Не отступать и не сдаваться. Том 1. Том 2 (СИ) - Тыналин Алим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова пожал плечами, но на этот раз более неуверенно.
— Конечно, смогу. Если уж я добрался до боя с ним, то я чего-нибудь стою, разве не так?
Но Черный ворон покачал головой.
— Нет, не так. Ты не должен так говорить, «может быть, я чего-то стою». Что это за слова такие? На самом деле, это ты должен сделать так, чтобы твой страх зажег твою задницу и заставил бегать по рингу, как бешеного пса. Ты должен использовать его, чтобы у тебя в груди разгорелся пожар и это твой противник испугался тебя, а не ты его! «Наверное, чего-то стою»! Ты не должен так говорить! Ты должен сказать «Я — чемпион!». Ты должен прокричать это! Ну-ка, скажи.
— Чего сказать? — недоумевающе спросил я.
— Скажи «Я — чемпион!» — объяснил дед, с любопытством глядя на меня. — Да погромче!
С одной стороны, этот спектакль начал раздражать, но с другой стороны, мне понравилось, как дед пытается настроить на победу. Я пожал плечами, проглотил картошку, которую жевал и сказал:
— Я — чемпион!
У моему удивлению, Егор Дмитриевич не стал настаивать дальше на повторении фразы. Он отпил чаю и сказал:
— Хочешь, я тебе расскажу одну байку из жизни чемпионов? Была такая история, — и не дожидаясь моего согласия, он продолжил: — Был такой боксер в легком весе, которому пришлось драться с соперником намного крупнее его. Такое бывает, ведь самое главное, чтобы веса соответствовали требованиям. Так вот, этот парень, кажется его звали Родион, сумел отделаться ничьей, хотя бой был чертовски жестким. Они буквально отметили друг друга. И вот после боя организаторы говорят этому Родиону, мол, готовься, через пару недель будет реванш. А он чуть не свалился в обморок от этого известия. Он ведь был уверен, что этот здоровенный парень чуть было не сожрал его и эта ничья просто спасла его от поражения. Ну, а этот реванш окончательно уничтожит его.
Прихлебывая чай, я с удовольствием слушал историю. Ну давай, посмотрим, как ты можешь рассказать это.
— Так вот, делать ему было нечего, надо идти драться. Он был так напуган, что на следующей тренировке едва мог зашнуровать ботинки. Он ходил весь потный и все время думал о том, что случится в предстоящем бою. Родиону нужно было написать завещание и попрощаться с родными, потому что он был уверен, что его размажут по настилу. Он не мог есть, ни мог спать. Вдобавок, тренер этого здоровяка подошел к нему перед боем и пригрозил: «В прошлом бою мы с тобой нянчились, а теперь уже не будем церемониться. Мы тебя прикончим нокаутом в первом раунде». Бедный Родион чуть ли не с ума не сошел от страха. Он уже был готов сдаться и отказаться от боя, но затем пересилил себя и все-таки вышел на ринг. Внешне он старался ничем не показывать своего испуга. И как ты думаешь, что случилось потом?
Чай закончился, картошка и батоны тоже. Особых мыслей у меня тоже не было.
— Хм, наверное он снова устроил ничью? — предположил я. — Или все-таки проиграл?
Черный ворон смотрел на меня немигающим взглядом. Я подумал, что в таком случае старик вряд ли рассказал мне эту историю и торопливо добавил:
— Наверное, он выиграл нокаутом.
Но старик уже покачал головой, насмешливо глядя на меня.
— Нет, с чего ты взял? Его соперник так и не явился на бой. Оказывается, это он испугался боя больше, чем сам Родион. Ну, теперь ты понимаешь, что значит управлять страхом?
Сначала я смотрел на него в ответ, а потом вдруг в моей голове будто бы щелкнул тумблер. Я понял, что он пытался мне сказать.
— Это значит, что я могу понимать чувства противника, в то время как он не знает, что происходит у меня на сердце, — ответил я. — Получается, что любой боксер боится соперника перед боем, но не каждый осознает это. Я должен помнить об этом, и поэтому он всегда будет бояться меня больше, чем я его, — медленно сказал я, соображая на ходу.
Старик кивнул.
