Три года в тылу врага - Илья Веселов

— Да я хоть сейчас готов. — С этими словами Сергей Иванов соскочил с валуна и натянул разбухшие сапоги.

— Что, работа есть?

— Есть.

— Куда пойти, что сделать?

— В Ново-Николаевку. Мимо нее будем проходить. — Задача?

— Как всегда: где немцы? сколько их? что делают? Главное, узнать о переправе через Шелонь. Кого возьмешь с собой?

— Виктора Горшкова, Ивана Зарубу, Петра Механо-шина, Михаила Новокрещеных и Степана Данильчука.

— Зачем так много?

— Веселее, да и для Горячева лошадей надо достать, — смеясь, ответил Иванов.

Они вернулись ранним утром девятого сентября, когда мы устроили очередной привал. Впереди ехал на немецком тяжеловозе Сергей Иванов. Сзади него на таких же лошадях с короткими хвостами ехали Иван Заруба и Михаил Новокрещеных, ведя в поводу две лошади. На одной из них через седло была перекинута человеческая фигура. Кавалькаду замыкали Петр Механошин и Степан Данильчук. У штабного костра они спешились, осторожно сняли с лошади человека, положили его около костра. Это был разведчик сибиряк Виктор Горшков. На лице его запеклась кровь.

Виктора Горшкова знала вся бригада. Весельчак и балагур, лихой гармонист и танцор, он в то же время был непревзойденным разведчиком. Война застала Виктора на границе. В ожесточенных боях их полк сильно поредел; полковому врачу дважды пришлось извлекать пули из тела Виктора Горшкова. Солдат оказался живучим и ни за что не хотел отправляться в тыл. Лишь с тяжёлой контузией его доставили в госпиталь. Однако через три дня Горшков сбежал оттуда. Но его полк уже отступил. Солдат оказался в тылу у немцев. Лесами и болотами разведчик пробирался на восток, пока не набрел на нашу партизанскую бригаду. Он воевал вместе с нами больше года. К нему привыкли, и трудно было поверить, что Виктора больше нет.

— Как это случилось? — нарушив молчание, спросил Иванова Горячев.

Сергей не ответил. Все смотрели на убитого разведчика. Говорить не хотелось.

— Подошли мы к Ново-Николаевке, — с усилием произнес Иванов. — Влезли в большой сарай, смотрим сквозь крышу. Народ есть, а немчуры нет. Ну и осмелели. Пошли по деревне. Виктор заметил какое-то объявление на доме. Стал к нему подходить. А из дома выстрелили. Он и упал. Подходим — Виктор уже мёртвый.

— Кто убил?

— Святоша какой-то. Он старостой был.

— Вы его нашли?

— Конечно. Стрелял-то он из подвала своего дома. Данильчук его заметил и одним махом перескочил плетень. И прямо в подвал. А он, сука, по Данильчуку вы-стролил, да промахнул. Стукнули его прикладом и выволокли на улицу. Народ, конечно, собрался. Ну и говорят нам:

— Стрелять его, гада, надо. Он предатель. Многих наших немцам выдал да и нас грабил.

Проверили, Справку у старосты нашли, комендант Красных Струг выдал. Доверил ему, святоше, забирать все у населения для фашистов, садить в каталажку подозрительных.

— Почему, говоришь, он святоша?

— Фамилии не сказал и все назывался рабом божьим.

— Ну, а дальше что?

— Проверили весь дом. В подвале и в кладовых, почитай, сотню мешков с зерном и мукой нашли, а сапог, валенок и полушубков — не сосчитать.

— Куда их девали?

— Раздали в деревне. Население сначала боялось брать. Потом взяли.

— Чего им бояться, свое брали.

— То-то и оно. Говорят, вот возьмешь, а немец приедет, отберет обратно, да и постреляет за это. Иванов их успокоил. Берите, говорит, это всё ваше. А немец приедёт — скажите, что староста, мол, к партизанам сбежал и всё увез с собой. Так и договорились.

Данильчук помолчал немного, затем вытащил из-за пазухи большой лист бумаги с надорванными краями и подал Ефимову.

Григорий Иванович посмотрел лист и подал мне.

Я начал читать вслух:

— «Именем фюрера возлагаю на местные гражданские власти ответственность за порядок и организованность во вверенных им населенных пунктах и прилегающей к ним местности. Для решительной борьбы с лесными бандами и партизанами, а также подозрительными лицами приказываю:

1. В целях усиления борьбы с партизанскими отрядами вменить в обязанность волостным старшинам и сельским старостам при появлении неизвестных лиц или групп немедля с нарочным сообщать в комендатуру. При возможности задерживать и доставлять их ко мне.

2. Предупредить население, что за предоставление ночлега, продуктов партизанам или оказание другого содействия и поддержки виновные будут расстреливаться, а их дома и постройки сжигаться.

