Фаланга - Бен Каунтер

Игла прошла между ребрами. Жидкое содержимое шприца попало в сердце, тело юноши задрожало, словно от удара тока. Сестре Солейс пришлось навалиться на него всей своей массой, чтобы игла не сломалась и не оставила в сердце рваную рану. Сеннон задыхался, выплевывая кровь, частично забрызгав лицо Солейс. Его тело изогнулось и напряглось, заскрипели суставы.

Внезапно он снова обмяк. Хрипло выдохнул пересохшим горлом.

— Я вижу Императора, — пробормотал юноша, — Он говорит, чтобы я не боялся. Он велит сражаться.

Солейс снова бросила взгляд на индикаторы. Они находились в равновесии. Обмен завершился.

Она вытащила из руки Сеннона иглу и перевязала рану. Затем вытерла лицо парня влажным куском ткани.

— Ты будешь сражаться, брат мой, — прошептала она, — обещаю.

Перекрикивая поднявшийся после рассказа библиария Варники шум, Магистр Ордена Владимир объявил перерыв в заседании. Сарпедона отвели обратно в камеру. Имперские Кулаки отклоняли все его просьбы организовать встречу с Дениятом. Возможность присутствия философа-солдата заставляла мысли путаться. Тревога, которая посетила Испивающего Души в тот момент, когда суду стало известно о существовании Абракса, лишь усилила смятение. Все, в чем был уверен Сарпедон, постепенно разваливалось на части.

Он был благодарен за то, что его отвели в камеру, хотя прежде ему бы и в голову не пришло, что когда–нибудь он начнет так думать. Насколько бы угнетающе ни действовали теснота и психоподавители, это было лучше ненависти, которая окружала его в зале суда. Сарпедон уселся у стены и несколько минут смотрел на кучу изорванных бумаг — все, что осталось от его попыток придумать последнее обращение к боевым братьям.

Что он мог сказать? Как мог хоть что–то изменить? Сарпедон думал, что предстанет перед судом с достоинством и мужеством, возможно, даже заставит приводящих приговор в исполнение делать свое дело с тяжелым сердцем. Но теперь даже эта маленькая победа казалась недостижимой.

— Я не опущусь на колени, — сказал он себе, — и не впаду в отчаяние. Я — Адептус Астартес. Я не поддамся отчаянию.

— Боюсь, что в твоем положении, Магистр Ордена, нет возможности решать, поддаваться ли отчаянию.

Сарпедон бросил взгляд на открывшееся в двери камеры окошко. Голос не принадлежал космодесантнику — он был женским. Причем звучал довольно знакомо.

Сарпедон быстро подошел к двери. За ней, между двумя Имперскими Кулаками, держащими наготове болтеры, стояла сестра Эскарион из Адепта Сороритас. Как и космодесантники, на суде она присутствовала в полном силовом доспехе. И к Сарпедону она также явилась в сверкающей черной керамитовой броне, украшенной символикой Церкви Императора. Силовой топор, служащий ей оружием, находился не в руках, а был прикреплен к прыжковому ранцу за спиной. Сестра Битвы была на голову ниже космодесантников, поскольку не подвергалась соответствующей аугметации. Грубое угловатое лицо, тем не менее, было довольно приятным, а каштанового цвета волосы собирались на затылке в хвост.

— Я видел тебя на Стратикс Люминэ, — сказал Сарпедон.

— Предпочитаю не вспоминать о том сражении, — ответила Эскарион.

— Никого не радует вид врага, покидающего поле боя живым.

— А ты — до сих пор мой враг, — сказала Сестра Битвы, — в этом отношении ничего не изменилось. Ты — предатель.

— И все же, — произнес Сарпедон, — ты охотно со мной беседуешь. Похоже, некоторые мужчины правы, называя женщин странными существами.

— Еще более странным выглядит обреченный на смерть пленник, который пытается найти в своем положении положительные стороны, — парировала Эскарион, хлестнув Испивающего Души взглядом, который, без сомнения, был худшим наказанием для Сороритас, которых она обучала.

— Полагаю, ты пришла не для того, чтобы обменяться со мной оскорблениями, Сестра, — сказал Сарпедон.

Эскарион посмотрела на стоящих рядом Имперских Кулаков.

— Если вы позволите, — сказала она им, — мне нужно всего несколько минут.

— Оставайтесь на виду, — предупредил один из Имперских Кулаков. Космодесантники вышли из камеры и сделали несколько шагов по коридору, чтобы оказаться вне пределов слышимости.

— У них строгий корабль, у этих сыновей Дорна, — сказал Сарпедон, — такой же пуританский, как они сами. Должно быть, довольно удобно находиться рядом с космодесантниками, готовыми сорваться с места по первому требованию Терры.

