Ковер царя Соломона - Барбара Вайн

«Хищник» ворчал и рычал, а его жертва медленно переворачивала страницу за страницей, тщательно изучая каждую, как будто там было что-то очень занимательное. Она была решительно настроена ни в коем случае не поднимать глаза, чтобы, не дай бог, не посмотреть на этого «медведя». Остальные пассажиры делали вид, что ничего не замечают. Миссис Дарн их не винила, ведь она и сама вела себя точно так же, когда приставали к ним, и тоже не пришла им на помощь. Даже если «зверь» нападет на нее, скорее всего, никто не вмешается. Ее руки начали дрожать, а затем дрожь постепенно распространилась на все тело. «Медведь» положил «лапу» ей на колено.

Сесилия даже не вскрикнула. Позже она сама себе удивлялась: как ей удалось сдержаться, учитывая то, как колотилось ее сердце. Через твид юбки, нижнюю юбку, отделанную натуральным шелковым кружевом, и чулок она чувствовала эту отвратительную горячую волосатую лапу. Испуганная женщина замерла и даже перестала переворачивать страницы, но глаз так и не подняла. Она чувствовала это прикосновение кожей, а его тяжесть – чуть ли не костью.

Женщина так и не поняла, испытал ли вожатый «медведя» сочувствие к ней или ему просто все окончательно наскучило. Но вместо того, чтобы дернуть «зверя» за поводок, он внезапно со всей силы ударил его по голове, и тот повалился на спину, задрав вверх грязные подошвы «лап». Сесилия так сильно сжала кулаки, что ее ногти впились в ладони. «Хищник» начал приподниматься, а поезд как раз подошел к станции «Сент-Джонс-вуд».

К этому времени миссис Дарн позабыла, что боялась пройти мимо «медведя», нажать кнопку и выйти из вагона. Сейчас она готова была столкнуть со своего пути любого – неважно, медведя, удава, ротвейлера или саблезубого тигра. Она смело переступила через «лапу» валявшегося на полу «зверя». Его товарищ утробно захохотал. Но женщина, лишь сильнее прижав к себе пакет и сумочку, подошла к дверям. Те открылись – кто-то из стоявших на платформе нажал кнопку. Сесилия вышла. В глазах у нее стоял туман, все вокруг казалось нечетким, и только через несколько томительных секунд она сообразила, что очки до сих пор находятся у нее на носу.

Поезд тронулся и отъехал от станции, унося с собой вожатого и его «медведя». По телу миссис Дарн пробежала судорога, она опустилась на одну из серых скамеек, чтобы успокоить дыхание, и вдруг расплакалась.

Глава 8

Вечеринка в честь дня рождения Бьенвиды очень удивила бы Сесилию, если бы ее, конечно, туда пригласили. По окончании праздника для одноклассников девочки, состоявшегося во второй половине дня, в семь вечера началось застолье для взрослых, причем с участием Джаспера и самой виновницы торжества. Никто так и не заметил, как Бьенвида, бывшая больше бабушкиной внучкой, чем маминой дочкой, поднялась в их квартиру на втором этаже и переоделась в комбинезончик, чтобы не испачкать свое белое платье из органзы, купленное в секонд-хэнде благотворительной организации «Оксфэм»[17]. Для своего возраста она была высокой девочкой, худенькой, с темными кудрявыми волосами, тонкими чертами лица и шальными ирландскими глазами. Старший брат Бьенвиды, Джаспер, с самого начала отказался наряжаться и остался в джинсах и клетчатой рубашке, в которых обычно ходил в школу, так и не удостоившейся в тот день его посещения.

Вместе со взрослыми появились бутылки с вином. Часть из них принес Джед, другие, с «Божоле нуво», купил Питер, а еще пару притащил нынешний Тинин бойфренд, работавший в винном магазине «Грог-Блоссом». Никто из детей не соблазнился тортом, который Тина по глупости сделала с фруктами и орехами вместо крема, и его в конце концов съели взрослые.

Был приятный теплый вечер. Алые сполохи заката достигали даже восточного края горизонта. Джарвис поставил раскладной стол на террасе, где прежде собирались ученицы, чтобы сделать групповое фото класса в конце учебного года. За стол уселись Питер Блич-Палмер, Джей Россини, Том, Алиса, тот самый Билли, работавший в «Грог-Блоссом», Тина и сам Джарвис.

У их ног расстилался газон, теперь совершенно одичавший, заросший лютиками, одуванчиками и розовым кукушкиным цветом. Если бы не железнодорожные пути, могло создаться впечатление, что дом находится где-то за городом, поскольку кроны деревьев скрывали от глаз соседние здания. В их ветвях чирикали гнездящиеся там птички. В этом естественном заповеднике в недрах Лондона птиц жило больше, чем в ином деревенском саду, и даже крики ястреба в сарае не отпугивали их. Сами поезда, то и дело проносящиеся из Лондона в Стэнмор и обратно, едва мелькали серебристыми тенями в листве, но вот их нескончаемый грохот создавал постоянный звуковой фон.

