Пирог из горького миндаля - Елена Михалкова

– Маленькую сказочку!

– Яна, мне поработать надо.

– Тишка, – поправила девочка.

Татьяна едва не вспылила. С тех пор как Сергей окончательно ушел, дочь уцепилась за дурацкую кличку. Все, что осталось у нее от отца – драные шорты да фамилия. Татьяна понимала это и жалела девочку. Но иногда ей хотелось встряхнуть ее за шкирку и заорать, что он бросил их, повел себя как законченный урод, хватит делать из него кумира и воображать себя наследницей родового имени!

– Какую сказку? – устало спросила она.

– Про одну девочку. – Тишка с ногами забралась в соседнее кресло.

– Сказка, – послушно повторила Татьяна. – Жила-была одна девочка…

– И была она очень-очень счастлива.

– И была она очень-очень… Подожди. А дальше что будет?

– Дальше ничего не будет, – удивленно отозвалась Тишка. – Это конец.

Татьяна помассировала виски. Опять голова ноет к вечеру…

– Это какая-то неправильная сказка.

– Почему?

– В ней ничего не происходит.

– В ней происходит счастье, – поправила дочь.

– Про такое сказок не сочиняют.

– А мы сочиним! Рассказывай! «Жила-была одна девочка, и была она очень-очень счастлива. Конец!»

Татьяна почувствовала, что окончательно выдохлась. И спор-то был пустяковый! Что тебе стоит – повтори то, что она просит, и дело с концом. Но Татьяна не могла. Все время ее кто-нибудь продавливает: то Прохор, то Венька с Тамарой, а теперь вот собственная дочь.

– Знаешь что… – суховато сказала она. – Я могу рассказать ту сказку, которую сама захочу. А вот так я не умею. Извини, мне работать надо.

Она повернулась к компьютеру.

Тишка некоторое время смотрела ей в спину. Потом тихонько слезла с кресла и на цыпочках вышла из комнаты.

В библиотеке обосновался дядя Вениамин. Тишка через окно столовой перелезла в сад и побрела к качелям.

Вверх-вниз! Вверх-вниз!

Когда качаешься, кажется, будто можно улететь от всего плохого.

– Эй, дурилка!

Девочка вздрогнула и чуть не свалилась. Пашка сидел на черемухе, на той самой ветке, которую облюбовала Женька, и насмешливо смотрел на нее.

– Всем нравятся маленькие девочки, – умильно произнес парень и сложил губы трубочкой.

Тишка спрыгнула и направилась к дому.

– Э! Ты куда? А поговорить?

– Сам с собой разговаривай, – отозвалась она.

– Может, лучше с твоей киской?

Гаденький смешок. Тишка отлично поняла двусмысленность, и ее будто толкнули.

Она остановилась. Медленно обернулась и встретилась с Пашкой глазами.

– Ну давай, спроси, с какой киской! Чего засохла?

Девочка молчала.

– Ты какая-то тупенькая, Яна, – сочувственно сообщил Пашка. – В мать пошла, что ли?

Тишка не отрываясь смотрела на него.

– Ну чего выпучилась? Думала, никто не узнает? – Пашка сел поудобнее. – Слушай, где вас таких дур раздают? В Москве? Я бы съездил, взял парочку. Для личных нужд. – Он усмехнулся, облизал губы.

– Что не узнает? – с трудом выдавила Тишка.

– Про кошечку твою. Мяу-мяу, мяу-мяу!

Он выгнулся, сделал вид, будто точит когти, и озабоченно глянул на свою руку.

– Кусачая оказалась, тварь! Вся в тебя.

Через мгновение Тишка стояла под черемухой.

– Где Дымчик?

– А, так это самэц!

– Что ты с ним сделал?

Пашка перегнулся, навис над девочкой. От этого движения как будто маска сползла с его лица, и под ней открылась злая, умная, торжествующая крысиная морда. Пашка тоненько хихикнул.

– Я дизайнер!

– Что ты с ним сделал?!

– Украсил им твое жилье!

Девочка отшатнулась.

– К-какое жилье?

– «К-к-к-какое ж-ж-жилье?» – передразнил Пашка. – Твое! Где ты яйца несешь!

Ухмылка перешла в торжествующий оскал. Он наслаждался каждым мигом ее унижения.

– Он, конечно, сперва поорал малость, – сокрушенно поведал Пашка. – А потом ничего. Угомонился.

Тишка попятилась и бросилась бежать. Ей вслед несся злорадный хохот.

Все время, пока она мчалась по дороге, и потом, когда свернула на лесную тропу, перед ее глазами стоял мертвая малиновка.

Тишка выскочила к липе и остановилась.

– Дымчик! – срывающимся голосом позвала она. – Кис-кис-кис!

Прошла несколько шагов, озираясь по сторонам. Может быть, котенок испугался и спрятался в кустах?

– Дымчик!

Пашка был здесь. Забирался в ее гнездо, сидел там с котенком на руках. Дымчик стал доверчивый, он вышел к тому, кто подманил его рыбой.

– Кис-кис-кис!

