Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны - Алексей Ивакин

– Что делать будем? – недослушал комбат, хотя Яков явно намеревался еще что-то сказать.

– А что тут делать? Тут думать надо, – эхом откликнулся начштаба.

– Думать. Причем строго логически, – согласился Харченко. – Вот и давайте это самое, думать…

– Да, собственно, вариантов у нас только два, – пожал тот плечами. – Либо воевать, либо не воевать. Рассмотрим первый вариант. Часть, так сказать, «А». Воюем и побеждаем.

– И крутим дырки под ордена. Или чего тут у них? – хмыкнул особист. – Это, так сказать, пряники…

– Вариант тот же, но часть «Б». Воюем и…

– Давай без «и», товарищ начальник штаба. Тут и так все понятно. Но нам это никак не подходит. Не тот расклад.

– Второй вариант. Отказываемся от участия. Тогда что?

– Кнуты, надо полагать. Причем без меры, – не задумавшись ни на миг, ответил Харченко. – Я эту публику уже понял, капиталистов хреновых. Думаешь, нас за просто так отпустят? Сам подумай, сколько они всего на нас потратили. Кто отрабатывать все это будет? – он подергал себя за отворот комбинезона.

– Значит, второй вариант проходит без подвариантов, – серьезным голосом сообщил основательный, как и полагается начальнику штаба, Лаптев.

– А вот насчет кнутов я как раз и не уверен, – подал голос Крупенников. – Вряд ли, если честно, не то у них нынче общество. Скорее, наоборот, просто в покое оставят. С презрением, но оставят. Не навсегда, правда, а лишь до тех пор, пока ящеры до Земли не доберутся. А уж там никакой разницы не будет, кнут ли, пряник ли…

– Более того, – сухо продолжил капитан, дождавшись, пока комбат договорит. – При выборе второго варианта, как верно заметил товарищ майор, враг в любом случае рано или поздно долетит до Земли. И нам все равно придется вступать в эту войну. Или погибать… у них в желудках.

– Яша, ну а ты-то чего молчишь? – раздраженно бросил Харченко, поворачиваясь к политруку.

– Так я ж по-любому «за», товарищ майор.

– За что?

– То есть как это за что?! За наше непосредственное участие в боевых действиях, конечно!

– Мотивируй?

– Ну… я так понимаю, товарищ майор, что те, кто убивает женщин да детей, те, кто сжигает мирные города, они фашисты и есть. И мне совершенно не важно, что неделю назад они были в форме СС или в фельдграу, а сегодня в шкуре ящеров.

– Это ты хорошо, замполит, сказал, – задумчиво кивнул тот. – Обязательно вставь это в завтрашнюю речь.

– Какую еще речь? – не понял Финкельштейн.

– На построении перед батальоном, чего ж тут непонятного? Смотрите сами, мужики. У нас четыреста душ офицеров, плюс батарейцы этого, как его, – Помогайло. Водителей из автобата я даже не считаю. Какая у нас над ними власть? – Харченко прищурился, с непонятным ожиданием оглядывая лица боевых товарищей. Дождался: Финкельштейн возмущенно вздернул подбородок:

– А обыкновенная власть, товарищ майор! Советская. Присягу-то нам никто не отменял.

– Присягали мы с тобой нашей советской Родине и трудовому народу, Яша. А тут, так уж выходит, ничего этого нет. Автарки, вон, согражданами правят, с ящерами воюют. Хреновенько воюют, надо признать, но не это сейчас главное. А главное, Яша, как народ убедить в бой идти. Ты у нас замполит, ты и думай на эту тему.

– Товарищ майор, то есть вы считаете, что батальон должен решение принять добровольно?! – ошарашенно приподнял бровь Лаптев.

– Прямо дроздовцы какие-то, Добровольческая армия, офицерский полк. Будем, как в «Чапаеве», в психические атаки ходить! – хохотнул Крупенников.

Особист по привычке тяжело посмотрел на комбата. Но потом и сам усмехнулся, правда, совсем уж невесело:

– Эх, водки б сейчас… Зря ты, комбат, отказался. А вот скажи, майор, ты, часом, не добровольно на фронт пошел?

Комбат удивленно кивнул:

– Конечно, добровольно. А как же иначе-то?

– Так что ж ты, в сорок втором себя тоже дроздовцем считал?

От тяжелого взгляда особиста у Виталия даже мурашки по коже побежали.

– Шучу, – без тени улыбки прервал тяжелую паузу Харченко. – Ставим вопрос на голосование. Кто за участие в войне? Единогласно? Отлично. А вот теперь к делу, мужики. Давайте обсудим вот что…

…Обсуждение затянулось на добрых три часа. За это время успели вдоволь напиться чая и кофе, сожрать целый батон копченой колбасы (Харченко поначалу обругал ее «какой-то химикалистой», однако ж ел наравне с остальными) и булку хлеба (не вызвавшего нареканий со стороны особого отдела), не раз и не два поругаться и помириться.

