Дневник Верховского - Юрий Сафронов

Со слов Гартвига, записанных Верховским, королевич Георгий всю войну 1912 года просидел в Белграде и «только выехал под Битолъ, да и то все время просидел в голубятне, спрашивая, могут ли сюда долететь пули» (С. дн. 27. II).

Про наследника королевича Александра, наоборот, было устоявшееся мнение, что он великолепно держал себя на прошлой войне 1912 года. Королевич был на самых опасных местах и много раз появлялся даже в цепи во время боя.

А.И. Верховский все-таки сделал вывод, что «песенка» королевича Георгия, «умного и настойчивого», несмотря на отрицательные стороны его натуры, еще не спета, и… оказался на этот раз не прав. Свою роль сыграла взаимная ненависть, испытываемая братьями Карагеоргиевичами друг к другу. После своего коронования в 1921 году Александр Карагеоргиевич упрятал королевича Геогрия в психбольницу, где он и пробыл 25 лет.

Примечательно, что 17-летнего королевича Александра Карагеоргиевича, во время его пребывания в Петербурге, тоже поначалу холодно принимали при императорском дворе, и директор Пажеского корпуса генерал от инфантерии Н.А. Епанчин не мог понять почему. Как известно, крестник императора Александра III королевич Александр прибыл в Пажеский корпус в конце августа 1905 года и долго не мог представиться Их Величествам, поскольку в столице происходило сильное революционное брожение. Наконец, 25 сентября в Петергофе был назначен прием у императора. Как вспоминал Епанчин, государь начал аудиенцию словами, что он желал бы узнать мнение Епанчина о королевиче. Положительный ответ Епанчина очень понравился императору, и он отнесся к докладу с большим вниманием, переспрашивал, задавал вопросы, входил в подробности, явно проявляя повышенный интерес к королевичу. В конце доклада Епанчин сказал государю, что «один из признаков доброго сердца и чистой души — улыбка, а улыбка королевича, безусловно, говорит в его пользу»{86}. Аудиенция самого королевича Александра продолжалась 45 минут, что показывало, насколько сердечно к нему относился Николай II. Когда королевич вышел из царского кабинета, то Епанчин заметил следы слез на его глазах, что свидетельствовало о сильном волнении, переживаемом после сердечной беседы с глазу на глаз 17-летнего юноши с русским монархом.

Возвратившийся в кабинет императора Епанчин заметил, что государь, имевший до того озабоченный вид, просветлел лицом. «Я с вами совершенно согласен, — сказал император, — королевич произвел на меня прекрасное впечатление, и улыбка у него такая хорошая, а мне про него говорили совершенно другое, и я очень рад убедиться, что это неправда; удивительно, как люди склонны говорить дурное о других, да еще без достаточных оснований»{87}.

В заключение император повторил уже данное ранее указание, чтобы Епанчин смотрел на королевича как на Его сына. Епанчин счел долгом оставить для истории подлинные слова Николая II: «Мне говорили про королевича такие гадости». Сказано это было, вспоминал Епанчин, с особым ударением.

Какие же гадости можно было говорить о семнадцатилетнем юноше? Даже слухи о причастности его отца короля Петра к убийству короля Александра Обреновича и его супруги королевы Драги не должны были никоим образом отразиться на отношении к королевичу. Как говорится, сын за отца не отвечает…

Интересно, что несмотря на благоволение русского императора к королевичу Александру, негативное отношение к нему других членов императорской фамилии оставалось. Вдовствующая императрица Мария Федоровна долго не принимала у себя королевича, ставя Епанчина в тупик таким отношением. Даже спустя 35 лет (в 1939 году), Епанчин так и не смог ответить на этот каверзный вопрос.

Великий князь Константин Константинович, вошедший в русскую литературу как поэт КР, пришел в замешательство, когда ему была сообщена просьба Епанчина принимать время от времени королевича. Даже родная тетка королевича, великая княгиня Милица Николаевна (сестра покойной матери королевича), супруга великого князя Петра Николаевича, с трудом согласилась принимать королевича (своего племянника) всего два раза, на новый год и на Пасху — каждый раз на 10 минут. Это было, несомненно, подчеркнуто-вежливое нежелание вообще принимать королевича.

