Ронья, дочь разбойника - Астрид Линдгрен

— Ишь ты, какой храбрый! А вдруг медведь учует твои следы и захочет узнать, откуда взялась эта вкусная кровь?

Бирк засмеялся:

— Тогда я покажу ему откуда — своим копьем!

— Лувис всегда прикладывает к кровоточащей ране сушеный белый мох, — задумчиво сказала Ронья. — Надо будет и мне запасти побольше мха. Кто тебя знает, когда ты вздумаешь в следующий раз садануть себя в ляжку!

Так она и сделала, принесла из леса целую охапку белого мха и положила на солнышке сушиться. А Бирк угостил ее жаренным на углях лососем. И ела она эту рыбу не в последний раз. Несколько дней подряд они только и делали, что ели лососину и мастерили деревянные миски. Нарубить березовые заготовки было делом нехитрым, они рубили их по очереди, и ни один из них не поранился. Вскоре пять отличных деревянных болванок были готовы. Оставалось только вырезать из них миски. Они решили, что нужно именно пять посудин. Но уже на третий день Ронья спросила:

— Бирк, что, по-твоему, хуже: жареный лосось или волдыри на руках?

На этот вопрос Бирк не мог ответить, потому что и то и другое было отвратительно.

— Да, я знаю, что нам нужен какой-то другой инструмент. Вырезать посуду ножом — адская работа.

Но другого инструмента у них не было, и они по очереди строгали и скоблили, покуда не смастерили что-то похожее на миску.

— Больше я ни одной посудины делать не буду ни за что на свете. Наточу ножик в последний разок. Дай-ка мне его!

— Нож? — удивилась Ронья. — Да ведь он у тебя!

Бирк покачал головой:

— Нет, это ты брала его только что. Давай его сюда!

— Нет у меня ножа! Ты не слышишь, что ли, что я тебе говорю?

— А куда ты его подевала?

Ронья рассердилась:

— Куда ты его подевал? Ты брал его в последний раз.

— Не ври! — ответил Бирк.

Обозленные, они молча стали искать нож. Обшарили всю пещеру и площадку перед ней. Но нож исчез.

— Разве я не говорил тебе, что без ножа в лесу пропадешь? — спросил Бирк.

— Тогда тебе нужно было получше беречь его! — ответила Ронья. — И вообще, ты порядочное дерьмо! Сам потерял, а на других сваливаешь!

Бирк побледнел от злости:

— Помолчала бы ты, дочь разбойника! На тебя это больше похоже! И с такой вот мне приходится жить в одной пещере!

— А ты не живи! Оставайся со своим ножом! Если только найдешь его! И вообще, катись-ка ты отсюда!

Слезы обиды брызнули у нее из глаз. Она уйдет в лес, подальше от него. Ни за что на свете не захочет она больше ни видеть его, ни говорить с ним!

Бирк видел, как она скрылась в лесу. Это разозлило его еще больше, и он крикнул ей вслед:

— Катись ко всем виттрам! Туда тебе и дорога!

Он поглядел на мох, лежавший у входа в пещеру, как куча мусора. Глупая выдумка Роньи. Он в ярости расшвырял мох ногами.

Подо мхом лежал нож. Бирк уставился на него и взял его не сразу. Ведь они перебрали весь мох. Откуда здесь взялся ножик? И кто виноват в том, что он оказался здесь?

Во всяком случае, это Ронья притащила мох, значит, она и виновата. И вообще, она упрямая, глупая и просто невыносимая. Он мог, конечно, побежать за ней и рассказать, что нож нашелся. Но ей только полезно будет посидеть в лесу, покуда не надоест дурака валять.

Он хорошенько наточил нож. Потом он сидел с ножом в руке. Держать его было так приятно. Отличный нож, здорово, что он нашелся! Да вот только Роньи тут не было. Не потому ли сердце у него как-то странно сжималось?

«Оставайся со своим ножом!» — сказала она. Он снова разозлился. Где она сама-то будет теперь жить? Конечно, ему до этого нет дела, пусть катится куда угодно. Только если она сейчас не вернется, пусть пеняет на себя. Тогда путь в Медвежью пещеру будет для нее закрыт. Ему хотелось сказать Ронье об этом. Но не бежать же в лес разыскивать ее! Ничего, сама придет и станет проситься назад. Вот тогда-то он ей и скажет:

— Раньше надо было приходить! А теперь поздно!

Он сказал это вслух, чтобы услышать, как это звучит, и ужаснулся. И это он говорит своей названой сестре!

Но ведь она сама виновата! Он ее не прогонял.

Ожидая ее, он поел немного жареного лосося. Первые три раза лососина была ужасно вкусная. Но на десятый раз казалось, будто куски во рту вырастали, и их было никак не проглотить.

И все-таки это была еда. А что ест тот, кто блуждает по лесу? Что ест сейчас Ронья? Поди, корешки и зеленые листочки, если она только сумела найти их! Но какое ему до нее дело! Пусть себе бродит там, пока не зачахнет. Сама пожелала! И вернуться не подумала!