Вот кто наблюдал за ней все это время. Пашка узнал, где ее гнездо, выследил котенка. Что он с ним сделал?

– Кис-кис…

Тишка подняла глаза к своему укрытию на липе и онемела.

Над гнездом, подвешенный на шнурке, болтался какой-то серый комочек. Невнятный, сморщенный. Тонкие лапки свисали безжизненно, словно ниточки.

«Я дизайнер! Украсил им твое жилье».

Человек с извращенной фантазией мог бы сказать, что это лампа.

Налетел ветер, тронул шнурок, раскачал комочек.

Тишка стояла, глядя на него, очень долго. Кажется, много лет.

Сознание раздробилось. Часть ее говорила, что нужно забраться наверх и снять убитого зверька. Другая понимала, что никогда не подойдет к нему, просто не сможет, потому что больше не существует ее гнезда, в котором так уютно было спать, и разбитой липы, под которой живут гномы, и леса, где она была так счастлива.

Ничего этого больше нет.

«Отведи глаза».

Тишка отвернулась и пошла обратно, напролом через лес, не замечая веток и паутины.

В ее жизни не было дороги длиннее.

Мертвый лес, мертвая тропа. Какая разница, что вокруг качаются сосны и пахнет смолой. Ее лето умерло, убито, висит безжизненным комочком на ветке сгоревшего дерева.

– Девочка, ты не подскажешь, где здесь магазин? – спросил какой-то прохожий, когда она вышла к поселку.

Тишка качнула головой. Прохожий открыл рот, чтобы что-то сказать, но увидев ее взгляд, отступил на шаг и промолчал.

Когда она открыла калитку, ветер донес до нее голоса.

Женька раскачивалась на качелях, Пашка стоял рядом и что-то вдохновенно плел. Тишка шла как робот и задержалась только на секунду, чтобы наклониться за камнем.

– А что это у нас с лицом… – начала Женька, заметив ее.

Первый удар, нанесенный со всей силы, попал ему в плечо. Пашка по-женски взвизгнул, шарахнулся в сторону, и тогда Тишка ударила второй раз.

Выбежавший на крики Лелик замер на краю поляны, оторопело моргая. Двое мальчишек катались в траве, вцепившись друг в друга. Лица были перепачканы грязью. Пашка отчаянно пытался сбросить с себя мелкого противника, но тот был изворотлив, как хорек, и дрался с яростным ожесточением.

– Разнимите их! – Женька вопила в полный голос. – Она его убьет!

Она?

И тут Лелик понял, кто Пашкин враг. Лицо Тишки было так страшно искажено, что он не узнал ее. Лелик никогда не думал, что мелкая девчонка может так биться. Пашка был сильнее, старше и втрое тяжелее. Он мог прихлопнуть Тишку одним ударом, как комара. Но девочка стремительно уклонялась, молча кусала его, не обращая внимания на тычки, и в глазах ее горело такое бешенство, что Лелику стало страшно.

Набежали взрослые, вокруг замелькали высокие фигуры. Кто-то, ругаясь, оттаскивал девочку, кто-то помогал Пашке подняться.

– Вы что тут все, озверели?!

– Янина! Ты с ума сошла?

– Господи, они опять дерутся!

– Принесите воды кто-нибудь!

Пашка отошел в сторону, пошатываясь. Он выглядел растерзанным. Кровавые полосы на щеках, следы от укусов на предплечьях… Парень потер лицо, захныкал и превратился в маленького обиженного мальчика.

– Господи, Пашенька!

Тамара выскочила откуда-то из кустов, обняла сына, прижала к себе. Тот схватился за ее руку, как утопающий.

– Мам, клянусь, я ничего не сделал! Она на меня просто так бросилась!

– Правда, без всякого повода, – подтвердила бледная Женька.

Тишка обвела всех безумными глазами. Взгляд остановился на Пашке, и Тамара непроизвольно вскинула руку, словно защищая сына.

– Ты убил моего кота, – хрипло сказала Тишка. Жутковатый контраст между детским личиком и бешенством, звучащим в ее голосе, заставил взрослых переглянуться.

– Что?

– Ты убил моего кота!

– Какого еще кота?! – завопил Пашка. – Люди, да она психованная!

Тишка сделала шаг к нему, и Юра схватил ее за плечо.

– Янина, что здесь…

– Ой. Кто-то снова подрался?

Юра осекся при виде Вероники, вышедшей на поляну со своим обычным отрешенным видом. На руках ее угнездился маленький черный котенок, которого девочка рассеянно гладила по спине.

– Дымчик, – прошептала Тишка.

Котенок крутил головой, живой и невредимый, и таращился желтыми глазами.

Но кто же тогда был на липе?

Осуждающее молчание стало физически ощутимым. Невинно пострадавший от рук бешеной дикарки Пашка сидел, уткнувшись в мать. Жертва, несчастный парень, затравленный мелкими неудачниками – ею и Леликом.

– Ни разу сдачи не дал, – прошелестела тетя Люда. – Пальцем не тронул. Джентльмен!