Блокада. Книга 3. Война в зазеркалье - Кирилл Бенедиктов

Он слегка приподнял фуражку с серебряным черепом и шагнул к ней.

— Меня зовут Хаген, фройляйн. Рад был бы назвать свою фамилию, но я служу в таком чертовски секретном подразделении, что не могу этого сделать.

Улыбка у него была чуть нагловатая. Чем-то он неуловимо напоминал Сашку Шибанова.

— Дайна Кайните, — представилась Катя. — Я медицинский работник.

Хаген обрадовался.

— Медсестра? Я обожаю медсестер. Особенно эти коротенькие белые халатики — они меня просто с ума сводят!

— Я не медсестра и, как видите, у меня нет халатика. И скажу вам честно, Хаген — вы меня смущаете. Я собиралась побыть одна…

— Ух, ты! — восхищенно воскликнул светловолосый. — Одна на реке — это же черт знает как романтично! И читаете вы, я вижу, очень романтическую книжку. Вы, Дайна, наверное, только о любви и думаете, а?

— О чем я думаю, мое дело, — это прозвучало резче, чем ей бы хотелось. Но светловолосый почему-то ее пугал. — Я ассистент гаупштурмфюрера Нольде и не думаю, что он будет очень рад, если узнает…

— О чем? — пшеничные брови Хагена удивленно полезли вверх. — О том, что я хотел вам помочь, когда вы тонули? Или о том, что мы немного поговорили о книгах?

«Он прав, — подумала Дайна. — Не стоит строить из себя перепуганную курицу».

— Понимаете, Хаген, — смягчилась она, — мой шеф не любит, когда я разговариваю с неизвестными.

— Но мы ведь уже познакомились!

— Или знакомлюсь с кем-то без его разрешения.

— Да он просто тиран какой-то!

Дайна пожала плечами.

— Я на него работаю. А значит, должна подчиняться его требованиям.

Хаген вздохнул и бесцеремонно присел на ее покрывало.

— Женщина должна подчиняться мужчине — это факт. Но что делать, если в ее жизни появляется другой мужчина?

— Не слишком ли вы самоуверенны?

Он хмыкнул.

— Мне часто приходится это слышать. Но, Дайна, скажу вам честно — если я уверен в себе, то у меня есть на то основания. За моей спиной — десанты на Крите и несколько спецопераций во Франции. Недавно я вернулся из самого адского пекла, которое только можно себе представить — из осажденного Ленинграда!

Она вздрогнула.

— Откуда?

— Из Ленинграда, черт его подери! Не имею права вам это говорить, но меня только что представили к ордену. А вы твердите, что я самоуверен!

«Что же ты делал в Ленинграде, сволочь?» — хотела крикнуть Катя. Но Дайна ограничилась легкой усмешкой.

— Если бы вы знали, Хаген, как часто мне приходится слышать от мужчин о подвигах, которые они якобы совершали…

Она ожидала, что светловолосый разозлится, но он только дернул уголком рта.

— Конечно, все эти штабные крысы мастера рассказывать байки о своих военных похождениях. А ведь ни один из них к линии фронта и на сто километров не приближался. У меня, между прочим, все тело в шрамах. Хотите, покажу, Дайна?

— Не нужно! — воскликнула она, но Хаген уже скинул китель и начал стаскивать через голову рубашку. Он был поджарым и мускулистым, этот эсэсовец, и шрамов у него действительно было много. Один рваным зигзагом полосовал бок, другой тянулся от ключицы к левой груди. Хаген повернулся спиной, демонстрируя V-образный шрам под лопаткой, и не упустил возможности поиграть мышцами. Но Дайну заинтересовало другое — на руках и груди немца синели наколки. Дайна Кайните вполне могла не знать, что это такое, но Катя Серебрякова не раз видела подобные картинки в госпитале на Южном Урале. Среди раненых нередко попадались те, кто провел несколько лет в лагерях.

— А что это за татуировки? — спросила Дайна.

— Заметили? — чуть смущенно усмехнулся Хаген. — У нас в спецподразделениях принято делать такие.

Он напряг бицепс правой руки. Руку оплетала разорванная цепь с надписью «Macht geht vor Recht».[8]

— Нравится? А как вам мой девиз?

Хаген протянул к ней левую руку. На предплечье было вытатуировано «Du sollst nicht den Schlag erwarten».[9]

— Впечатляет, — признала Дайна. — А вот это что такое?

На левом плече Хагена была выколота оскаленная тигриная морда и латинские буквы «Т» и «L».

— Символ ярости, — эсэсовец скосил глаза в сторону — верный признак вранья, как учил их Жером. — В училище у меня было прозвище Тигр.

— Ладно, Тигр, одевайтесь и не мешайте мне загорать. Будем считать, что вы произвели на меня впечатление.

— Ну, нет, — Хаген потряс головой, — раз уж я снял рубашку, то должен хотя бы искупаться.

Он скинул сапоги и начал стягивать брюки.

