Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И адвокат Дабни прекрасно это продемонстрировал. Хотя версия прокуратуры о движении бочек в воде в целом выглядела достаточно правдоподобной и убедительной, защите даже в этом вопросе удалось поставить под сомнение итоговый вывод. И это стало возможно именно потому, что сторона обвинения в этой части явно не доработала.
Далее суд перешёл к заслушиванию показаний доктора Джона Фоя (John W. Foye), судебно-медицинского эксперта обвинения. Ему предстояло свидетельствовать о пятнах крови, которые были обнаружены на одежде обвиняемого и на досках в конюшне. Доски, выпиленные из настила пола, были представлены суду в качестве улик. Мы не знаем, как выглядел Джон Фой, по-видимому, это был вальяжный и несколько высокомерный джентльмен. Для начала он не без апломба заявил, что работает патологоанатомом 14 лет и произвёл от 400 до 500 вскрытий человеческих тел. После чего добавил, что в качестве эксперта вызывался в суд для анализа пятен крови примерно 20 раз.
Адвокат Сомерби[1] в этом месте неожиданно перебил свидетеля и не без едкого сарказма проговорил, что не совсем понимает, как упомянутые заслуги могут помочь в определении давности происхождения пятен крови. Следует понимать, что суд вправе устанавливать компетентность эксперта, задавать связанные с этим вопросы и получать ответы, запрашивать справки и документальные подтверждения, но всё это не является обязательным. Это такая опция, целесообразность которой определяется всякий раз индивидуально. И то, что доктор Фой стал важно рассказывать о себе самом без всяких вопросов на этот счёт, выглядело… как бы это выразиться корректнее и точнее?.. это выглядело непрофессионально.
И адвокат Сомерби очень удачно указал на данное обстоятельство, сделав это иронично и опосредованно, то есть без личных выпадов или выражения сомнений в компетентности в неуважительной форме.
Суд постановил, что Джон Фой может быть признан экспертом и может высказаться о давности появления пятен. Фой глубокомысленно назвал их «свежими» («to be fresh»), причём непонятно было, о «свежести» относительно какой даты он вёл речь, и что вообще означает этот эпитет. Эксперт никаких разъяснений на сей счёт не дал, а вместо этого пространно порассуждал о количестве крови в теле человека. По его наблюдениям, масса крови составляет 1/40 веса тела, что, как мы знаем, совершенно неверно. Впрочем, противная сторона пропустила эту мелочь мимо ушей. Как станет ясно из дальнейшего, подобная детализация действительно не имела значения.
Продолжая отвечать на вопросы обвинителя, судмедэксперт заявил, что он осматривал одежду подсудимого и, по его мнению, на штанах нижнего белья имелось большое пятно крови. Эту кровь, по мнению Фоя, пытались отстирать. Вся одежда была отдана доктору Хейсу (Hayes), который провёл детальное исследование следов крови с использованием микроскопа. По словам Фоя, кровь была найдена на левой штанине брюк, на коленях кальсон, на пальто и жилете, кроме того, на жилете вырвана петля.
На этом содержательная часть показаний эксперта оказалась исчерпана, и последовал перекрёстный допрос. Тут следует отметить, что доктор Фой благоразумно отказался поклясться в том, что обнаруженные пятна являются именно кровью человека, осторожно заметив, что не является химиком. Это признание фактически дезавуировало всё, сказанное им ранее, ведь в своих показаниях он говорил именно о крови, а не красных пятнах, похожих на кровь! Теперь же выяснилось, что он не знает, являлись ли пятна на одежде обвиняемого кровью вообще. А вдруг это гранатовый сок? А вдруг вишнёвый?
Адвокат попросил мистера Фоя пояснить общей характер текучести крови в мёртвом теле, и эксперт ответил, что в крупных сосудах кровь остаётся подвижной вплоть до момента высыхания (мумификации) тела. Из этого следовало, что расчленение тела должно было сопровождаться определённым выделением крови, хотя и не таким обильным, как при разрубании живого человека. В принципе, эти рассуждения следует признать имеющими довольно общий характер и в целом справедливыми.
Затем свидетельское место занял Дэйна Хейс (Dana Hayes), пробирный чиновник правительства штата Сообщество Массачусетса. Он был ответственен за проверки алкоголя и различных химических товаров [от керосина до лекарств в аптеках]. В начале своего выступления доктор Хейс сообщил, что знаком с «физиологической химией» — сейчас её называют органической — и имеет опыт проверок предполагаемых пятен крови. Далее он рассказал об осмотре одежды и сделал это подробно, обстоятельно, можно даже сказать, академично. Заканчивая эту часть своего повествования, Хейс не без пафоса воскликнул: «Это была не лошадиная кровь, но кровь человека (…)» («It was not horse’s blood, but was human blood (…)»).
Сказанное экспертом являлось обманом, поскольку определение видовой принадлежности крови являлось одной из важнейших задач судебной медицины, не находившей решения при тогдашнем уровне развития науки. Решена она была только в 1901 г., когда молодой немецкий врач Пауль Уленгут сумел использовать открытый русским судебным медиком Фёдором Чистовичем феномен преципитации для определения того, от какого живого существа происходит кровь — птицы, рыбы, млекопитающего, человека. В честь создателей этот метод получил название «реакции Чистовича-Уленгута». Доктор Дэйна Хейс не имел права говорить под присягой то, что он сказал, фактически он обманул суд, прикрываясь своим званием «эксперта» и тем доверием, которое ему было оказано.
Фрагмент стенограммы судебного заседания: «Это была не лошадиная кровь, но кровь человеческая (…)»! Перед нами яркий пример справедливости знаменитого слогана, гласящего, что иногда лучше жевать, чем говорить… Вплоть до начала XX столетия судебная медицина не располагала методиками, позволявшими отличить лошадиную кровь от человеческой, вот только грамотей Дэйна Хэйс этого пустяка не знал!
Заслуживает особого упоминания то обстоятельство, что доктор Фой, свидетельствовавший непосредственно перед Хейсом, не стал клясться в том, что пятна на одежде Левитта Элли оставлены именно человеческой кровью. Видимо, Фой был более компетентен в такого рода деталях и потому опрометчивых заявлений под присягой делать не захотел, опасаясь разоблачения. А вот Дэйна Хейс, по-видимому, до такой степени был уверен как в собственной непогрешимости,
