Последний секрет плащаницы - Давид Зурдо

Среди испанского народа Фернандес де Кордова пользовался большой популярностью. Испанцы той эпохи превыше всего ставили военное искусство. Они называли Фернандеса де Кордову Великим Капитаном, некоронованным королем Италии и гордились его победами. Великий Капитан одерживал победы над французами, швейцарцами, немцами; часто — при численном перевесе противника. Он завоевал пол-Италии и с триумфом вошел в Рим — Великий город, колыбель европейской культуры. Однако все это пробудило в Фердинанде зависть и ревность из-за того, что Великий Капитан, слуга короля, своими подвигами, благородством и доблестью заслужил восхищение и любовь королевы Изабеллы.

Решив при необходимости силой вырвать брата Бартоломе из лап инквизиции, Фернандес де Кордова собрал отряд из двадцати верных рыцарей. Это были действительно надежные люди, всей душой преданные Великому Капитану и добровольно выразившие готовность помочь ему в этом рискованном предприятии.

Когда генерал вновь явился ко дворцу кардинала Сиснероса, тот велел провести его в свой кабинет. Великий Капитан был настроен воинственно, но все же решил еще раз встретиться с кардиналом: он хотел во что бы то ни стало освободить брата Бартоломе и был бы только рад, если бы это удалось сделать без кровопролития.

Сиснерос ожидал Великого Капитана в своем кабинете, читая комедию Торреса Наарро «Солдатчина», не одобряемую святой инквизицией. Возможно, именно поэтому кардинал желал с ней ознакомиться — чтобы знать опасные мысли и уметь с ними бороться. Как бы то ни было, над остротами, встречавшимися в тексте, он потихоньку посмеивался.

— О, вот и вы, генерал! — воскликнул Сиснерос, когда Фернандес де Кордова вошел в кабинет в сопровождении двух гвардейцев из дворцовой охраны. — Я ждал вас с нетерпением. С таким человеком, как вы, всегда приятно поговорить.

— Я не нуждаюсь в ваших любезностях, кардинал, — резко ответил Великий Капитан. — Я пришел сюда только затем, чтобы требовать освобождения брата Бартоломе. Надеюсь, я еще не опоздал…

— Брат Бартоломе еще жив, и я отпущу его. Но сначала ответьте мне на один вопрос: что вы нашли во дворце, где был арестован Чезаре Борджиа? Что за святыня хранилась за стеной, на которой чудесным образом возник лик Христа?

Фернандес де Кордова был поражен, услышав эти слова. Он даже не подозревал, что его рыцарь был схвачен инквизицией в связи с той историей. Трудно было предположить, как кардиналу удалось докопаться до этого. Великий Капитан был в замешательстве. Отрицать очевидное было бессмысленно, но и выдать тайну нельзя было ни в коем случае.

— Я не могу ничего вам сказать, ваше высокопреосвященство, — твердо сказал он.

— Спасибо и на том, что не пытаетесь лгать мне, — ответил Сиснерос. — Я восхищаюсь стойкостью брата Бартоломе и вашей смелостью, генерал. Как только врачи обработают его раны, я отдам вам его. Ваш рыцарь в тяжелом состоянии, но я искренне надеюсь, что он все же выживет. А свое доброе имя он сохранил.

Состояние брата Бартоломе действительно было критическим. Его физические и моральные силы помогали ему бороться со смертью всю ночь после освобождения, но тяжелейшие раны не оставляли ему шанса выжить. Он умер со спокойной душой, сообщив Великому Капитану, что не сказал ни слова о святой плащанице.

Фернандес де Кордова распорядился, чтобы брата Бартоломе похоронили с военными почестями, как павшего в бою отважного солдата. Великий Капитан горько плакал на его могиле, как ему уже не раз случалось оплакивать своих воинов. Всю жизнь он провел в походах и сражениях, однако смерти верных солдат, товарищей и друзей, не стали для него чем-то обыденным. К этому невозможно было привыкнуть, и суровое сердце Великого Капитана разрывалось от горя при каждой новой потере. В такие моменты он всегда вспоминал один из своих любимых девизов: «Лучше умереть молодым, чем жить без чести». Брат Бартоломе выполнил свой долг и умер с честью. Это было теперь единственным утешением.

После похорон Великий Капитан покинул Гранаду и отправился в монастырь Поблет, ставший в то время центром тайного ордена тамплиеров. Плащаница находилась в опасности, и ее хранителям следовало быть начеку. Люди — даже самые благочестивые — были готовы на любые преступления и убийства ради того, чтобы заполучить ее. Святая плащаница была свидетельством страшного злодеяния, и, словно по наущению дьявола, к ней все время тянулись руки, запятнанные невинной кровью.