Время шло. И в пещере без Роньи было удивительно пусто. Без нее он никак не мог придумать, чем бы заняться. А сердце сжималось все сильнее.

Над рекой стал подниматься туман. И Бирк вспомнил, как он однажды, когда-то давно, боролся с подземным народцем за Ронью. Потом он никогда ей об этом не рассказывал, и она, верно, не знала, что подземный народец мог легко заманить ее к себе.

И до чего же неблагодарна к нему она тогда была! Укусила его за щеку, у него до сих пор остался небольшой шрам. И все-таки она пришлась ему по душе. Да, она понравилась ему с первого взгляда. Но она этого не знала. Он никогда ей об этом не говорил. А теперь было уже поздно. С этого дня он будет жить один в пещере. «Оставайся со своим ножом», — как она могла сказать ему такие жестокие слова! Он охотно бросил бы этот нож в реку, лишь бы вернуть Ронью. Теперь он точно это знал.

Туман над рекой часто поднимался вечерами, тут нечего было бояться. Но кто знает, а вдруг этим вечером туман пополз в лес? Тогда подземный народец может вылезти из своих темных глубин. Кто тогда защитит Ронью, кто помешает им заманить ее своими песнями? Правда, теперь это уже не его дело. Нет, как бы там ни было, он не может больше ждать! Он должен пойти в лес, должен найти Ронью.

Бирк бежал так быстро, что запыхался. Он искал ее по всем тропинкам, по всем местам, где, как ему казалось, она могла быть. Он звал ее так долго, что стал бояться собственного голоса, стал бояться привлечь внимание любопытных жестоких диких виттр.

«Катись ко всем виттрам!» — крикнул он тогда ей вслед. Теперь он со стыдом вспоминал об этом. Быть может, они уже утащили ее, раз он не мог ее нигде найти. А может, она отправилась в замок Маттиса? Может, она стоит перед Маттисом на коленях и умоляет его позволить ей вернуться домой и снова стать ему дочерью? Уж проситься назад в Медвежью пещеру она точно не станет. Она скучала по Маттису, это было видно. Хотя она и не хотела, чтобы Бирк это заметил. Теперь-то уж она, верно, радуется, теперь она нашла причину, чтобы уйти из Медвежьей пещеры и от своего названого брата!

Больше искать ее было ни к чему. Одинокий и несчастный, он отправился назад в пещеру.

Весенний вечер был прекрасен, как чудо Господне, но Бирк этого не замечал. Он не чувствовал весеннего аромата, не слышал пения птиц, не видел цветов и трав. Он чувствовал лишь боль обиды в груди.

И вдруг Бирк услышал, как ржет лошадь в смертельном страхе. Он побежал туда. Чем ближе он подбегал к ней, тем отчаяннее становилось ржание. Наконец на небольшой прогалине меж елей он увидел лошадь. Это была истекающая кровью кобыла. На брюхе у нее зияла глубокая рана. Она испугалась Бирка, но не ускакала, лишь заржала еще громче, словно просила помощи и защиты.

— Бедняга! — воскликнул Бирк. — Кто же это так тебя изувечил?

И в этот момент он увидел Ронью. Она выбежала из ельника и помчалась ему навстречу. Лицо ее было мокро от слез.

— Ты видел медведя? — крикнула она. — Ах, Бирк, он задрал ее жеребенка, он растерзал его!

Она разразилась отчаянным плачем. Но Бирк мог чувствовать лишь дикую радость. Ронья была жива, ее медведь не задрал. И ни Маттис, ни виттры не отняли ее у него. Какое счастье!

Но Ронья, стоя возле лошади, смотрела, как та истекает кровью. И тут она мысленно услышала голос Лувис, подсказывавшей ей, что нужно делать.

Она крикнула Бирку:

— Скорее! Принеси охапку белого мха, а не то она потеряет всю кровь.

— А ты? Оставить тебя здесь? Ведь медведь где-то рядом!

— Беги! — закричала Ронья. — Я должна остаться здесь с лошадью и утешить ее. Принеси мох! Да поскорее!

И Бирк побежал. А Ронья обняла голову лошади и стала шептать ей слова утешения. Лошадь слушала ее, как будто понимала, что ей говорит девочка. Она больше не ржала, быть может, у нее не было больше на это сил. По ее телу то и дело пробегала дрожь. Медведь нанес ей страшную рану. Бедная лошадка, она пыталась защитить своего жеребенка, но он все равно погиб. А сейчас она, верно, чувствовала, как жизнь медленно и неумолимо вытекает из нее с каждой каплей крови. Уже смеркается, скоро наступит ночь. И если Бирк не подоспеет вовремя, лошадь уже не увидит утра.

Но он подоспел. С целой охапкой белого мха. И рада она была ему, как никогда никому. Но об этом он узнает после, не сейчас. Сейчас им не до того, надо спешить.