А через три часа Крупенников набрал на комме персональный код Автарка и усталым, но довольным голосом сообщил:

– Докладывает майор Крупенников, согражданин Маурья. Мы согласны. Но у нас есть одно крайне важное условие, и выполнить его необходимо до завтрашнего утра. После того, как личный состав батальона…

Глава 8

Грот, система Электра,

созв. Волосы Вероники, 2297 год

– Вот… и… добрели… – облегченно выдохнул Дрег, пытаясь восстановить напрочь сбитое последними метрами подъема дыхание. Получалось плохо, предательский свист вырывался из разрываемой одышкой груди. Показывать слабость перед товарищами не хотелось, тем более что Вика он знал более двадцати лет и не раз ходил с ним в походы по этим же самым горам. Но тогда, в той жизни, все было совершенно иначе; тогда он не был истощен и ослаблен и над ним не висела дамокловым мечом перспектива быть сожранным ящерами. А еще у него тогда был дом в Прибрежье, прибыльный бизнес, жена и дети. Скрипнув зубами, – не вспоминать, только не вспоминать! – он сбросил с плеча винтовку и рюкзак и тяжело опустился на размытый дождем откос тропы. Товарищи поспешили последовать его примеру, не глядя, плюхаясь рядом. Дыхание понемногу нормализовалось, исчезла раздражающая пелена и «мушки» в глазах, и Дрег огляделся. Да, все правильно, несмотря на отсутствие карты и навигатора он вышел верно. Старая турстоянка «30–57», если память не подводит. Здесь, под сенью девственных Орхонских лесов, их не найдут. Или, по крайней мере, не сразу найдут…

Дождь почти перестал, однако туман еще больше сгустился. Впрочем, неудивительно, они преодолели перевал и ушли вниз метров на восемьсот, так и должно быть. Нужно разжечь костер, перекусить остатками провианта и хотя бы попытаться просушить насквозь промокшие одежду и обувь. О том, что они будут делать завтра, никто из троих беженцев даже не думал. Проживут еще одну ночь и день – уже неплохо, а там посмотрим… Жаль, нет ни палатки, ни спальников, так что ночевать придется под открытым небом, спасибо, хоть сейчас еще не поздняя осень.

– Алекс, – все еще хрипло, но уже вполне различимо проговорил Дрег. – Смотри, вон там, метрах в ста, источник. Пойди, набери чистой воды. А мы с Виком пока костер распалим.

– Так вот же еще, – попытался было оспорить решение предводителя самый молодой член отряда, встряхнув глухо плеснувшим бутыльком.

– Смени воду, заодно и фляжки наши наполни, неизвестно, дадут ли нам время сделать это потом, – покачал головой тот. – И не спорь… пожалуйста.

– Хорошо, – парень подхватил свою емкость, другой рукой прижал к груди протянутые ему фляги. – Так куда идти-то?

– Туда, – не глядя, отмахнул рукой Дрег, прекрасно помнящий это место. – Метров через двадцать уже услышишь ручей. Не волнуйся, не заблудишься. А если и заблудишься ненароком, не ори, дождись, пока мы костер разложим, и иди на огонь. Тут все как на ладони, не переживай.

– А я и не переживаю! – обиженно буркнул тот, скрываясь в тумане.

Дождавшись, пока парень отойдет подальше, Дрег спросил:

– Ну и что дальше делаем, а, Вики?

– Костер делаем… – мрачно буркнул старый товарищ.

Он уже нагреб в кучу сухую хвою и мелкие ветки и сейчас строил из них классический шалашик для разжигания. Покопавшись в карманах, вытащил шарик сухого горючего для туристов, на ощупь раздавил инициатор и торопливо поместил его внутрь сооружения. Спустя полминуты внутри загудело веселое рыжее пламя. Вик огляделся, подобрал лежащую поблизости сухую ветку, переломил о колено:

– Слушай, я все понимаю, и об этом мы еще поговорим. Но сейчас, может, поднимешь свой уставший зад и поможешь? У меня всего три капсулы осталось, а горит она, если ты помнишь, пять минут…

Дрег, смущенно кивнув, пошел за дровами, благо сухостоя вокруг было немерено.

А его товарищ, замерев, грустно глядел вслед. Будучи в прошлом неплохим врачом, он знал, что его другу сейчас нужно именно такое обращение, грубое и прямое. И врожденное отсутствие гена горячей агрессивности вовсе не мешало ему исполнять свой врачебный долг, ибо некогда было сказано, что любой врач лечит не только тело, но и душу.

Ему было проще – там, в сожженном дотла Прибрежье, полумиллионном городе в излучине реки Ветры, – у него не было родных. С первой женой он давно развелся, детей у них не было, а найти новую так и не сподобился, хватало случайных интрижек. Почему он пошел в ополчение? Ответа на этот вопрос он, честно говоря, и сам не знал. Узнал, что Дрег записался, – и пошел на вербовочный пункт. А там никого особо и не спрашивали – если инджетон сообщал, что годен физически и психически, задавали лишь один вопрос: «Согласны, согражданин?» Вот он и ответил: «Да». На счастье, как выяснилось. Поскольку все, кто не пошел в ополчение, погибли в один миг, когда по городу ударили с орбиты. А те, кто пошел… эх, ладно! Трое уцелевших из пяти тысяч здоровых мужиков «от двадцати до сорока» – нормальный такой размен, а?! А что вы хотите, если почти никто из них не решился стрелять прицельно, боясь убить врага?! А он – смог. И гордится этим! Попал не попал, не важно, но стрелял он, именно ЖЕЛАЯ УБИТЬ.