Последняя милость - Луиз Пенни

— Но…

И откуда только он узнал, что было «но»? Оставалось надеяться на то, что шеф все же не может читать его мысли. Ему бы этого очень не хотелось. Недаром его дедушка всегда говорил: «Никогда не пытайся до конца разобраться в собственных мыслях, мой мальчик. Поверь мне, это очень неблагодарное занятие».

Жан Ги хорошо усвоил урок. Он избегал любых рефлексий, и еще меньше ему хотелось знать, что происходит в головах у других людей. Бювуар предпочитал факты, улики и другие материальные вещи, которые можно потрогать и пощупать. Размышления он оставлял более мужественным людям, таким как Гамаш. Но при мысли, что шеф подобрал ключ к его сознанию, Бювуару становилось не по себе. Старший инспектор обнаружил бы там много интересного. Изрядное количество порнографии. Пару-тройку эротических фантазий, связанных с агентом Изабеллой Лакост. И даже несколько мыслей об агенте Иветте Николь, этой жуткой стажерке, которую к ним прикомандировали на время расследования около года назад. Правда, последние были в основном связаны с убийством и последующим расчленением трупа. Но если бы Гамаш захотел узнать мысли Жана Ги о нем самом, то не нашел бы в них ничего, кроме безмерного уважения. А копнув глубже, он мог бы добраться до того потаенного уголка, в который избегал заглядывать даже сам Бювуар. В этом уголке притаились его страхи, хищные и агрессивные. Кроме страха слишком тесного сближения с кем бы то ни было и боязни быть отвергнутым, там прятался один из самых навязчивых страхов Жана Ги: он боялся, что однажды потеряет Гамаша. Было в этом потаенном уголке и кое-что еще. Заключенная в плотную защитную оболочку и надежно спрятанная ото всех и вся, там скрывалась любовь.

— Мне кажется, что он слишком старается. Здесь что-то не так. Я ему не доверяю.

— Это потому, что он встал на защиту местных жителей, которые пытались помочь мадам де Пуатье?

— Конечно, нет, — солгал Бювуар. На самом деле он терпеть не мог любых возражений, особенно со стороны какого-то мальчишки. — Просто он выглядит растерянным. А это недопустимо. По крайней мере, для офицера Сюртэ.

— Не забывай, что у него нет опыта расследования убийств. Он сейчас похож на терапевта, которого привели в операционную и дали в руки скальпель. Теоретически он должен суметь сделать операцию. По крайней мере, в отличие от кондуктора автобуса, он обладает необходимыми для этого знаниями. Но практически он никогда не делал ничего подобного. Я, например, не уверен, что справился бы, если бы меня неожиданно перевели в отдел по борьбе с наркотиками или в отдел внутренних расследований. Полагаю, я допустил бы несколько ошибок. Нет, я думаю, что агент Лемье пока справляется неплохо.

Ну вот, подумал Бювуар, опять старая песня.

— Справляться неплохо недостаточно, — сказал он. — Вы слишком занижаете планку, сэр. В концё концов, мы занимаемся расследованием убийств. Наш отдел — это элита Сюртэ.

Он заметил, как ощетинился Гамаш. Так происходило всегда, когда в его присутствии произносили эту фразу. По какой-то непостижимой для Бювуара причине его шеф упорно отказывался признавать этот очевидный факт. Даже главные полицейские бонзы давно с ним смирились. Только лучшие из лучших попадали в отдел по расследованию убийств. Самые толковые, самые мужественные. Люди, которые каждое утро покидали свои уютные дома и отправлялись в мир, где им предстояло охотиться за людьми, которые сами были охотниками. Здесь не было места слабым. А стажеры были слабыми по своей природе. Слабость приводила к ошибкам, и любая ошибка в их деле могла стать роковой. Убийца мог ускользнуть и убить снова. Возможно, даже офицера Сюртэ. Возможно, даже тебя, а возможно — кровожадный призрак страха выполз из своего потаенного угла — возможно, даже Армана Гамаша. Однажды стремление старшего инспектора помогать молодым агентам и опекать их убьет его. Бювуару все же удалось загнать жуткий призрак обратно в темный угол, но не раньше, чем он почувствовал острый приступ гнева. И гнев этот был направлен на человека, который сейчас стоял перед ним.

— Мы уже это проходили, сэр! — Голос Жана Ги был злым и напряженным. — Мы команда. Ваша команда. И мы всегда выполним то, о чем вы нас попросите. Но, пожалуйста, прошу вас, перестаньте нас просить о подобных вещах.

— Я не могу, Жан Ги. Помнишь, как я нашел тебя в полицейском участке Труа-Ривьер?

Бювуар закатил глаза.

