Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники - Александр Доманин

Суммируя изложенное выше, приходим к выводу, что самая большая группа источников относит рождение Чингисхана к 1162 году. Видимо, эту дату и следует считать наиболее вероятной.

Что касается последней из возможных дат — 1167 год — то она основывается главным образом на том, что в конце оригинального списка «Шэнь-у цинь-чжэн лу» говорится, что Чингисхан умер в шестьдесят лет. Однако такое основание является более чем сомнительным, так как в том же сочинении ранее сказано, что в 1203 году Темучину был сорок один год. Столь явное противоречие с необходимостью подразумевает ошибку в одном из случаев. Куда более вероятно, что эта ошибка относится к концовке сочинения и вызвана, скорее всего, невнимательностью переписчика, просто пропустившего необходимый иероглиф. Однако некоторые исследователи пытаются все же отстаивать 1167 год, основываясь больше на собственных логических построениях, чем на данных источников. Для подтверждения этого используют даже указание Рашид ад-Дина, что Чингисхан родился в год Свиньи, а таковым после 1155 года был именно 1167-й. Между тем, как уже показано выше, сам Рашид ад-Дин вычисляет дату рождения из продолжительности жизни Чингисхана, основываясь на свидетельстве Чжао Хуна. То есть это уже само по себе логическое построение, возможно, кстати, связанное и с некоторыми элементами священного — ведь при этом получается, что Чингисхан прожил шесть полных двенадцатилетних циклов: оба эти числа в восточной традиции имеют безусловно сакральное значение. Так что эту, тем более опосредованную, опору на год Свиньи как дату рождения будущего повелителя Азии нельзя принимать всерьез. Иное дело, что 1167 год значительно лучше согласуется с дальнейшей жизнью Чингисхана, нежели 1155-й. Ведь если принять последнюю дату, то получится, что первенец Чингисхана родился, когда Темучину было двадцать девять лет, что представляется крайне маловероятным, особенно с учетом монгольской традиции достаточно ранних браков. Однако в этой связи заметим, что тогда 1167 год тоже не очень подходит, так как Темучин в таком случае слишком молод, тем более, что 1184 год является самой поздней возможной датой рождения Джучи, а самой ранней будет 1182 год — то есть год, когда Темучин еще считался несовершеннолетним. Более того, в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина говорится, что старшим ребенком Чингисхана была дочь, и значит, Джучи был первым сыном, но не первенцем как таковым. А это уже явно относит нас к самому началу 1180-х годов и само по себе наилучшим образом подтверждает, что в историческом, источниковедческом и даже биологическом плане наиболее приемлемой датой рождения первого владыки Великой Державы Монголов является 1162 год.

Чингисхан. Китайская миниатюра

Следует напомнить, что определение точной даты рождения Чингисхана важно не столько само по себе (но и это, конечно, имеет немалое значение, хотя бы в плане возможных юбилейных торжеств: 850-летие Чингисхана — серьезная дата), сколько в контексте уточнения монгольской хронологии в догосударственный период. Да и с самой обычной человеческой точки зрения немаловажно знать, было ли Чингисхану за пятьдесят, когда он был провозглашен великим ханом и начал свои великие преобразования, или же ему не было и сорока лет. Любому понятно, что у каждого возраста свои психологические отличия и, чтобы хорошо понимать логику исторических событий, надо четко представлять личность, которая эту историю творила, во всем ее своеобразии. Особенно это касается молодых лет Темучина, ведь именно в молодые годы личность подвержена наибольшим изменениям, и разница в двенадцать лет здесь неприемлема. Портрет исторического деятеля должен быть по возможности точным, в противном случае даже само объяснение тех или иных исторических событий будет полностью неверным. Достаточно сказать, для иллюстрации этого положения, о знаменитой «Троянской войне на Селенге»[39]. Две крайние даты приводят нас к тому, что Темучину было либо шестнадцать, либо двадцать восемь лет, когда его имя впервые прогремело по всей монгольской степи. Разница, понятно, колоссальная, к тому же подробно описанные события этой войны приобретают слишком уж разную окраску. По принятой нами датировке в это время Темучину был двадцать один год (или, возможно, двадцать лет), юношеская импульсивность уже осталась позади, но и осторожность матерого волка еще не пришла. И таких нюансов в ранней монгольской истории немало. Поэтому и в дальнейшем в этой книге монгольская хронология догосударственной эпохи основывается на определенной нами дате.

