Стоит ли об этом - Сергей Катканов

Нет, я не разучился писать складно и в рифму, но я вдруг почувствовал, что стихи уже не рождаются, я их выдумываю, порою просто вымучиваю. Это был уже всего лишь результат применения технических навыков. Я вас уверяю: «научить писать стихи» можно и обезьяну, если она будет стараться. Постепенно нарабатываются технические навыки, и из–под пера начинают выходить ритмичные, гладко рифмованные строки. Но это не поэзия. Поэзия требует некоего непостижимого дыхания духа, и это дыхание или есть, или его нет.

У меня его вдруг не стало. Я всё понял и стихов после 18-и лет больше не писал. Последняя вспышка чего–то очень похожего на поэтическое творчество случилась у меня в 21 год. Я работал на практике в глухом поселке Северный и привез оттуда два стихотворения. Кажется, это и правда стихи. Но больше я уже писать не пытался.

Костёр на льду

(1979–1984)

I

Камень и волны

Волны ласкаютШирокий лобСерого камня

Только родившисьЛаскают лобДревнего старца

Пенная нежностьСпешит изойтиВ ласке минутной

Старый молчальникСтоит, как стоял,К ласкам привыкнув

04.09.79.

Поезд

Стук неясный до мерных ударов возрос,И земля от предчувствий дрожитВ тёмной просеке леса на крыльях колёсОн предвидится, ветром обвит

Возникает меж сосен его голова,Жёлтых глаз туповатый обвод.И как будто от боли очнувшись едва,Он пронзительно тяжко ревёт.

Оборвавшейся лентой уносится вдаль,Потонув в затихание полос,Унося за собой ветровую печаль,Как призыв, как укор, как вопрос.

Эвридика

Ты назад, мой певец, не гляди, не гляди.Вместо песни сорвёшься ты в крике.Пусть смотрящий вперёд счастье ждёт впередиИ поёт о своей Эвридике.

Не глядеть! Не глядеть! Уж открылся в скалеСветлый выход из мрака ночного.Между ив у реки на цветущей землеС Эвридикой ты встретишься снова.

Выход близок, но взгляд обернулся назад.Нетерпение силы лишило.Пала бездна, завыла и вздыбился ад,Тень неясную ночь поглотила.

Снова день. На земле одинокий певец,Взгляды бродят безумно и дико,Голос глух, пальцы мертвы и виден конецСтрастной песне: «Вернись, Эвридика!»

Гнётся ива, как стан в тот момент роковой,Над рекою ни песни, ни крика.Только ветер печально выводит поройНа забытой струне: «Эвридика».

Драматический отрывок

— Не гляди! Счастья нет для смотрящих назад.— Но ведь может ответ дать единственный взгляд.Только взгляд — не укор, и не крик, и не стон.— Захлебнётся костёр, что на льду разведён!

Нож

Нож живой — он и меч, и топор, и кинжал.Не одно — сотни острых, отточенных жал.

Я закрою глаза — он всегда предо мной —Колет в грудь, бьёт в лицо и грозит за спиной.

Вездесущ, неотступен, суров, многолик.Из груди моей вырвет когда–нибудь крик.

Ни удары, ни руки ему не нужны.Он войдёт мне под кожу как будто в ножны.

Музыка

Музыка с болью о ком–то рыдает,Звуки дрожат и волной затухают.

Вдруг из падений взмывая дугою,Мчатся и плещутся в русло другое.

Пропастей ужас! Рискованность взлёта!Сердце трепещет, узнало кого–то.

Слёзы покорных немых изваянийСтынут с укором застывших рыданий.

Сердце себя узнавать начинает.Боль изваяний рыдает, рыдает.

29.07.79.

Ложь наводнила жизнь нашу и мою.Мы в ней захлебнулись, и выплыть нет силы,А где–то там, если я говорю: «Люблю»,То ты отвечаешь: «Мой милый»

Как тень от сути отделились слова,И мы запутались в этой игре с ними,А где–то там, если над трупом говорят: «Мертва»То не плачут, а смеются с улыбками незлыми

Мы лиц человеческих никогда не видали,Лишь до ушей да к низу приклеенные губы,А где–то там, если человеку чурбан показали,То он говорит: «Сработано грубо»

Из мира личин, ложных звуков и самообманаВ «где–то» уйти я давно принял решение,Но стеной и простором встаёт вечность океана,И я понимаю, что «где–то» — многоликое разрушение.

Был ли кто при этом — не былТолько хоть кричиВедь звезда сорвалась с небаПотонув в ночи

И, справляя панихиду,Поезда гудят.Мы живые будто с виду,А сердца смердят.

Опьяняющим угаромДышат холода.Не взошла на небе старомНовая звезда.

14.10.79

Ветер звенит жестяными венками,Птицы сидят на крестах.Рядом дощечка с плохими стихами:«Вечно ты в наших сердцах».

Плиты, надгробья, ограды стальные,Вон на могиле стакан.Правда, есть холмики очень простые —Чуть ли не в пояс бурьян.

Вон на одной крест совсем покосился —Верно давно уж гниёт.К ржавой табличке поближе склонился —Шёл ей 20‑й лишь год.

Может когда–то была чьей–то милой,Может любила мечтать.Не кому только теперь над могилойДаже траву оборвать.

Время и смерть пролегли между нами.Ты умерла, я живу.Вроде бы сбегать сейчас за цветами…Не побегу, не нарву.

На кладбище после дождя

И тепло и паровито,Вдаль несёт обрывки туч,На крестах, дождём омытых,Отразился светлый луч.

Птицы трели рассыпают,Дышит чёрная земля,И за шиворот роняют,Холод влаги тополя.

Пробуждается стремленьеВсё живое полюбить.Никакого настроеньяИз почтения скорбить.

Небо глубь свою открыло,Чист дождём омытый лист,И над солнечной могилойВоздух влажен и лучист.

Я лежал одурманенный зноемНа зелёной траве уж векаМочаливо–устало–спокойнаГде–то рядом томилась река

А в провалах дневных сновиденийКто–то шепчет и шепчет о ней…Нет, в ушах раздаётся гуденьеДеловитых мохнатых шмелей.

Надо встать и стряхнуть эту дрёму,Пусть идущему жизнь нелегка.Чей же голос, до боли знакомый,Говорит, что лежать мне века?

Вечно длится молчаньеВ этом замкнутом вечно кругу.Обжигают сознаньеОгоньки на другом берегу.

Над холодной волноюСиянье холодной звезды.Под бездонностью неба —Бездонность воды

19.09.81

II