Мать королей - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А мне тоже, чтобы я тебе Соньку дал, – воскликнул Витовт. – Ты должен на Корибута закрыть глаза.
– Ни о чём знать не хочу! – повторил король.
Витовт иронично рассмеялся.
– Но я также не буду разглашать перед светом, что отправил его, – сказал он весело, – я также его отрицаю, хотя доволен, что это королевство, которое вырвал у нас из рук твой Збышек, может, вернём через Корибута.
Король вздохнул.
– Папа и король Римский – это великая мощь, – шепнул он грустно, – мы с ними бороться не можем. У римского епископа всюду среди нас есть свои подчинённые, его слуги держат костёлы, монастыри, земли, людей, ну, и совести. Мы должны слушать!
Они долго молча переглядывались.
– Ни себя, ни меня к делу Корибута не примешивай, – начал грустно Ягайлло. – Ты не можешь его поддерживать.
– Я не хочу его удерживать, – прервал князь.
Ягайлло спросил о крестоносцах, с которыми, похоже, Витовт был в более тесных и доверительных отношениях, чем раньше.
– Мне снова придёться объявить им войну, – прибавил он, – а ты должен идти со мной.
Князь вовсе не показал, что ему это не понравилось.
– Я к крестоносцам равнодушен. Они слабее и стараются меня получить. Я хочу ими воспользоваться, а сломим их, тем лучше. Я их не отталкиваю, но защищать и прикрывать не буду.
Витовт знал, что более длительный разговор на эту тему Ягайлле будет невыносим, омрачит его и оттолкнёт, таким образом, сделав то, что хотел, то есть объявив королю об экспедиции Корибута, он пытался прояснить его нахмуренное лицо.
Ягайлло в страхе, как бы он от него не требовали больше, чем безразличное и пассивное поведение, говорил уже об отъезде из Трок и необходимости приготовления к свадьбе.
Для того, чтобы развеселить его, чтобы он мог посмотреть на Соньку и порадоваться, Витовт два раза её приводил. Король смотрел на неё и забывал о бремени царствования и короны.
В последний день пребывания в Троках, когда уже о Ко-рибуте вовсе речи не было, неожиданно перед самым расставанием король объявил Витовту:
– Ты знаешь, что я обещал королю Римскому подкрепление против чехов, и пошлю ему пять тысяч человек.
Витовт принял это холодно.
– Если тебе не жаль их потерять, – сказал князь, – делай, как решил. Я бы ему и одного человека не дал. Это не помешает Корибуту идти также в Чехию, а когда там твоих людей встретит, пусть не обращает внимания, что они поляки.
Они поглядели друг на друга, Ягайлло погрустнел. Витовт сносил все крайности положения с ясным лицом. Всем умел пользоваться.
Во время свидания с Сонькой, когда Ягайлло с ней прощался и надевал ей на палец обручальное кольцо, прося, чтобы была ему верной спутницей, княжна громким голосом обещала ему это.
С Рождества до Масленицы оставалось не так много времени для приготовления к свадьбе. Король спешил, чтобы, устроив самые срочные дела, вернуться в Литву. С Витовтом они рассавались радушно, в прекрасном согласии и договорённости. Ягайлло действительно не хотел знать о Корибуте, но о его походе не рассказал панам и мешать ему не собирался. Олесницкий о нём не знал. Во время отъезда из Трок он хотел ещё вступить с королём в противостояние по поводу брака, но король не говорил о нём. Поэтому он отложил разговор об этом на дорогу, заключив, что, когда Витовта не будет, король будет послушнее. Он в этом разочаровался. При первом упоминании о Соньке, Ягайлло отвечал сухо:
– Брак решён.
Олесницкий замолчал.
– В Кракове, – сказал он после паузы, – без разрешения папы никто не заключит брака.
– Найдутся такие, которые мне в нём не откажут, – забормотал король.
Прелат уже не раздрожал своего пана сопротивлением. В конце концов ему пришлось смириться с этой упрямой фантазией старика, грозной только ему самому, чтобы в более важных делах стать тем сильнее. Это было его мнение, а мнение Олесницкого почти всегда в совете было решающем. Все охотно согласились с тем, чтобы королю не сопротивляться и не мешать.
С некоторой опаской смотрели в будущее, но это было уже неизбежным.
В дороге король постоянно был занят браком. На всё соглашался, осыпал милостями, требовал только, чтобы ему в этом послужили. Отправив в Краков людей за тем, что было нужно, он охотился в Вонгровской пуще.
Оттуда послы и гонцы постоянно ездили то в Новогродок, который назначили место крещения и брака, то в Краков, откуда должны были стянуть людей и подарки, двор и разные вещи.
Краковские паны, следуя примеру Олесницкого, готовились поклониться молодой королеве, хотя не были к ней расположены.
Исполнилась воля и расчёты Витовта.
В конце зимы, в бездорожье и оттепель, Новогродок неожиданно наполнился целыми отрядами двора Ягайллы, который вдалеке от столицы, в маленьком местечке, точно избегая людских глаз, хотел устроить свадьбу как можно более великолепно. Свою бедную племянницу Витовт также наделил по крайней мере великолепием свиты, окружающей её.
Помимо своей воли, княгиня Юлианна была вынуждена ехать с ней, в этот день приехал из Руси старый Симон, князь Холшанский, дядя Соньки, который, сдав её в опеку Витовту, был благодарен ему за неожиданную судьбу племянницы.
Из Польши с великолепными отрядами съехались паны, близко стоящие к королю, дабы окружить Ягайллу; Витовт вёл с собой многочисленных русских князей и литовских бояр.
Из Вильна специально с целью крестить княжну и провести свадебный обряд в свиту князя прибыл Мацей, епископ Виленский. Польских епископов об этом не хотели просить.
В течение всего времени ожидания, этих приготовлений, дороги, Сонька, почти не проронив ни слезы, спокойная, на вид равнодушная, послушная, давала с собой делать что приказали. Не показала ни радости, ни тревоги.
Витовт, хотя, возможно, не понимал её, это пассивное расположение объяснил себе огромным счастьем, которое неожиданно упало на девушку. Он не переставал повторять, что в благодарность ему за всё Сонька должна быть ему преданна и послушна. Он никогда не получал на это ответа, но девичья тревога это объясняла. С той спешкой, с какой Ягайлло хотел устроить брак, пошли новогродские праздники. В замке всё уже было приготовлено.
Назавтра по прибытии Соньки её окрестили по римскому обряду, и в тот же день престарелый король соединился с ней у алтаря. Стол был уже заставлен и ревели трубы, слышались крики, толпы проталкивались, чтобы увидеть молодую госпожу. Польский двор к своему удивлению увидел её в эту торжественную минуту без слёз, с поднятыми вверх светлыми глазами, она глядела