— Подождете меня, Дайна?

— Чтобы вы продолжали мне досаждать? И не подумаю.

— Тогда получится, что я согнал вас с чудесного местечка, а этого я простить себе не смогу. Обещаю распрощаться сразу же, как только накупаюсь, идет?

— Надеюсь, это случится еще до заката?

— Ну, вы и злючка! Обожаю жестоких медсестер!

Хаген побежал к нависавшему над водой обрывчику, подпрыгнул и сделал сальто в воздухе. Выпрямился, как пружина, и почти без всплеска вошел в воду. Вынырнул и поплыл к другому берегу, мощно работая руками.

«Выпендривается, — подумала Катя. — Пижон фашистский».

Она быстро собрала вещи, сунула в корзинку томик Гёте. Обернулась — Хаген был уже на середине реки. Ждать, пока наглый эсэсовец вернется, Дайна не собиралась.

— Вы не представляете себе, до чего это смешно! — воскликнул Рихард Кох. — Это очень старая игра солдат французского Иностранного легиона. Называется она «Именины кардинала Пуфа», или, для краткости, просто «Кардинал». Все, что нам требуется для этой игры — это хорошая компания и бутылка чего-нибудь крепкого. Вилли, у тебя есть что-нибудь крепкое?

— Шнапс, — лаконично ответил Вилли.

— Не пойдет, приятель. С нами будет играть дама. Что-нибудь вроде ликера, а?

— Есть домашний беренфанг[10] и коньяк «Асбах».

— Тащи беренфанг. Вы не против, Дайна?

«Что такое этот беренфанг? — лихорадочно думала Катя. — „Ловушка для медведя“? Вот соглашусь, а потом окажется, что это невозможно пить. Или что от этого можно опьянеть быстрее, чем от водки. Проклятый Кох явно хочет меня споить, для того и придумал всю эту затею с игрой!»

— Конечно, нет, — ответила она с дерзкой улыбкой.

Беренфанг оказался тягучей золотистой жидкостью с медовым запахом. Кох аккуратно наполнил рюмки.

— Смотрите и слушайте внимательно! — проговорил он, обводя всех торжественным взглядом. — Повторять дважды я не буду. Каждому из вас придется произнести здравицу в честь кардинала Пуфа четыре раза, не сбившись ни в едином слове. Если же кто-то ошибется, ему тут же наливают штрафную, и он начинает игру с самого начала!

Кох взял рюмочку двумя пальцами и поднял его на уровень рта.

— Я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуфа один раз! Sante![11]

Опрокинул рюмку ликера. Мечтательно закатил глаза.

— Теперь следует стукнуть пустым бокалом по столу — один раз. Хлопнуть ладонями по столешнице сверху и снизу — тоже по одному разу. А потом щелкнуть себя по носу и подпрыгнуть на стуле.

— Выглядит это по-дурацки, — сказал Клейнмихель.

— Погодите. Это еще только начало. Теперь вам нужно держать рюмку тремя пальцами. А говорить надо вот что — я пью за здоровье кардинала Пуф-Пуфа два раза! Sante! Sante!

На этот раз он осушил рюмку в два глотка. Дважды стукнул ею по столу. Похлопал ладонями по столешнице и по носу и дважды подпрыгнул.

— И какой в этом смысл? — спросил долговязый Хонер.

— Игра великолепно тренирует память. В третий раз нужно назвать кардинала Пуф-Пуф-Пуфом и трижды пожелать ему здоровья. Все прочее тоже делается трижды. Рюмку держите уже четырьмя пальцами.

Кох выпил очередную рюмку беренфанга. Лицо его раскраснелось.

— Ну, и последний шаг. Штурмшарфюрер, наполните мне рюмку. Я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуф-Пуф-Пуф-Пуфа в четвертый и в последний раз! Это важно, господа, запомните — в четвертый, и в последний раз! Sante! Sante! Sante! Sante!

Он четыре раза подпрыгнул на своем стуле и устало откинулся на спинку.

— Вот и все. Теперь попрошу повторить. Начнем, пожалуй, с Клейнмихеля — он, помнится, сказал, что я выгляжу дураком. Посмотрим, как будет выглядеть он сам.

— Глупости! — фыркнул очкарик. — Все элементарно. Я пью этот бокал за здоровье кардинала Пуфа один раз! Sante!

Он выпил ликер и похлопал ладонями по столу, однако забыл щелкнуть себя по носу.

— Ага, старина! — возликовал Кох. — Вот вам штрафная, и извольте повторить все с самого начала!

На этот раз Клейнмихель дошел до третьей ступени, но сбился и забыл сказать «Sante!». Торжествующий Кох вновь наполнил его рюмку. На дне бутылки оставалось не так уж много беренфанга.

«Может, до меня и не дойдет», — с надеждой подумала Дайна. Но радость ее была преждевременной. Кох покровительственно похлопал Клейнмихеля по плечу и заказал еще одну бутылку ликера.