Американская кузина - Доун Линдсей

Соррел удивила неожиданная откровенность жены викария.

— Нет, конечно. Я уже привыкла не обращать внимания на такие вещи, ответила она спокойно. — Мне не надо было отвечать ей.

— Ну что вы, дорогая, все правильно. Она заслуживает, чтобы ей иногда давали отпор. Странно, но мне кажется, что вы чем-то больше похожи на тетю. Из двух сестер Лейла всегда была более независимой и практичной. Меня ничуть не удивляет, что она пережила двух своих богатых мужей, она всегда старалась взять побольше… я не считаю это зазорным, поверьте. Но ваша мама… Скажите, дорогая, она не жалеет, что уехала в Америку? Я, помню, очень удивилась, услышав об этом. Она не казалась… Нет, ничего. Ее брак с вашим отцом удачный?

— Очень удачный. Но она не оставила привычки крутить мужчинами, как ей нравится, потому что мой отец по-прежнему обожает ее. Что же до отъезда в Америку, то могу сказать одно: я не помню дня, чтобы ее не окружала полудюжина до безумия влюбленных молодых людей, и ее салон считается одним из самых модных в Вашингтоне.

— Приятно это слышать, — обрадовалась миссис Харрис. — Но, если вы не возражаете, мне кажется, что женщина, привыкшая царить на балах, вряд ли может быть заботливой матерью. Надеюсь, вы не обиделись на мою откровенность? Немного помедлив, Соррел сдержанно ответила:

— Нет, не обиделась. Должна сказать, вы правы — она не слишком заботливая мать. Но, уверяю вас, я очень люблю ее. Как видите, я не унаследовала ее красоту, и это создает некоторые трудности. Когда я была ребенком, я этого просто не замечала и обожала ее, как все вокруг. Но тогда мне не надо было соперничать с ней. О, это звучит ужасно! Я не хотела. К тому же мне никогда не придет в голову соперничать с ней… так же, как с кузиной.

Соррел улыбнулась, стараясь смягчить горечь своих слов.

— Я это рано поняла, потому что даже папа никого не замечает, когда в комнате мама. И почему я вам об этом рассказываю?!

Миссис Харрис ласково пожала ей руку.

— Потому, что вам хочется выговориться. А может быть, потому, что я вам чужая и знала вашу маму девочкой. Думаю, вы пока еще прячетесь в своем коконе.

Она посмотрела на серое платье Соррел, которое терялось в сравнении с дорогим нарядом Ливии.

— Я вижу, вы в трауре.

Глаза Соррел неожиданно налились слезами, и она торопливо прикрыла их, стараясь не выдать своих чувств. Неужели она когда-нибудь сможет спокойно говорить об этом?

— Мой… мой жених. Он был убит на войне.

— О, простите меня, дорогая. Увы, то, что я хочу вам сказать, наверное, неуместно, но я все же скажу, — продолжала она как ни в чем не бывало. Несмотря на весь свой ум, вы, дорогая, в одном ошибаетесь. Не хочу вас обижать, уверяя, что вы столь же хороши, как ваша кузина. Но соперничать с ней вы можете значительно более успешно, чем вам кажется. Иначе зачем бы маркиз… а он такой красивый, что я сама почти влюбилась в него, хотя, как вы знаете, не слишком уважаю титулы… Зачем бы маркизу весь вечер не сводить с вас глаз?

Глава девятая

Соррел почувствовала, как у нее затрепетало сердце, и заставила себя быть благоразумной.

— Нет, нет… Вы ошиблись, — торопливо проговорила она.

— Неужели? Подозреваю, что, всю жизнь играя вторую скрипку при своей матери, вы, дорогая, совсем не знаете силы своего обаяния.

— Возможно, — сказала Соррел, не позволив себе поверить добрейшей миссис Харрис.

