Ремейк Нового года - Анна Литвинова

— Но в тот момент, когда я заходила на маникюр, — задумчиво произнесла Татьяна, — Полина точно была жива. А дальше ты… — Садовникова запнулась.

— А дальше я, как и сказала, ждала Полину на улице, — твердо произнесла Анаит. — А могла и зайти незамеченной в кабинет косметолога и ее убить. Ты на это намекаешь?

— Я просто интересуюсь, может ли кто-нибудь подтвердить твои слова, — пожала плечами Садовникова.

— Никто не может. И алиби у меня нет. Я, как и ты, оказалась там в самое неподходящее время. Администратор тоже против меня может свидетельствовать. Она ведь видела, как я заглянула в салон. Мы даже поздоровались, она сказала, чтоб я заходила, а я ответила, что лучше на улице подожду. Поэтому согласна с тобой, все очень подозрительно. В холле ведь в тот момент вообще никого не было. Ты ушла на маникюр, администратор пила кофе на кухне. Я вполне могла бы снова войти в салон и прикончить Полину. — Айрапетян вновь тяжело вздохнула и добавила: — По крайней мере, меня в этом подозревают.

— Откуда ты знаешь?

— А чего тут знать? — пожала плечами та. — Я в тот вечер еще долго по Москве бродила. У меня, знаешь, как странно? Вроде и не люблю этот ваш город, а когда на душе плохо, суета, огни, блеск вроде и успокаивают… В общем, вернулась на свои выселки на последней маршрутке, в половине первого. А прямо перед домом — милицейская машина стоит. К счастью, я ее издалека увидела, и темно было, меня не заметили… Ну, тогда я на попутку — и обратно. В Москву.

Таня взглянула на часы. Ну да, Анаит как раз должно было хватить времени. Добраться из своего загорода на частнике до ее квартиры. Она перевела взгляд на девушку. Поправила:

— Однако, прошу заметить, ты сейчас приехала не просто в Москву, не куда-то, а именно ко мне. Могу я узнать — с какой стати?

Получилось жестко, но Татьяна действительно не понимала. Да, она действительно всегда сочувствовала печальной, запуганной Анаит Айрапетян. Но не до такой же степени, чтобы принимать ту глубокой ночью у себя дома. И уж тем более Таня не готова была скрывать ее от милиции.

А Анаит еще и усугубила. Пробормотала:

— Ну, я, знаешь, как думала? Вроде, нас обеих в убийстве обвиняют. В том, чего мы не совершали. Получается, мы подруги по несчастью.

Таня молчала. Лично ей подобная подруга была абсолютно не нужна.

Анаит закончила свою мысль:

— Ведь у вас, в Москве, все связи решают. Я здесь вообще никто, а у тебя, ты однажды сама сказала, отчим — большой человек. Полковник ФСБ.

Садовникова мысленно обругала себя самыми последними словами. Ну что же у нее за характер такой! Совсем язык за зубами держать не может! Нашла перед кем хвастаться! Перед маникюршей! Вот и получай теперь.

— Ты, Анаит, забываешь одну вещь, — задумчиво произнесла Татьяна. — Это ведь мой отчим, и помогать он будет — мне. А ты-то здесь каким боком?

Совсем грубо вышло, но с этими провинциалами, похоже, иначе нельзя.

Ожидала в ответ слез или, по меньшей мере, мольбы, однако Анаит осталась спокойной, на удивление. Пожала плечами и с достоинством произнесла:

— А я и не прошу, чтобы мне помогали. Просто у меня информация есть по убийству… Как вы, москвичи, говорите, абсолютный эксклюзив. И, чтобы ею распорядиться, нужен ум. И осторожность. И возможности немалые. Вот я и вспомнила про твоего отчима. А заодно, решила, и тебе помогу…

— И сколько ты хочешь за свою информацию? — подняла бровь Татьяна.

— Ты не поняла, — покачала головой Анаит и отчего-то взглянула на Садовникову с сожалением. — Я вовсе не собираюсь эту информацию продавать. Я просто хотела отдать ее в руки… серьезным и доброжелательным людям. Доброжелательным, в том числе, по отношению ко мне.

— Интересный ты человек, Анаит! — попыталась разрядить обстановку Садовникова.

— И чем же? — улыбнулась в ответ Айрапетян.

— Ну, хотя бы тем, что маникюрши так не говорят.

— А я по основной профессии не маникюрша, а филолог, — напомнила девушка. — У меня образование высшее. — И быстро сориентировалась: — Поэтому… Насчет моей информации… Если она поможет, ты меня, вместо платы, в свое агентство возьмешь. Хотя бы волонтером, без зарплаты.

На бесплатное волонтерство в наше меркантильное время желающих почти нет, поэтому Татьяна с легкостью пообещала:

— Договорились. Ну, выкладывай свой эксклюзив.

— Сейчас.

Анаит вышла в коридор, где оставила сумочку. Внесла ее в кухню. Расстегнула молнию — и триумфально выложила на стол целлофановый пакет. В нем лежало что-то грязно-бурое. Таня потянулась открыть.