3. В суточный срок представить мне списки всех сочувствующих коммунистам, партизанам, их родственников и вести строгое наблюдение за этими лицами».

Приказ был свежим: подписан комендантом двадцатого августа.

Ефимов задумался. Его лицо как будто ничего не выражало, только около виска усиленно задергались вены. Потом он подозвал Иванова.

— Приказ этого коменданта висел в деревне?

— Нет. Староста его раза четыре вывешивал, а он исчезал.

Ефимов снова задумался. — Лошадей где достали?

— Жители Ново-Николаевки помогли достать. Они их еще в конце августа у немцев угнали и прятали в лесу.

— Добро.

Разведчики принесли и печальное известие.

Все ближайшие переправы через Шелонь оказались взорванными или сожженными. Фашисты заминировали броды через реку, заняли все деревни, усиленно контролировали дороги.

Любой ценой бригада должна была переправиться на северный берег реки, где находились леса и где существовали условия для базирования и получения боеприпасов с Большой земли.

Разведчики вновь отправились в путь.

На окраине деревни Заполья партизаны Механошин и Данильчук зашли в баню. Она оказалась теплой: видимо, накануне кто-то ее топил. Разогрелись, и усталость взяла свое. Они уснули. Проснулись на рассвете.

Утром на тропинке показалась женщина с ведрами. Она шла к реке. В прибрежных кустах перед ней выросли два партизана. От неожиданности женщина уронила ведра, и они покатились по тропинке.

— Не бойтесь, — начал Данильчук.

— А вы не пугайте.

— Мы и не думали пугать. Скажите, немцы в деревне есть?

— Есть.

— Много?

— Не считала, но два взвода немцев и десяток полицейских, если не больше, наберется. Было больше да в Паревичах партизаны побили.

— Смотрите, вы даже военные термины знаете.

— Конечно, раз мой муж командир Красной Армии.

— Где он?

— Такой же вопрос задают, наверное, и вашим женам или невестам, когда у них хотят узнать, где вы и что делаете.

— Мы, как видите, воюем.

— Мой муж тоже воюет.

Женщина рассказала, какие дома в деревне занимают гитлеровцы, где у них посты. На вопрос, есть ли у них пулеметы, ответила:

— Об этом расскажет Виктор,

— Кто такой Виктор?

— Двоюродной брат мужа. Он в полиции служит. Партизаны удивленно посмотрели на женщину.

— Не удивляйтесь. Он пошёл туда, чтоб в Германию не угнали. Ушли бы к партизанам раньше, искали их. Где-то в Мосихе две недели блуждали по лесу и не нашли.

— Он может нас выдать.

— Не беспокойтесь. У него невесту хотят угнать в Германию. Так что к вам придет с ней, да они все с вами уйдут, два десятка, поди, наберётся.

Женщина вернулась часа через полтора, принесла партизанам по паре белья, горячей вареной картошки, огурцов, хлеба. Вслед за ней появился двоюродный брат ее мужа — Виктор Гаврилов.

Это был парень лет девятнадцати, крепкий, с живыми глазами. Он сразу же завёл разговор о переходе к партизанам.

— В полиции мы решили служить для того, чтобы не ехать в Германию и чтобы в наши деревни немцы не присылали негодяев со стороны. Службу несли для проформы, а где можно пакостили оккупантам, поза-паслись оружием.

— И много таких полицейских? — поинтересовался Данильчук.

— Двенадцать парней.

— Что ж, пусть собираются.

— Повременить немного надо,

— Почему?

— Насолить немцам хочется, вы помогите нам.

— Что вы хотите сделать? Перестрелять? Их больше сотни, а вас двенадцать человек. Как видишь, силы неравные.

— Взорвем их. У них есть взрывчатка, но как ей пользоваться — не знаем.

— Тогда это дело другое. Сейчас научим.

Данильчук и Механошин рассказали, как использовать тол, куда поставить взрыватели. Решили заложить весь тол под здание школы. Его оказалось два ящика.

Днем полицейские подвозили дрова и воду на кухню к школе. Они уже увезли из пожарного сарая тол, а в молочном бидоне — бензин.

С наступлением темноты полицейские, как обычно, начали патрулировать по деревне.

Но чаще всего они прогуливались около школы, где размещались гитлеровские офицеры и солдаты. Незаметно подтащили тол к простенкам школы, установили взрыватель и протянули под досками за сарай прочный шпагат.

В полночь подпоили самогоном немецких часовых и вынесли из школы три ручных пулемета и несколько автоматов. Не забыли и про сарай, где гитлеровцы хранили мины и взрывчатку. Его облили бензином и подожгли. Пламя сразу же охватило сарай. В это же время раздался взрыв и под школой. Здание как-то неуклюже вздрогнуло и начало рушиться, потом вспыхнуло. Под обломками было похоронено около сотни гитлеровцев.