И это не укрылось от жены викария, но она не стала настаивать. Вместо этого она заявила такое, что у Соррел глаза полезли на лоб:

— Дорогая, раз уж я так разговорилась, пойду-ка я до конца. На вашем месте я была бы поосторожнее.

— Осторожнее? — воскликнула Соррел, забыв, что они не одни. — Ради Бога, почему вы так говорите, мэм?

— О Господи. Мой муж будет сердиться на меня за мою болтливость, огорченно заметила почтенная леди. — Но в моем возрасте надоедает все время быть сдержанной. Я всего лишь хотела сказать, а в мои годы это видно любому, что ваша кузина имеет обыкновение добиваться своей цели, и я бы поостереглась встать у нее поперек дороги. Надеюсь, я не слишком резка по отношению к ней? Все же я гостья в доме вашей тети.

Соррел немного успокоилась, дослушав ее до конца. На мгновение она всерьез испугалась, решив, что жене викария известно о шантажисте. Но представить, что Ливия может бояться своей американской кузины! Это просто нелепо!

— Спасибо за ваши добрые слова, мэм, но вы ошибаетесь. Моей кузине не по вкусу соперничество, но она вряд ли опасается меня. По неведомой мне причине его сиятельство забавляется тем, что… что дразнит меня, но не более того, уверяю вас.

Говоря это, она посмотрела на кузину и увидела рядом с ней мистера Фитцсиммонса и лорда Уичерли. Они оба были увлечены музыкой и еще более прекрасной исполнительницей.

Миссис Харрис проследила за ее взглядом и сухо заметила:

— Что ж, дорогая, не буду с вами спорить, хотя у меня совсем другое мнение на сей счет. Но музыка уже кончилась, и нам пора. Мы с мужем не привыкли засиживаться допоздна. Хорошо еще, мы живем всего в нескольких шагах от вашего дома. Надеюсь, вы простите старую сплетницу… хотя бы потому, что я знала вашу маму. Вы доставите мне большое удовольствие, если примете мое приглашение и мы продолжим знакомство.

Соррел поблагодарила ее и с радостью приняла приглашение, хотя не могла не думать о том, что еще ей скажет удивительная миссис Харрис. Однако подошел викарий и, принеся свои извинения, увел жену домой. Прием заканчивался.

Когда Соррел добралась до кровати, то ей было о чем подумать, и она несколько часов не могла заснуть, радуясь хотя бы тому, что никто, кроме нее, ничего не знает.

Лучше бы ей, не долго думая, забыть о словах миссис Харрис, дамы добросердечной, но с романтическим воображением. Слишком долго мать укрывала ее своей тенью, чтобы она подумала, будто его сиятельство может увлечься ею хотя бы мимолетно.

Даже если он и смотрел на нее весь вечер — хотя, в присутствии кузины, в это трудно было поверить, — Соррел не сомневалась, что он просто забавлялся, словно в самом деле втайне находил ее любопытной. А, может быть, он все еще подозревает, что она ищет его внимания.

Эта мысль сердила Соррел, ведь она не ловит богатого и титулованного мужа. Злость быстро улеглась, но Соррел еще долго не могла заснуть. Причиной ее душевного смятения было то, что она в первый раз, как бы ни было ей стыдно, поняла: слова миссис Харрис ничуть не обидели ее, даже наоборот.

Раз уж ветер подул в эту сторону и она такая дура, надо взять себя в руки, и чем раньше, тем лучше. Ирония судьбы! В Америке она отвергала все притязания молодых людей, крутившихся возле ее матери и таявших, как масло, и вдруг поняла, что ее тянет к мужчине, воплотившему в себе все, что она презирала. Она демократка, он — маркиз, перед которым раболепствуют все, кому не лень. Дома ей оказалось не под силу влюбить в себя даже самого непривлекательного юнца, если не считать Вильяма, а маркиз по-настоящему красивый и обаятельный и сам признался, что за ним гоняются все честолюбивые дамы в Англии. Вот уж нелепость!