Погода стояла безветренная, и можно было зажечь свечи, не боясь, что их задует. В наступающих сумерках Тина в сине-зеленом платье из индийского хлопка и бусах из кораллов и афганской бирюзы, инкрустированных серебром, зажгла желтые восковые свечи, поставив их на блюдца. Как только занялись язычки пламени, от свечей начал распространяться тяжелый сандаловый запах. Но он не мог отогнать мошкару, прилетевшую на свет и вьющуюся вокруг огня. Питер принес гитару, и они с Томом заиграли. Тина и Билли начали танцевать, а Джарвис пригласил Алису, но та лишь улыбнулась и помотала головой. Она уже чувствовала себя связанной с Томом и не хотела танцевать ни с кем, кроме него.

Детей за столом давно уже не было. Детская железная дорога, та самая, от которой хозяина дома много лет назад в день самоубийства деда отвлекло материнское горе, стояла на полу в кабинете младшего шестого класса на верхнем этаже. Джарвис сказал Джасперу, что тот может играть с ней, когда и сколько захочет. Он и сам иногда продолжал играть с дорогой. Хотя его юный кузен смутно понимал, что предложение весьма щедрое, он считал себя слишком взрослым для подобных игрушек. Впрочем, в тот вечер он все-таки поднялся в класс, чувствуя, что должен как-то показать Джарвису, что оценил его жест.

Ему было скучно. Да еще и Бьенвида потащилась за ним. Джаспер знал, что ему разрешено делать все, что заблагорассудится. Впрочем, он знал, что слово «разрешено» не совсем верно: он просто не должен был никому «мешать», а кроме того, за ним никто не присматривал. Обычно это нравилось мальчику, но иногда – пугало, хотя он и не смог бы объяснить почему.

В тот вечер он мог бы отправиться побродить по Северному Лондону, если бы ему пришла в голову такая идея, но ребенок понимал, что это – день рождения его сестры и они с Бьенвидой должны присутствовать на вечеринке. Конечно, праздник получился ужасно дурацкий, как и все праздники, которые Джаспер мог припомнить. Просто для их матери это был очередной повод выпить, потанцевать, потискаться и поцеловаться – в общем, проделать все, что составляло суть ее жизни.

Брат и сестра зашли в «младший шестой» и начали молча разглядывать железную дорогу. Обычная игрушка, и только. К тому же довольно старая… Потом дети стали смотреть в окно на гуляк. Питер забрал у Тома флейту, и тот пошел танцевать с Алисой. Джарвис отплясывал с Джеем, в то время как Тина и Билли почти скрылись под столом, стиснув друг друга так, что казались единым телом.

– Вот дерьмо, – сказал Джаспер. – Она снова нализалась.

Бьенвида, которая была младше брата на два года, с задумчивым видом поинтересовалась, не думает ли он, что мать когда-нибудь вернется к Брайану. Если бы девочка разговаривала со школьными друзьями, то назвала бы Брайана папой, но Джасперу это было не по душе. Он считал это «детскими глупостями».

– Сомневаюсь, – ответил мальчик сестре. – И вообще, выбрось его из головы, Би. Мне нравится тут жить. В этом месте есть кое-что крутое. Не твоего ума дело – что, просто есть, и все. Даже не думай упрашивать маму вернуться на ту помойку!

Бьенвида ничего ему не ответила, но ее диковатые, вечно настороженные глаза вспыхнули.

– Их там всех комары съедят, – заключил Джаспер и, посчитав, что долг чести исполнен, пусть даже Джарвис никогда об этом не узнает, вышел из класса на лестничную площадку. Там было темно. В размытых пятнах тусклого света, падавших из открытых дверей пятого и двух шестых классов, младшего и старшего, с трудом можно было разглядеть коридор. Бьенвида щелкнула выключателем, но лампочка давно перегорела, и никто ее так и не заменил. Световой люк на потолке был словно накрыт темно-фиолетовой тканью. Однажды девочка видела в этом квадратном окошке, как острый край облака отрезал кусок от полной луны, будто происходило затмение. С тех пор она частенько заглядывала в темный люк в надежде увидеть луну, но обычно там были лишь темнота и пустота.

Тем временем ее брат уставился на веревку колокола, свисавшую из небольшого квадратного отверстия, проделанного в полу колокольни. Конец веревки был обмотан вокруг крюка, прикрепленного над дверью лабораторного кабинета. Это было высоковато не только для ребенка, но и для взрослого, но Джаспер полагал, что для него нет ничего невозможного.