— Вот теперь ты говоришь правильно. Всегда учитывай психологию противника в бою. Люди всегда боятся, это вполне естественная реакция организма. Как бы там не призывали нас соответствовать идеалу строители коммунизма, но мы все равно не являемся железнотелыми борцами, смело идущими в бой. У каждого бьется в груди живое сердце и каждый немного боится перед боем. Вот только ты должен сделать так, чтобы твой враг боялся больше, чем ты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Концепция интересная. С этой стороны я никогда о поединке не задумывался. Я всегда старался вооружиться сам, духовно и физически. Дед ведь толкует мне об основах психологического подавления соперника. Пожалуй, я начал разбираться в его методах ведения тренировок.
— А бывают такие люди, которые вообще ничего не боятся? — спросил я. — Попадались вам такие?
За окном опять пошел снег. Старик протер запотевшее стекло, а затем задернул плотные занавески. Потом вернулся к столу и ответил:
— Да, мне попадались такие люди. Их было трое. Только они все сейчас мертвы. Хотя, надо признаться, это были чертовски уважаемые люди. Не в том плане, что они достигли карьерных высот, а в том, что за мужество и отвагу их уважали все окружающие. Один погиб в горах, другой под Сталинградом, а третий в Северной Корее. В боксе они тоже успели добиться немалых высот, хотя я считаю, что абсолютное бесстрашие, наоборот, помешало им стать чемпионами.
— Вот как? — удивился я. — Безумная храбрость, наоборот, это препятствие?
Старик указал на дверь и заорал:
— Ты чего расселся здесь и уши развесил? Ну-ка, быстро в зал и начинай работать с грушей.
Я побежал в спортзал и быстро размявшись, начал потихоньку обрабатывать грушу. Поскольку я только недавно позавтракал и еще не переварил пищу, я избегал быстрых движений.
— Ты что, заснул, что ли? — закричал Егор Дмитриевич, войдя в зал вслед за мной. — Спящая красавица? Ну-ка, работай быстрее и сильнее, от души!
До самого обеда теперь мы отрабатывали с ним технику. Он показал мне кое-что интересное в движении ног, а также в движении корпусом.
— Твоя голова никогда не должна оставаться на одном месте, — говорил он. — Стремительность и быстрота, ты должен всегда перемещаться из стороны в сторону. Когда ты неуязвим для противника, для самых его сокрушительных ударов, то вскоре ты обескураживаешь его. Он утомляется и теряется, потому что не может попасть по тебе. И в это время от тебя должна пойти контратака.
Он показал мне, как проникать в «окна» и «слепые» зоны в обороне противника, чтобы кулаки оказались вне поля его зрения. Я, в свою очередь, во время небольшого перерыва рассказал ему о новинках в тренировках и спортивных снарядах.
Егор Дмитриевич с удовольствием выслушал идеи насчет манекена для отработки ударов, напольной и скоростной груши, а также груши на растяжках. Кроме того, я рассказал ему насчет работы с веревкой, натянутой поперек ринга для отработки движения ног и корпуса. Он пришел в восторг от этой идеи и тут же натянул бечевку на своем ринге и заставил меня показать, как работать на ней.
— Где это ты таких чудных мыслей набрался, а? — спросил он меня, стараясь проникнуть в душу пронзительным взглядом.
Между прочим, я заметил, что его глаза обладают гипнотическим эффектом. Во-первых, сам по себе его взгляд притягивал к себе и заставлял остановить свой взор. А затем уже от его взгляда невозможно было оторваться. В голове возникал сумбур и все перед глазами постепенно затягивал туман.
Когда я пожаловался на это, Егор Дмитриевич рассмеялся.
— Это оттого, что ты еще не достиг нужной степени концентрации, — ответил он. — Я называю это взгляд убийцы, взгляд тигра. Если ты хочешь победить противника, сначала овладей его разумом, а сделать это лучше всего через взгляд. Если хочешь, я научу тебя, как внушить сопернику страх одним твоим появлением. Очень полезная наука, особенно если ты намерен впоследствии подчинять животных одним взглядом.
— Звучит неплохо, но еще я хотел бы овладеть сознанием противника, — ответил я.
Егор Дмитриевич удивленно покачал головой.
— Давно уже я не видел таких учеников, как ты. Наверное, только в дореволюционное время были такие, которые верили в превосходство духа над материей. С нынешними всеми, коммунистами, спорить приходится, доказывать, что материя ничуть не первичнее сознания. Ты как будто родился в царское время, мыслишь по-другому.