го! Она сбрасывает вес — запросто! Не скажешь, что для Уилла это что-нибудь значит. Когда ее нет рядом с ним, он, кажется, моментально превращается в настоящего сфинкса. Но и этот шанс ей не хочется упускать.

— По-моему, вот так, как есть, замечательно.

— Существуют расчетные таблицы. Согласно им, женщина среднего сложения, ростом в пять футов пять дюймов, как я, должна весить около ста сорока. Может быть, для нормальной жизни это вес оптимальный, но он не годится для той одежды, которую я желаю носить.

— Все равно, на мой взгляд, вы смотритесь великолепно.

— Спасибо. — Только ей известно, что, в сущности, внешность ее не играет для Уилла никакой роли. — Впрочем, я вам вот что скажу. Диетическое голодание не только избавляет меня от лишнего груза, но еще заставляет испытывать искреннее сострадание к людям, которые всю жизнь мучаются с лишним весом. Я просто не представляю, как можно год за годом бороться с этими фунтами. Это невероятно утомительно!

Уилл пожал плечами и откусил очередной кусок сандвича.

— Самодисциплина, — проговорил он с набитым ртом и глотнул. — Ставишь перед собой цель и стремишься к ней. А по дороге постоянно делаешь тот или иной выбор. И каждый выбор определяется тем, что ты больше всего ценишь. Для тех, кто сидит на диете, все сводится к выбору между вкусной едой и стройной фигурой.

Странно. Он говорит почти как Раф.

— Это непросто, — заметила она. — Особенно если вокруг тебя люди — вроде вас, например, — которые умудряются совмещать вкусную еду со стройной фигурой. Вам когда-нибудь приходилось чем-нибудь жертвовать каждый час, каждый день, неделю за неделей, месяц за месяцем?

Уилл посмотрел на нее, что-то мгновенно промелькну в его глазах, а потом он отвел взгляд и уставился в горизонт. И вновь в голове ее вспыхнула мысль — что ты повидал, что совершил?

— Не надо… — Голос Лизл дрогнул. — Не надо ни от чего отказываться, пока тебя не заставляют это сделать.

— Мне не хочется думать об этом, — сказал он.