— Нет-нет, ни в коем случае! — остановила ее Анаит.

Танина рука замерла. А Анаит попросила:

— Слушай, а можно еще коньячку?

«Да ты вполне освоилась в моей квартире!» — досадливо подумала Садовникова. Однако коньяку налила.

На самом деле, пока Анаит ждала на улице Полину, случилось еще кое-что.

Салон красоты располагался совсем рядом с метро «Третьяковская», во дворе дома, в выведенной из жилого фонда квартире с отдельным входом. Место, конечно, модное, почти рядом с Кремлем, однако домишко весь облупленный. А лавочка, на которой коротала время Анаит, и вовсе дико неудобная, колченогая. Анаит честно пыталась искать вакансии в «Работе и зарплате», но сидеть было жестко, сразу же затекла спина, да и все-таки зима на улице, прохладно. Поэтому она то и дело вставала размяться, прогуливалась по двору.

Девушка как раз отошла метров на десять от входа, когда услышала: дверь салона хлопнула. Анаит обернулась на звук: неужели Полина? Однако то была совершенно незнакомая женщина. И из салона она не выходила, а, наоборот, входила внутрь. Причем появилась не с улицы, откуда все, а из глубины двора. «Клиентка, наверно, — мелькнуло у Анаит. — Поставила машину где-то во дворах, оттуда и идет. В Москве ведь с парковкой проблемы…»

Анаит обрадовалась. Хотя и понимала, что встреча с Полиной неизбежна, но интуитивно хотела ее оттянуть. Проводила незнакомку глазами и вновь уткнулась в журнал вакансий. Но просидела над ним от силы десять минут, когда дверь салона вновь хлопнула. Вот интересно, отметила Анаит: та же высокая худая женщина. Но когда это клиентки заходили в салон всего лишь на несколько минут? И почему у незнакомки такое перевернутое лицо и губы трясутся?.. И по двору женщина кинулась чуть не бегом.

Повинуясь какому-то инстинкту, Анаит поспешила за ней. Дамочка действительно спешила к своей машине. То был несолидный, по меркам серьезных людей, «Гетц». Анаит проводила смешной автомобильчик взглядом, зачем-то запомнила номер… а потом увидела кое-что еще. Рядом с местом, где только что стояла машина, валялось что-то красное.

Анаит приблизилась к предмету, подняла — и вздрогнула. Это была обычная одноразовая салфетка. Только пропитанная кровью.

Анаит опешила, инстинктивно отшвырнула страшную находку… И в этот момент услышала вой милицейских сирен.

К салону на полной скорости подлетела машина с мигалкой. Из нее выскочили люди в форме…

Анаит вновь подняла салфетку — и бросилась прочь.

…Имелось у Татьяны огромное искушение: самой найти женщину, о которой рассказала Анаит. Явно отыскать будет легко: пробить по гаишной базе данные «Гетца», узнать адрес, нагрянуть домой, продемонстрировать злополучную салфетку, пригрозить… Но девушка вспомнила слово, данное отчиму («Сидеть тихо, никуда не лезть!»), и от искушения удержалась. К тому же, несмотря на складный рассказ Анаит, Таня не до конца верила маникюрше. Ведь вполне могло быть, что Полину убила именно она, а загадочную женщину на «Гетце» выдумала, чтобы отвести от себя подозрения.

Однако, когда на следующий день отчим пригласил Таню на обед, он сказал:

— И эту девочку, Анаит, с собой приводи.

Из чего Таня сделала вывод, что маникюрша, скорее всего, невиновна.

И вот теперь обе сидели в крошечной квартирке отчима. Только что был съеден борщ, и баварские колбаски в горчичном соусе, и яблочный штрудель. (Анаит, хотя и худышка, кушала больше всех — видно, на питании экономила, а тут кормили бесплатно.)

А едва покончили с едой, Валерий Петрович закурил неизменный «Опал» и произнес:

— Я нашел вашу даму. Это сестра Полины. Ее зовут Яна.

Анаит ахнула, прикрыла рот ладошкой. Таня пробормотала:

— Сестра? Но у Полины не было никакой сестры… По крайней мере, она про нее никогда не говорила.

Полковник Ходасевич кивнул:

— А это потому, что они не общались. За последние десять лет даже не созванивались ни разу. И только недавно…

…Яна возненавидела Полинку сразу, едва та появилась. Самой Яне тогда была три года, ну а сестрицу только что привезли из роддома. В честь маминого возвращения устроили праздник, к родителям пришли гости, все пили шампанское, ели торт и без конца фотографировали розовый сверток. Яна же выждала, покуда восторги вокруг новорожденной несколько поутихнут. Убедилась, что крошка крепко спит в детской. И попыталась выбросить пищащий «подарочек» из кроватки. А вовремя подоспевшая мама (самая любимая! раньше на Яну никогда даже не кричавшая!) дико рассердилась и отшлепала старшую дочку…