Мой ласковый и нежный мент - Ирина Мельникова

Обратный путь показался им еще длиннее, хотя ветер почти стих и снег валил уже не с прежней силой. Но сначала пришлось откапывать калитку в одном дворе, потом в другом, а в промежутке тащить по снежной целине неподвижное тело. Но тяжелее всего было внести его в дом. Ступени покрылись скользкой ледяной коркой, и они чуть не уронили раненого сначала на крыльце, затем Славка, который придерживал бушлат сбоку, все-таки оторвал недавно пришитый воротник. Но в последний момент исхитрился подставить под спину раненого руки, и тот не успел грохнуться на пол теперь уже веранды. Наконец удалось затащить его на кухню и только здесь оценить его весьма нестандартные габариты. Незнакомец занял почти все свободное пространство от кухонного стола до дверей Людмилиной комнаты.

Людмила сняла с себя забитый снегом свитер и бросила его в угол, следом последовала ушанка и валенки, а она в одних носках перешагнула через раненого и прошла в свою комнату, чтобы взять аптечку.

Но не успела она протянуть руку к шкафчику, в котором хранились лекарства и бинты, как в кухне упало что-то стеклянное и, если судить по звуку, разбилось, а Антонина жалобно и вместе с тем испуганно вскрикнула:

– Е-мое, Людка, ты смотри, кого мы угрохали! – И добавила уже более сердито: – Ну как тут, Вячеслав, не выругаться? Гляди сюда! Это ж нам теперь век свободы не видать!

– Что случилось? – Людмила вернулась на кухню.

Антонина стояла на коленях к ней спиной и, склонившись над раненым, протирала ему лицо мокрым полотенцем.

Славка с другой стороны поддерживал его голову, и взгляд у брата был мрачнее тучи. Сердце у Людмилы сжалось. Бывший противник был одет в милицейские брюки и тельняшку. И она знала только одного человека в Вознесенском, кто был подобного роста и телосложения и носил к тому же форму милиционера.

Она молча опустилась на колени рядом с Антониной, уже не ожидая от дальнейшей жизни ничего хорошего. И зачем было затевать эту разведку боем? Теперь от ее художеств пострадают ни в чем не повинные брат и подруга…

– Как он? – спросила она шепотом.

Антонина отвела от лица Барсукова полотенце и вздохнула:

– Надо же, как не повезло! Пускай бы уж кто-нибудь из ментов попался, но не сам же начальник РОВДа. Интересно, по какой статье нас судить будут, а, Людка? Тут мелким хулиганством не отделаешься.

– Нанесение тяжких телесных повреждений, не иначе, – разъяснил им юридические аспекты Славка, – а так как мы чуть-чуть не угробили самого ментовского начальника, нам наверняка лет пятнадцать строгого режима светит…

– Спасибо, успокоил! – Антонина взяла из рук Людмилы бинт и с удивлением посмотрела на нее. – Ты что побелела вся? Вот уж не думала, что ты крови боишься!

– Прямо крови она боится! – заступился за сестру Славка. – Она за этого мента испугалась. Жалко небось стало?

– А ты как думаешь? – рассердилась Людмила. – Он мне особого вреда не причинил, да ты и сам сегодня ему дифирамбы пел.

– Я как раз не пел, – насупился брат, – это Артем да Светка изощрялись, а меня в конторе не было. Что я могу о нем сказать? А рана у него пустяковая, щеку немного ободрал и, видно, еще нос расквасил, а сознание потерял из-за того, что лбом к бревну приложился. Там еще с прошлой осени несколько березовых кругляков валяются. – Он взял с пола лежащий рядом карабин и, недолго думая, приложил ствол ко лбу подполковника. – Ничего, сейчас очухается и еще покажет нам кузькину мать!

– Ради бога, Вячеслав, убери эту дуру подальше! – приказала ему Антонина и покачала головой. – Да-а! Рана, конечно, невелика, ссадина просто приличная, но ты посмотри, какой рог у него на лбу вырос да вдобавок еще фингалы под обоими глазами!

– Он случайно переносицу себе не сломал? – Людмила осторожно дотронулась кончиками пальцев до переносицы Барсукова, потом проверила, целы ли кости носа, и облегченно вздохнула. Кажется, все в порядке. И только тут поняла, что ее трясет как в лихорадке, а кончики пальцев, которыми она продолжала исследовать его лицо, отплясывали поистине сумасшедший танец.

Множество раз ей приходилось оказывать первую помощь, обрабатывать и перевязывать и более страшные раны. А два года назад, когда сломалась машина и ей вместе с одним из егерей пришлось десять дней пешком выбираться из тайги, она самолично, когда уже не помогали ни травы, ни крутой кипяток, охотничьим ножом отрубила загнивший мизинец своего попутчика. Но здесь она испытала не просто страх. И не наказания она боялась. Тут было нечто другое. И как ни силилась, объяснения этим непонятным ощущениям пока не находила.

Антонина тем временем обработала края ссадины спиртом, затем подумала секунду, заклеила ее бактерицидным пластырем и, окинув критическим взором содеянное, преувеличенно громко вздохнула:

– А вам не кажется, господа хорошие, что у подполковника явно пиратская рожа. Наверняка в одной из своих прежних жизней он был каким-нибудь Джонни-Вырви-Глазом, а я – прекрасной маркизой, кем-то вроде донны Каролины или Магдалины. И любили мы друг друга, как два голубка, пока его не вздернули на рее, а я, скорее всего, с горя отравилась или вонзила стилет между своих роскошных грудей.

– Твои роскошные груди только под микроскопом и разглядывать, – мстительно хихикнул Славка, в ту же секунду схлопотал звонкую оплеуху и, подобрав оказавшийся под рукой веник, бросился в атаку на Антонину.

Та увернулась от удара, опрокинула стул и, подхватив его за ножки, вскочила с пола и загородилась им от Славки.

– Только тронь, паршивец! Давно ли я тебе сопли вытирала, а теперь вырос на две головы выше и рад, что с престарелой теткой справился!

– Господи, ну когда же вы успокоитесь? – взмолилась Людмила. – Или прикажете на цепь вас посадить?

Она капнула нашатыря на ватку и поднесла к носу Барсукова. Он чихнул, приоткрыл глаза и мутным взглядом уставился на девушку.

– Что здесь… происходит?

– Вот чисто милицейский вопрос! – Антонина опустилась на пол рядом с ними и приказала подруге: – Подними-ка ему голову выше, а то вдруг тошнить начнет. – И справилась у Дениса: – Голова не болит? Не кружится? Во рту не сушит?

– Нет вроде. – Денис провел ладонью по лицу, наткнулся на пластырь и уже более посветлевшим и удивленным взором обвел лица двух женщин и одно юношеское, склонившиеся над ним. – Откуда это украшение? – Он потрогал пластырь указательным пальцем. – И как вообще я здесь оказался?

Девушки переглянулись. И Людмила решительно сказала:

– Все случилось по моей вине. Дело в том, что мы услышали за стеной непонятный шум и подумали, что в пустую квартиру, вполне возможно, забрались какие-то бродяги. А они ведь, сами знаете, и пожар устроить могут, если напьются… Вот мы и отправились… проверить…