— Ты сидел в корзине в камышах.

— Не в камышах, а в траве, сэр. Сколько раз мне еще повторять вам, что это была трава! Точнее, даже не трава, а травка. И это была не корзина, а ведро из «Кентукки Фрайд Чикен»[35], набитое конфискованной дурью. И я сидел не в нем, а рядом с ним.

— Значит, я виноват перед тобой. Ведь я сказал суперинтенданту Бребефу, что нашел тебя в корзине. Извини. Но как бы там ни было, ты должен хорошо это помнить. Ты был погребен заживо под грудой улик и вещдоков. А почему? Да потому что ты так раздражал свое начальство, что оно отправило тебя в бессрочную ссылку в комнату вещественных доказательств.

Бювуар всегда будет помнить этот день. День своего спасения, которое пришло в лице этого безукоризненно одетого, крупного мужчины с аккуратно подстриженными седеющими волосами и темно-карими глазами.

— Тебе было скучно, и ты был зол на весь мир. Я забрал тебя, когда от тебя уже все отказались.

Гамаш говорил с неприкрытой симпатией и очень тихо, чтобы никто, кроме Бювуара, не мог расслышать его слов. И Жан Ги неожиданно вспомнил урок, который постоянно старался забыть. Гамаш был лучшим из них. Самым умным, самым смелым и самым сильным. Потому что он не только не боялся самопознания, но и стремился к нему. Он проникал в самые темные глубины, самые потаенные уголки своей души, вытаскивал на свет все прячущиеся там фантомы и делал их своими друзьями и помощниками. Точно так же он проникал и в сознание других людей, сознание убийц, извлекал из темных углов всех чудовищ, которые там прятались, и мужественно противостоял им. Он не боялся отправляться в места, о которых Бювуар страшился даже подумать.

Именно поэтому Арман Гакаш был их шефом. Его шефом. Именно поэтому Жан Ги любил его. И именно поэтому он постоянно стремился защитить этого человека, который ясно давал понять, что не нуждается ни в какой защите и не хочет ее. Напротив, Гамаш постоянно пытался убедить Бювуара, что любая защита является лишь иллюзией, искажающей действительность. Она лишь маскирует реальную опасность и отвлекает внимание от ее приближения. А опасность надо осознавать и встречать с открытым забралом. И не пытаться спрятаться за сомнительной броней, которая в любом случае не сможет защитить от удара. По крайней мере, от удара тех, с которыми они боролись.

— Но я могу пообещать тебе вот что, Жан Ги, — широко улыбнулся Гамаш. — Если тебе не нравится агент Лемье, никто не будет тебе его навязывать. Я возьму его на себя.

— Прекрасно. Берите его, если вам так хочется. Но не ожидайте от меня сочувствия, если именно он окажется убийцей.

Гамаш рассмеялся.

— Должен признать, что в последнее время мой выбор довольно часто оказывался не слишком удачным. — Хотя старший инспектор не назвал имени агента Иветты Николь, Бювуар знал, что он имел в виду именно ее. — Но в этот раз я поставил на фаворита, вот увидишь. Всегда лучше рискнуть, чем терзаться сомнениями.

Гамаш похлопал его по плечу, и в этом жесте было столько отеческой любви, что у Бювуара перехватило дыхание. А в следующую секунду Арман Гамаш уже целеустремленно шагал по льду замерзшего озера по направлению к агенту Роберту Лемье. И Жан Ги знал, что этот день станет знаковым в карьере молодого человека. Во всей его жизни.

Бювуар наблюдал за тем, как Гамаш подошел к Лемье и заговорил с ним. Он видел, как на лице агента появилось выражение такого изумления, как будто это ангел снизошел с небес. Бювуар уже неоднократно видел подобное выражение на лицах людей, разговаривающих со старшим инспектором Гамашем. И ни разу не видел ничего подобного на лицах собственных собеседников.

Жану Ги оставалось лишь удивленно покачать головой и вернуться к собственным делам, которые не терпели отлагательства.

Глава 10

Смотри, кто к нам идет! — крикнул Питер из кухни. Клара, которая читала в гостиной, закрыла книгу и присоединилась к мужу. Отодвинув занавеску, она смотрела на знакомую фигуру человека, который шел по тропинке к их дому. Этого человека она знала и относилась к нему с большой симпатией, но рядом с ним шел кто-то еще. Незнакомец.

Клара поспешила в прихожую, чтобы открыть дверь. Для этого ей пришлось переступить через невозмутимо лежащую Люси, которая даже не пыталась делать вид, что охраняет дом. Единственным человеком, на которого она лаяла, была Руфь, и то лишь потому, что Руфь лаяла в ответ.