В завершение темы коснемся проблемы «темных лет» монгольской истории. Проблема эта не разрешена историками и по сей день. Заметим, что ни одна, даже самая поздняя из возможных дат рождения Чингисхана, ее не решает. Однако ранняя (1155 год) датировка увеличивает период молчания о деяниях Темучина едва ли не до двадцати лет с момента первого провозглашения его ханом, поздняя (1167 год) сводит его к восьмидесяти годам, но полностью это хронологическое затруднение не снимает. В той системе хронологии событий, которая далее будет применена в этой книге, это «время молчания» равно одиннадцати (или двенадцати) годам. Ясно, что в эти годы (ориентировочно, 1186–1197 гг.) какие-то события в монгольской степи происходили, но никаких сведений в источниках об этом нет. Особенно удивляет молчание «Сокровенного Сказания», которое самым подробным образом повествует о предшествующих и, наоборот, о последующих событиях. Об этих же годах — ни слова, словно бы упоминание о них было табу. Поневоле приходится задуматься, что же могло стать этому причиной. И здесь тоже помогает тщательный анализ источников. Во-первых, ряд авторов уверенно утверждает, что сама система табуирования в монгольском обществе существовала (например, после смерти младшего из сыновей Темучина и Борте, Тулуя, его имя стало запретным — то есть, его нельзя было произносить и, тем более, называть им детей). Известные нам табу все относятся к ханскому роду. Таким образом, можно предположить, что и «молчаливое десятилетие» имеет самое прямое отношение к хану монголов Темучину. Происходившее с ним в эти годы было объявлено «табу», и об этом запрещалось упоминать. Что же это могло быть? Вероятно, нечто такое, что далеко не красило великого основателя Монгольской империи. И кое-какие следы этого в источниках все же нашлись, хотя и отмеченные невнятно, скороговоркой. Так, в «Мэн-да бэй-лу» Чжао Хун пишет, что, по слухам, Чингисхан «в юности» более десяти лет находился в плену у чжурчжэней; Рашид ад-Дин упоминает о том, что в молодые годы Чингисхан трижды (!) попадал в плен к меркитам. Надо сказать, что чжурчжэньский плен достаточно вероятен, особенно в форме заложничества. Что же касается сугубо степных дел, то и такой вариант, в виде меркитского (или тайджиутского?) пленения вполне возможен. И, само собой разумеется, что этот достаточно позорный для великого хана отрезок жизни подвергся прямому запрету на упоминание, и в итоге остались лишь неясные слухи. Вероятно, Чжао Хун прав, говоря о более чем десяти годах плена. В таком случае именно на этот период падают «темные годы», и загадка монгольской истории находит свое разрешение.

А теперь, после уточнения датировок и хронологии, обратимся непосредственно к событиям жизни Чингисхана, начиная с его детства и до провозглашения его ханом монголов-нирун.

Глава 5

Детство и юность Темучина

О раннем детстве Темучина, до достижения им девятилетнего возраста, наши источники хранят молчание. Однако вполне уверенно можно говорить, что жизнь его в эти годы была довольно счастливой и обеспеченной, похожей на жизнь любого другого монгольского мальчишки из знатного рода. В три-четыре года он, как и положено, сел на коня, еще через пару лет — научился неплохо стрелять из детского лука-алангир. Не стоит, впрочем, думать, что он вел жизнь юного шалопая из богатой семьи и только носился в свое удовольствие по степи, да играл со сверстниками. Волевая и строгая Оэлун-эке отнюдь не собиралась растить бездельника. У каждого в семье были свои определенные обязанности, и Темучин очень быстро осознал, что его положение старшего сына не столько дает возможности для развлечения, сколько вынуждает его к выполнению долга.

А семья между тем разрасталась. Оэлун, несмотря на столь нетривиальный способ заключения брака, выбранный Есугэем, вполне смирилась со своим новым положением. Повлияло здесь и то подчеркнутое уважение, с каким относился к ней муж; несомненно, ей льстила и признанная всеми воинская доблесть и храбрость Есугэя; наконец, то высокое положение, которое занимал Есугэй-багатур среди монголов, не могло не тешить ее женское тщеславие. Сработал, вероятно, и известный принцип «стерпится-слюбится», и в семье воцарились мир и согласие. Один за другим рождались крепкие и здоровые дети: Джочи-Хасар, Хачиун, Тэмуге; на девятый год появилась и первая девочка — материнская отрада, Тэмулун. Сытая и налаженная жизнь, дом, полный детей, — что еще надо женщине? Вряд ли расстроило Оэлун и то, что вскоре Есугэй взял в дом еще одну жену, Сочихэл, от которой имел еще двух сыновей — Бектэра и Белгутэя. В конце концов, старшинство Оэлун никем не оспаривалось, ее дети считались выше по положению, да она и сама прекрасно понимала, что такой знатный нойон, как Есугэй, не может ограничиться одной женой, хотя бы из соображений престижа. Да и как личность, Сочихэл явно не выдерживала сравнения с Оэлун, которая уверенно держала бразды правления в доме.