— Я не ощущаю удобства, пока живы мои враги, — отрезала Эскарион, — но по отношению к Имперским Кулакам испытываю только восхищение. Они частично восстанавливают мою веру в человечество.

— Я тоже верю в человечество, Сестра. У меня были проблемы не с гражданами Империума, а с его структурами, которые поддерживают его существование кровью и жестокостью. Я видел их много раз. И ты видела, Сестра Эскарион. Миры, приговоренные к страданию или смерти. Свобода, приравниваемая к мятежу. Огромные партии пленников, перевозимые на Терру, где…

— Хватит! Не говори так.

— А представь, что их никогда не было, — Сарпедон поднялся и поднес лицо к самому окошку.

— Нет! Принять их как нечто необходимое для выживания человеческой расы и обратить разум на триумф выживания! Именно этому учат Сороритас.

— Думаешь, это — выживание? — Сарпедон обвел широким жестом камеру, подразумевая не только то, что в ней находилось, но и все, лежащее за ее пределами, — род человеческий уже бьется в агонии! Стремясь защитить своих людей от врагов, он причиняет им страдания, которые, в свою очередь, создают новых врагов! Почему так много отчаявшихся людей отворачивается от света Императора и заключает договоры с Темными Силами? Почему они молят об избавлении и идут в руки ксеносов? Империум страдает от собственной руки. Это — не что иное, как медленная смерть человечества.

— Чтобы смутить разум Сестры Битвы, Сарпедон, нужен более искусный оратор, чем ты, — раздраженно бросила Эскарион, — я пришла не для того, чтобы ты оттачивал на мне свои оправдательные речи. Я здесь ради моего прежнего господина, инквизитора Фаддея. Тебе знакомо это имя?

Сарпедон снова опустился на бедра.

— Да. Я знал его.

— Насколько хорошо?

— Не очень.

— У Фаддея был шанс достать тебя на Стратикс Люминэ. Возможно, даже убить. Но он им не воспользовался. Я был тогда с ним, и не поняла его решения. До сих пор не понимаю. Я хочу знать, почему инквизитор Фаддей, слуга Императора и заклятый враг всех ненавидящих человечество, позволил тебе уйти.

В памяти Сарпедона инквизитор Фаддей остался как человек, на первый взгляд кажущийся сидящим не на своем месте. Он был похож на функционера Администратума, некое относящееся к среднему классу пустое место. Некоторые инквизиторы заявляли о своем положении, обвешиваясь самым бросающимся в глаза и ужасающим вооружением, которое только могли найти, окружали себя пышными свитами воинов и ученых, даже собирали личные флоты и армии. Но Фаддей шел по пути своего долга налегке.

— После Стратикс Люминэ он продолжал искать наши следы, даже после того, как Инквизиция приказала вымарать нас из истории Империума, — сказал Сарпедон, — и обнаружил их на Ванквалисе, где тщательно проверял каждый слух об Испивающих Души. Он выяснил, что… легенды о нас можно встретить даже там, где, по моему стойкому убеждению, Орден никогда не бывал. В одном месте — истории о Черной Чаше. В другом — о Пепельном Граале. Тогда я об этом особо не задумывался, но теперь боюсь, что Испивающие Души, сами того не ведая, помогали плести некую паутину лжи. Фаддей пытался ее распутать.

— Но потерпел неудачу, — закончила Эскарион.

— Да. Думаю, он погиб. В тот раз дорогу нам перешли Воющие Грифоны. Возможно, капитан Борганор сможет рассказать тебе больше, как только прекратит жаловаться на то, что я отрубил ему ногу.

— Но ведь на Стратикс Люминэ Фаддей всего этого еще не знал. Почему же он не убил тебя при первой же возможности? — настаивала Эскарион.

— Может быть, потому, — ответил Сарпедон, — что он знал, что мы были правы?

Сестра Битвы на секунду утратила контроль над собой. Она с силой впечатала ладонь в металл двери.

— Как ты смеешь! — прошипела она, — он никогда бы не связался с таким, как ты. Фаддей был хорошим человеком. Лучшим из людей.

— Но о том, что его не коснулась порча, ты хочешь услышать от меня. С трудом верится, что ты была в нем настолько уверена.

— Ты просто играешь со мной, Сарпедон. Я не собираюсь дальше развлекать тебя. Тебе неизвестны мотивы Фаддея — такой я сделаю вывод, — Эскарион развернулась, собираясь вернуться к своим сопровождающим из Имперских Кулаков и покинуть это место.

— Он пытался нас предупредить, — сказал Сарпедон, — говорил, что и Пепельный Грааль, и Черная Чаша, и все остальные его находки на что–то указывают. Не думаю, что он сам понимал, что именно обнаружил, но его предчувствия были достаточно сильными, чтобы он начал разыскивать нас, даже вопреки приказу Инквизиции.