По дороге с облаками - Нина Шевчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако, выбирать не приходилось. Никто не собирался осыпать меня предложениями о работе, а друзья, даже самые близкие, уже не снимали трубку, опасаясь, что я снова попрошу денег в долг. Потому, бросив в сумку обнаруженные в глубине хлебницы суховатый кусок батона и карамельку, я перекрестилась перед зеркалом и отправилась на автобусную станцию…
***
Маленький пустошевский автовокзал задыхался от пыли и выхлопных газов. Счастливые энергичные новоприбывшие резво перетягивали разноцветные сумки. Их глаза горели в предвкушении отдыха. Те же, кто уже отдохнул, медленно и устало ползли к своим автобусам, дабы отправиться в родные города.
От касс, словно от сорнякового семени, тянулись длинные отростки очередей.
«Не успею!» — решила я и побежала к автобусу, чтобы искусить водителя взяткой и пристроиться хотя бы на ступеньках. Работа переводчика — билет в новую жизнь. Безбилетный проезд в автобусе по сравнению с этим — сущий пустяк.
Но водитель, толстый усатый дядька с орлиным носом и равнодушным взглядом, отрезал, не глядя в мою сторону:
— Я не обилечиваю. Идите в кассу.
— Но я не успею до отправления!
— Ничем не могу помочь. Контролер зайдет, я штраф из-за вас платить буду.
Злобно пнув подножку, я снова побежала в заросли сорняка, которые за минуту моего отсутствия дали новые бурные побеги. До отправления оставалось не больше четверти часа. Люди толкались, потели, злились, ругались, подгоняли друг друга, без нужды толкали вперед сумки, оцарапывая голые лодыжки окружающих, будто это могло ускорить продвижение очереди. Пару раз меня больно ткнули локтем под ребра и раз даже дернули за пучок на затылке.
«Через тернии к звездам», — думала я и терпела молча.
Когда огромная, словно борец сумо, кассирша уставилась на меня через залапанное стекло, до отправления оставалось три минуты.
— До Зеленоморска! — истерично крикнула я в арочное отверстие.
— Отправление через два часа, — равнодушно сообщила тетка и начала бить по клавишам.
— Нет! Мне на тот, что через три минуты!
— Вы не успеете.
— Успею.
Она пожала плечами и подобрала из металлической лунки все мои оставшиеся деньги.
Пробираясь через толпу, я отчаянно толкалась локтями, не без злорадного желания отомстить за последние пятнадцать минут страданий. Пучок на затылке ослаб и беспорядочно болтался, юбка подскочила под самую грудь, а лодочки надрывно скрипели, угрожая потерять стертые подошвы.
— Пустите! Опаздываю. Пус-ти-те! — требовала я, не переставая работать локтями.
Выбравшись из здания вокзала, я во весь опор пустилась к автобусу, который уже выехал со стоянки и медленно двигался прочь.
— Стойте! Стойте! — кричала я, размахивая сумкой, словно белым флагом. — Остановите его! Помашите ему!
Но люди, удобно сидящие за укреплениями из своих саквояжей, пакетов и котомок, лишь глядели на меня с интересом и иронией, и оставались неподвижными, как восковые фигуры.
— Чтоб вы все расплавились, — прохрипела я, когда автобус, вильнув толстым красным задом, исчез за поворотом.
Чувство досады и обиды на себя и весь мир истерично металось внутри моей грудной клетки, глухо и больно ударяясь о ребра широким лбом, пока я стояла посреди дороги с бессильно опущенными руками.
Поработала переводчиком. Перевела последние деньги и, не исключено, единственную возможность получить приличную работу. Мысль о накопившихся долгах давила, как воды океана на погрузившуюся субмарину. Но я была сделана не из стали или титана, и рисковала в скором времени быть раздавленной в лепешку.
По сути, в тот момент я имела гораздо больше моральных прав на самоубийство, чем Анна Каренина или Эмма Бовари. В отличие от меня, первая не наделала столько долгов, а рядом со второй был преданный любящий муж.
Но смерть под колесами автобуса оказалась бы гораздо менее живописной и значительной, чем гибель на рельсах, а в столовой автовокзала едва ли подавали мышьяк.
— Дочка!
Звучный приятный голос отвлек меня от тяжелых размышлений. Принадлежал он невысокому полному мужчине среднего возраста. Круглая лысая голова с черными вихрами волос над ушами, большие глубоко посаженные глаза и огромный живот делали его похожим на бамбукового медведя. На незнакомце была льняная серая рубашка и темные брюки, пузырящиеся на коленях.
— Тебе куда ехать? В Зеленоморск? — снова заговорил он. Тогда я отметила необычную черту: глаза незнакомца обрамляли длинные густые ресницы. Таким позавидовала бы любая модница, но на лице Бамбукового Медведя они смотрелись странно, придавая, однако, мягкость и доброту его взгляду.
— В Зеленоморск, — согласилась я.
— Я тебя довезу, — радостно сообщил дядька и кивнул в сторону стареньких «Жигулей» грязно-голубого цвета.
— Не довезете, — покачала головой я. — У меня нет денег. Ни копейки.
— Зато у меня есть «Копейка».
Он снова указал на железную клячу.
— Я все равно еду в Зеленоморск. Довезу бесплатно.
Предложение привело меня в замешательство. На наших вокзалах не часто встречаются люди, занимающиеся бесплатным извозом. Такого Бамбукового Медведя уж точно следует занести в Красную книгу.
А что, если он — извращенец? Сейчас усядусь в машину и все. Пропала Алена Сергеевна.
— Я в Зеленоморск к сыну еду. У него ребенок родился. Внучка моя, — пояснил мужчина, будто угадав мои опасения.
Все-таки, на извращенца он совсем не похож. Взгляд ясный, добрый. Тело громоздкое. Он, вероятно, совсем неуклюжий и медлительный. Сексуальный маньяк из такого — не ахти какой.
— Спасибо. Вы меня очень выручите, — согласилась я.
— Тогда, трогаем!
***
Несмотря на почтенный возраст, «Копейка» была чрезвычайно ухожена. В салоне замечательно пахло чем-то вроде чайной розы. Уже через двадцать минут, пробравшись через городские пробки, мы выехали на шоссе и покатили в сторону морского берега. Летний ветер забивался в приоткрытое окно теплыми шелковыми лоскутами и приятно щекотал щеки и лоб. Разноцветные пригородные домики радостно бежали навстречу. Поравнявшись с нами, они на короткое мгновение останавливались, приветливо сверкали окнами и тут же пускались дальше, чтобы встречать следующих проезжающих.
Так же внезапно, как лазурная волна уносит с ладони горстку гладких камешков, с души моей сошла тяжесть.
— Какой хороший сегодня день, правда? — воскликнула я громко, сама себе удивившись.
— Все дни хорошие, — ответил толстяк и улыбнулся мне в зеркало заднего вида.
— Нет. Не все.
— Все, — настойчиво повторил он. — Просто это не сразу понимаешь. Как, например, звезды. Все они яркие, но об этом узнаешь только, когда их свет доходит до тебя.
Я кивнула, не желая спорить, хоть и подумала, что последние дни моей собственной жизни отличались отнюдь не чистым мерцанием далеких
