Павел Третьяков. Купец с душой художника - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда на следующий год «Мальчик с обезьяной» был выставлен в Петербурге, Лаверецкий был в России и сам упаковывал в ящик свое произведение и просил Павла Михайловича по получении не распаковывать, говоря, что он приедет и сам раскроет и поставит скульптуру на место. (Скажем, кстати, что статуя эта, хотя и заказанная Павлом Михайловичем, стояла у Сергея Михайловича.)
Впоследствии у Сергея Михайловича стоял также «Грозный» Антокольского, приобретенный Павлом Михайловичем.
М. П. Боткин писал Павлу Михайловичу в августе 1870 года из Рима, очень хвалил скульптуру Лаверецкого, говоря, что она, вероятно, будет его лучшей работой: «Если б Сергею Михайчу захотелось в симметрию другого, то я бы мог рекомендовать превосходно конченного у Попова. Мальчик играет на мандолине и поет».
За эти годы у Павла Михайловича прибавилось много различных и маленьких и капитальных вещей. Самая крупная и значительная – картина Флавицкого «Княжна Тараканова в темнице», появившаяся на выставке Московского общества любителей художеств в 1865 году. Павел Михайлович, увидев ее, выразил желание приобрести картину, но они не сошлись с художником в цене. Поступление этой вещи к Павлу Михайловичу имеет целую историю. Трудно сказать, на чем основывался Павел Михайлович, когда предлагал такую или иную сумму за картину. У него было какое-то свое представление о стоимости картины. Художественная ценность и денежная стоимость картины, конечно, разные и не совпадающие понятия. Павел Михайлович предлагал свою цену, торговался. Художники по-разному относились к этому. С Флавицким последовал обмен письмами.
Письмо Павла Михайловича:
«Милостивый государь Константин Дмитриевич. Так как Вы мне сказали, что около первого марта будет известно, свободна ли Ваша картина, то, считая наши переговоры не оконченными, я полагал себя обязанным подтвердить Вам, что намерение мое до известного времени не изменилось еще и вот почему: назад тому недели три или более я имел честь обращаться к Вам с вопросом, на который до сего времени никакого ответа не получил; теперь повторяю просьбу сообщить мне Ваш приятнейший ответ в письме или еще лучше телеграммой, так как я дня через четыре выезжаю на несколько дней из Москвы.
Если мы сойдемся с Вами, деньги Вы получаете немедленно и все разом; все выгоды, какие могут быть от выставки картины в Москве, представляю в Вашу пользу.
Ожидая Вашего приятнейшего известия, имею честь быть с глубочайшим почтением преданнейшим слугой
Павел Третьяков.
9 марта 65 Москва.»
Ответ Флавицкого:
«11 марта 1865 года. Мил. гос. Павел Михайлович. На Ваше первое письмо я не торопился отвечать, потому что не мог Вам дать решительного ответа и до сих пор еще не знаю положительного результата. Кроме того, для меня было не очень ясно выражение Ваше в первом письме, где Вы спрашиваете: может ли быть приобретена картина за предложенную Вами цену? Сколько помню, мы при нашем свидании в условиях между собою не сходились, и я Вам тогда же высказал, что, назначив за свою картину пять тысяч руб. сер., я не отступлюсь ни на один шаг, и потому прошу Вас покорнейше пояснить этот пункт, и сколько возможно скорее, потому что несколько дней уже как я со дня на день жду решительного ответа, и в случае, если картина останется в моем полном распоряжении, я мог бы рассчитывать на Вас, а не на других, изъявивших также свои желания.
С совершенным почтением остаюсь готовый к Вашим услугам
Конст. Флавицкий».
По-видимому, Павел Михайлович не согласился.
В 1866 году Флавицкий умер. Павел Михайлович поручил своим друзьям узнать условия приобретения этой картины у брата покойного.
К. Флавицкий. Княжна Тараканова
Вот как пишет об этом А. Горавский: «По личной же справке в клубе и от родного брата Флавицкого оказалось, что за княжну Тараканову он в настоящее время хочет 18000 р. с. или 60000 фр., а за Мучеников христианских 40000 франков; я эти слухи прежде принимал за басню, но когда услышал из уст самого властителя, то волосы дыбом стали. Их два брата осталось и хотят они везти две эти картины за границу, надеясь там получить баснословный куш, но крепко в этом ошибутся… видно из всего, что наследники этого произведения люди без всякого такту… Вернее всего, что вернутся назад с картинами и с растраченными карманами».
Риццони со своей стороны пишет:
«Сегодня получил Ваше второе письмо, в котором Вы изъявляете желание знать цену за «Княжну Тараканову». Картина эта выставлена в клубе художников, сегодня же я отправлюсь туда, чтобы узнать условие, ответ скажу Вам лично, ибо не далее вторника надеюсь прибыть в Москву… Рад, что я не отослал это письмо вчера. Я был в клубе и говорил с братом Флавицкого; ну-с, сказал он мне решительную цену! По-настоящему нечего было и Вам писать об этом, потому что этот господин должен быть или сумасшедший или идиот. Более наглое требование я в жизни не видал, да Вы просто захохочете до упада, как назову цифру. – Он требует 60000 франков!!!!? и продает эту картину только с условием, чтобы она пошла на выставку в Париж».
20 марта 1867 года картина еще никем не куплена. Брат Флавицкого написал Павлу Михайловичу:
«Милостивый государь Павел Михайлович. Картина покойного брата моего «Княжна Тараканова» оценена в 60 000 франков и находится в настоящее время на Парижской всемирной выставке, если Вы желаете ее купить, то покорнейше Вас прошу сообщить мне Ваши условия, чтобы, если она не продастся в Париже, оставить ее за Вами».
Нет сомнения, что В. В. Стасов никогда не слыхал о происходивших переговорах, когда по поводу смерти Флавицкого писал: «Он умер, как почти все лучшие русские таланты, еще в молодых годах, далеко не совершив того, на что способны были наполнявшие их силы… Он умер с убеждением, что, быть может, понапрасну принимался за свою великолепную картину; никому она не была нужна, ни частным лицам, ни общественным коллекциям, никто ее не покупал. Какова же будет участь этой бедной картины теперь?.. Купит ли ее ради курьезного русского сюжета какой-нибудь иностранный аматер… или она вернется к нам со всемирной выставки и будет продолжать свои мытарства вперед до неожиданного чуда, до тех пор, пока ее вдруг из чванства купит и поставит в свою «русскую коллекцию» какой-нибудь равнодушный невежда,