По прибытии в Поблет Фернандес де Кордова снял военную форму и облачился в скромную сутану монаха-цистерцианца. Аббат, магистр ордена тамплиеров, ждал его в секретной комнате в подвале монастыря. Несколькими днями раньше он получил известие о том, что брат Бартоломе попал в руки инквизиции. С того момента аббат не переставая молился о его спасении, однако Бог не внял его мольбам — по крайней мере на земле.

Секретная комната монастыря была большим квадратным залом площадью около ста метров. К ней вел темный коридор, и вход в нее был завешен шелковой пурпурной портьерой. Внутри комнаты, по левую и правую сторону от входа, располагались Соломоновы колонны Яхин и Боаз. У противоположной стены стоял большой стул с готическими украшениями, предназначенный для магистра ордена храма. За ним висел гобелен, на котором символически были изображены три ступени посвящения братьев-строителей, предшественников франкмасонов. Высоко на стене было высечено всевидящее Божественное Око, окруженное звездами созвездия Близнецов — одного из важнейших эзотерических символов тамплиеров.

Фернандес де Кордова уже много раз бывал в этой комнате. Он торжественно приблизился к магистру, поприветствовав взглядом остальных братьев, сидевших вдоль боковых стен, украшенных знаменами и гербами. Все рыцари были в белых плащах с красным крестом ордена тамплиеров на левом плече. Подойдя к магистру, Великий Капитан вынул из ножен шпагу и выставил ее перед собой, как крест из стали и золота; затем он опустился на правое колено и склонил голову в знак повиновения.

— Благословите меня, Великий магистр.

— Поднимитесь, брат мой, — сказал ему аббат, положив ему руку на голову.

Фернандес де Кордова не смог сдержать слез. Он вынужден был признаться в своем бессилии — ему не удалось спасти своего рыцаря и товарища, вырвать его из жестоких лап инквизиции. Это были волки в овечьей шкуре, мертвой хваткой державшие свою жертву, и даже он, Великий Капитан, некогда один из могущественнейших людей Испании, не мог совладать с ними.

— Сейчас тяжелые времена, Гонсало, — сказал магистр с глубокой печалью. — Мы потеряли одного из самых славных рыцарей нашего ордена. Он отдал свою жизнь во имя веры, и все мы должны быть готовы к тому же. Наш брат умер: да примет его Господь в свое лоно. А мы можем утешаться лишь тем, что по воле Всевышнего святая плащаница Господня нашего Иисуса Христа останется навсегда в Поблете под нашей надежной защитой.

Вторая часть

18

I век, Иерусалим

В последнюю неделю земной жизни Иисуса из Назарета, накануне Пасхи, в Иерусалим прибыл Леввей, посланник из города Эдессы. Некоторое время назад молодой царь Авгарь Уккама узнал от купцов и путешественников о пророке из Галилеи и его учении. Желая принять на своей земле этого святого человека, ненавидимого властями на родине, царь решил отправить к Иисусу посланника, чтобы тот уговорил его оставить родные края и поселиться в Эдессе, где бы он мог свободно проповедовать свое учение.

Путешествие по пыльным дорогам Иудеи было в высшей степени изнурительным. Солнце, несмотря на время года, нещадно припекало, и путники, спасаясь от палящих лучей, вынуждены были с головой закутываться в светлые просторные одежды. Достигнув наконец Иерусалима, Леввей был весь в пыли: она набилась ему в сандалии, проникла во все его поры, осела на бороде и засаленных, мокрых от пота волосах, сделав их жесткими и сероватыми. Во рту у него пересохло, а глаза были красны.

У источника Гихон, находившегося с юго-восточной стороны Иерусалима за городской стеной, Леввей остановился, отряхнул от пыли сандалии и хитон и вымыл лицо и руки. Вода несколько освежила его, отчасти восстановив растраченные в дороге силы. Ему пришлось проделать долгий и утомительный путь, и теперь он был уже почти у цели.

Окинув взглядом лежавший впереди город, Леввей вошел в него через Водные ворота, располагавшиеся неподалеку от Гихона. По правую руку возвышался величественный Иерусалимский храм, а по левую находилась старая часть Иерусалима — город Давида, возникший в древние времена при этом прославленном еврейском царе.

По дороге Леввею попался римский патруль, выходивший из одного из узеньких переулков города Давида. Это был отряд из десяти легионеров, и возглавлявший его декурион нес свой шлем в руке, вытирая с лысой головы обильно струившийся пот. Жара стояла невыносимая, и на лице декуриона читалось неописуемое отвращение к варварскому знойному краю, в котором он вынужден был нести службу.