Мой милый фото… граф! - Элизабет Харбисон

Зато теперь, кажется, все готово проясниться. С решительным видом, поправив волосы, Эмма направилась к кафе. Увидев Джона, она словно бы немного успокоилась — сейчас он все объяснит. Она же доверяла ему, как никому на свете, а ее интуиция никогда ее не подводила.

Брайс не знал, стоит ли признаваться Эмме, кто он на самом деле. Прошлой ночью, когда они были так близки, он дал себе зарок, что скажет ей все и посмотрит как она на это отреагирует. У него почему то была небольшая надежда, что она поймет его.

Эмма была такой обворожительной, что ему едва удавалось держать себя в руках. В каком-то смысле это было естественно: они хотели друг друга, так почему бы не уступить зову природы?

Он знал ответ: потому что завлечь чистую девушку в любовные отношения было нечестно с ею стороны. Она ведь думала, что любит Джона Торгхилла, фотографа, — человека, который живет обыкновенной жизнью в северном Лондоне. Без крупных корпораций, которыми приходится руководить, без титула, которому он обязан соответствовать, без традиций, которые должен поддерживать. Джон Торнхилл был именно тем человеком, с которым Эмма могла бы разделить свою жизнь.

Он поднял голову и увидел Эмму. Она направлялась к нему с большой бумажной сумкой из книжного магазина. Он понял, что у него нет шансов.

— Ну как, ты нашла то, что искала? — спросил он вставая и пододвигая ей стул.

Она стояла перед ним — лицо бледное, губы крепко сжаты.

— И даже больше, — сказала она, вынув книгу Джона Торнхилла и передавая ее Брайсу. — Пожалуйста, если можешь, объясни мне кое-что.

— Не понимаю, — сказал он, почувствовав, как спине пробежали мурашки. — Ведь, кажется, у тебя уже есть такая?

— Только не эта. — Она перевернула книгу в руках.

На него смотрело лицо Джона Торнхилла.

Брайс почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

— Эмма, я сейчас все объясню тебе…

Плечи у нее распрямились.

— Надеюсь.

— Пожалуйста, — сказал он спокойно, — присядь.

Однако она по-прежнему стояла. Он повторил:

— Присядь.

Не спуская с него глаз, она села за столик.

— Хорошо. Так что происходит, Джон?

С чего же ему начать? Как ему объяснить ей все так, чтобы она поняла и не возненавидела его сразу?

— Эмма, этому есть вполне простое объяснение, правда…

Он не успел закончить, к их столику подошла пожилая пара, остановившись чуть позади Эммы. Они были явно удивлены.

— Поверить не могу, — произнесла дама глубоким голосом. — Брайс? Брайс, дорогой, что ты здесь делаешь?

Брайс. Эмма обернулась и увидела женщину, которой было явно за шестьдесят, накрашенную и обвешанную золотыми цепочками.

Он встал, протянул руку женщине и вежливо поклонился.

— Доброе утро, баронесса Пенман. — Он поцеловал ей руку, затем пожал руку ее спутнику. — Барон.

Мужчина с видимым удовольствием пожал ему руку и улыбнулся.

— Рад тебя видеть, мой мальчик. Знаешь, это настоящий сюрприз. Твоя мама совсем недавно уверяла нас, что ты больше никогда не появишься в Шелдейл-хаусе.

Брайс кожей чувствовал на себе взгляд Эммы.

— Неужели?

— О да, мой друг, — покачала головой баронесса. — Но ты же знаешь мечты твоей матери о том, чтобы ты вернулся.

Брайс чувствовал, как Эмма накаляется. Неловкость ситуации превосходила все границы. Он представил ее супружеской чете.

— Моя подруга, Эмма Лоуренс, из Америки. — Он опустился на стул — надо быть спокойным. — Мы как раз завтракали.

Супруги поприветствовали Эмму и спросили: «Как поживаете?» Эмма ответила.

Последовало неловкое молчание, во время которого Брайс сосредоточенно пил кофе, рука у него дрожала. Наконец он со стуком поставил чашку на стол.

— И как давно ты уже в Гернси, Брайс? — спросила баронесса. — Ты остаешься завтра на вечеринку?

— Вечеринку?

Пожилая дама нахмурилась.

— Да, в Шелдейл-хаусе. Любопытно, но твоя мама даже не упомянула о том, что ты появишься на ней. Ты же не собираешься сбежать до начала вечеринки, не так ли?

Брайс покачал головой, в ушах у него гудело — он совсем забыл о ежегодном летнем бале, который устраивала его мать. Неужели в этом году она решила его проводить в Шелдейл-хаусе? Обычно собирала гостей в своем поместье в Шеффилде. Да, недопустимое упущение, надо было читать ее письма к нему.

— Нет, нет, не собираюсь, — быстро ответил Брайс, стараясь не вдаваться в подробности.

Баронесса пристально смотрела на него.

— Мы обязательно будем на этой вечеринке. Я понимаю, что в этом году она станет важным событием для всех. Кажется, на ней также будет Кэролайн? — И она метнула на Эмму обжигающий взгляд.

Кэролайн будет на вечеринке? Брайс не мог бы представить худшей для себя ситуации.

— Возможно.

— Дорогая, — к баронессе обратился ее муж, — кажется, нам пора идти. — Он посмотрел на Брайса. — У нас так много дел. Извините, что прервали ваш завтрак.

Брайс кивнул, благодарный старому барону за деликатность. Он снова встал.

— Очень рад был вас видеть, сэр. — Он повернулся к баронессе. — И вас тоже.

Женщина поцеловала его в щеку и повернулась, чтобы уйти, даже не попрощавшись с Эммой. Однако барон едва заметно ей кивнул и улыбнулся уголками губ и только потом последовал за женой.

Когда они скрылись из виду, Брайс попытался что-то сказать, но в голову ничего не приходило, он был в полном нокауте.

Одно хорошо — притворяться больше не надо.

Все остальное — плохо. Очень плохо.

Молчание нарушила Эмма:

— Что все это значит?

Он повернулся к ней. Возможно ли вывести этот взгляд?

— Ты имеешь в виду барона и баронессу?

— Да.

— Прекрасные люди.

— Не сомневаюсь.

— Думаю, я не видел их с тех пор, как…

— Прекрати! — Лицо Эммы приобрело багровый оттенок. — Ты собираешься объяснить мне, что происходит, или нет? Почему они называли тебя Брайсом?

Он глотнул горячего кофе и обжегся. Потом коснулся ее руки. Что он мог ей сказать? Я все эти два года лгал тебе.

— Видишь ли, я не совсем тот, за кого ты меня принимаешь.

Лицо у нее побледнело и вытянулось.

— Ну, допустим, это я уже поняла. И что дальше? Что там насчет вечеринки в Шелдейл-хаусе и твоей матери?

Он тяжело вздохнул и наконец выдавил из себя:

— Я не Джон Торнхилл.

Она посмотрела на него так, словно у нее внезапно заболела голова.

— Ты не… Джон Торнхилл?

— И никогда им не был, — продолжил он быстро потом, сообразив, как это глупо звучит, добавил: — Конечно, я тот самый человек, с которым ты переписывалась и который писал тебе, только имя было не моим.