Эта загадка с негативным отношением к королевичу при русском дворе так и не была бы никогда разгадана, если бы… не «Сербский дневник» Верховского!

27 февраля 1914 года А.И. Верховскии был на балу в Белграде, на котором присутствовал наследник сербского престола. Здесь он и услышал об одной «очень темной истории» с участием королевича. Как говорится, шерше ля фам… Речь шла ни много ни мало об организованном (якобы с ведома королевича) убийстве «конкурента», который влюбился и пользовался взаимностью одной бырыни, которая нравилась и королевичу. Верховскии, правда, отнесся тогда с сомнением к этой любовно-криминальной истории, но, видимо, именно она и могла послужить еще в 1905 году основанием для негативного отношения к королевичу Александру.

Александр Карагеоргиевич поступил в Пажеский корпус осенью 1905 года, откуда несколько ранее, весной того же года, за два месяца до производства, был отчислен фельдфебель камер-паж императора Николая II Александр Верховскии. Королевич Александр еще проходил обучение, когда подпоручик Верховскии вернулся с Русско-японской войны, награжденный Знаком Отличия Военного ордена Св. Георгия. Можно представить себе такую сцену, когда при случайной встрече (где-нибудь на Невском проспекте) паж и будущий король Югославии Александр I Карагеоргиевич первый отдавал честь подпоручику Александру Верховскому, с которым летом 1914 года у него, волею судеб, состоится встреча в Белграде, на балу Впрочем, чего только на свете не бывает!

Глава III.

ВЕРСИИ, ЛЕГЕНДЫ И ФАКТЫ

В наше время, через столько лет после этих событий, ответить на этот вопрос трудно, и только, может быть, когда-нибудь выяснится вся правда.

Поиски виноватых в развязывании Первой мировой войны начались тотчас после октябрьского переворота 1917 года. Советским правительством началась публикация тайных договоров правительства Императорской России и союзников по коалиции. Кажется, что такие действия не имели аналогов в мировой истории.

Уже 10 ноября 1917 года на страницах «Известий» были обнародованы первые документы из секретных материалов архива бывшего Министерства иностранных дел. «Приступая к опубликованию секретных дипломатических документов из области внешней политики царизма и буржуазных коалиционных правительств, мы выполняем то обязательство, которое приняли на себя, когда наша партия находилась в оппозиции… — говорилось в заявлении Наркоминдела. —Русский народ и с ним вместе народы Европы и всего мира должны узнать документальную правду о тех планах, которые втайне ковали финансисты и промышленники совместно со своими парламентскими и дипломатическими агентами…»{88}. В опубликованных документах содержались сведения в т.ч. и о Балканских странах, где переплетались интересы великих держав, где развивалось соперничество и самих балканских государств — Сербии, Болгарии и др. Россия намеревалась использовать складывающийся в 1911 году балканский союз для ослабления германо-австрийского влияния на Балканах и усиления там позиций России. Образование Балканского блока затрагивало интересы настолько большого числа государств (и великих, и малых), что переговоры проходили с огромным трудом. Дипломаты Болгарии и Сербии разъезжали из Белграда в Софию и обратно. В Вене, Стамбуле, Петербурге, Лондоне, Париже и Берлине устраивались бесконечные консультации, выдвигались территориальные претензии. Наконец, после многочисленных переговоров и дипломатической переписки 13 марта 1912 года сербо-болгарский договор был подписан. Статьи 1 и 2 договора предусматривали, что Сербия и Болгария обязывались прийти на помощь друг другу в случае нападения на одну из стран третьих держав или в случае попыток занять какие-либо территории, находящиеся в момент подписания договора под турецким господством. В договоре имелись и секретные приложения о том, что Сербия и Болгария в подходящий для себя момент будут готовы напасть на Турцию. «Это нападение, правда, обусловливалось предварительным согласием России. Секретное приложение определяло также условия раздела тех территорий, которые и Сербия и Болгария рассчитывали приобрести. Английское и французское правительства заявили о своем одобрении договора»{89}.