Колеса ужаса - Свен Хассель

Малыш безуспешно попытался устроить бучу. Драться не хотел никто.

9. В ПОЛДВЕНАДЦАТОГО НЕМЦЫ ВЗЛЕТЯТ НА ВОЗДУХ

Командир дивизии был известен как законченный олух: типичный немецкий солдат Третьего рейха. Как ни странно, он был глубоко верующим, обладая специфической прусской способностью смешивать христианство с шовинизмом.

Каждое утро генерал-лейтенант фон Траусс молился в передвижной полевой часовне с дивизионным священником фон Лейтой. Они молились о полной победе немецких вооруженных сил.

Фон Траусс произносил длинные, бессмысленные речи о грядущей немецкой гегемонии, когда все недочеловеки будут ликвидированы. Недочеловеки — это те, у кого мозг не был забит маленькими свастиками. Порта, разумеется, находил для свастик более подходящее место.

Меня разбудил Старик.

— Вы с Портой идете на пост подслушивания. Возьмите с собой еще кого-нибудь, только не Плутона и не Штеге. Если Иван начнет атаку, мне без них не обойтись.

— Понятно, почему тебя сделали унтером, — злобно сказал Порта. — Ты мастер преподносить неприятные сообщения перед завтраком.

— Кончай, Порта. Кого возьмете с собой? Времени в обрез. Иван что-то готовит, и я не могу посылать туда каких-то полудурков.

— О, большое спасибо! Странно, что ты называешь меня умным после того, как объявил круглым идиотом из-за той кражи в Далеме.

— Хватит, Порта. Кого берешь?

— Уймись, дедушка. Не заносись из-за того, что пруссаки дали тебе чуточку серебра на погоны, жалкий столяр! Возьмем «француза».

Он затряс Легионера, который спал, свернувшись по-собачьи.

— Что это с тобой, черт возьми, рыжий охламон? — вскинулся Легионер.

— А как ты думаешь, братец? Отправляемся на экскурсию познакомиться со Степным Великаном, ты ему очень понравишься.

— Брось эту чушь, куда мы идем?

Со сна Легионер был грубым; он сел на соломе и стал чесать искусанную вшами грудь.

— Подожди, увидишь,—лаконично ответил Порта. — Может быть, считать прыщи на физиономии Ивана.

Мы надели снаряжение и взяли сухой паек. Затем последовали за Стариком к пулеметной позиции.

Старик объяснил задачу.

— Спрячьтесь чуть левее вон того куста. Оттуда можно разглядеть белки глаз Ивана, оставаясь невидимыми, но смотрите — ни малейшего движения. Возвращайтесь только после наступления темноты. Полковник Хинка уверен, что Иван затевает какую-то подлую шутку. Вот почему вы идете на подслушивание.

— Черт возьми, посылаешь туда своих лучших друзей! Выбился в фельдфебели, охламон! Разве у нас мало кандидатов на Железный крест, созданных для этого задания? — негодующе спросил Порта.

Из темноты появились гауптман фон Барринг и лейтенант Хардер. Барринг шепотом объяснил Старику кое-что, чего тот не знал.

— Смотрите, ребята, не ввязывайтесь там ни в какие переделки. Автоматы поставьте на предохранитель. Стрелять только в случае крайней опасности.

Мы сунули в голенища боевые ножи, яйцевидные гранаты в карманы, пистолеты за пояс.

Фон Барринг, онемев от удивления, указал на цилиндр Порты и кое-как выдавил:

— Собираешься идти в этой штуке к Ивану?

— Это мой талисман, — лаконично ответил Порта и пополз вслед за Легионером.

Мы ползли на брюхе. Земля была неровной и грязной. Пролезли под заграждением из колючей проволоки. Тишину не нарушал ни единый звук. Нас окружала неверная тьма, рассеивалась она лишь на мгновенья, когда между несшимися по небу тучами проглядывала луна.

К кусту я подполз последним. Легионер приложил палец к губам, напоминая мне, что надо соблюдать тишину. Я был потрясен, увидев, как близко от нас находятся позиции Ивана. Метрах в десяти от нас двое русских сидели возле большого пулемета. Мы с величайшей осторожностью положили автоматы на землю рядом с собой. Потом накрылись маскировочной сетью.

Несколько русских ссорились и бранились так ожесточенно, что можно было подумать, среди них находится Малыш. Вскоре началась потасовка.

Два часа мы лежали неподвижно, как трупы. Потом Порта беззвучно достал фляжку. Водка согрела нас, мы заулыбались друг другу. Потом Легионер указал место на русских позициях, где полковник и еще двое старших офицеров, судя по всему, проводили инспекцию. Они остановились почти под нами поговорить с двумя пехотными офицерами. Мы крепко стиснули свое оружие.

Полковник подошел к пулемету и приказал выпустить несколько очередей по немецким позициям. Немцы немедленно ответили тем же. Полковник улыбнулся и сказал что-то об отплате нацистским собакам.

Когда стемнело и мы собирались возвращаться, с позиций противника донесся голос:

— Связь с батальоном установить никак нельзя. Траншея сообщения залита водой. Река вышла из берегов. Фрицу наверху довольно сухо, а мы, кажется, утонем в этом болоте, но все же…

Голос умолк в хмурой, зловещей тьме. Русские позиции были еле-еле видны. Мы бесшумно поползли обратно.

Мы возвращались на это место четыре дня подряд, но ничего заслуживающего внимания не услышали, и фон Барринг решил, что нам нужно привести пленного. Потом мы услышали, что русский патруль обнаружил телефонный провод. Через две минуты мы подсоединились к нему и стали слушать разговоры. Прошло два дня, и наконец наше терпение было вознаграждено. Порта внезапно оживился и бросил мне телефонную трубку. Послышался грубый, скрипучий голос:

— Жора, как дела?

— Все та же занудная работа. Хоть бы оборудование полетело к чертовой матери.

Последовало несколько русских ругательств.

Первый хрипло засмеялся.

— Водка есть?

— Да, сегодня пришла большая партия продовольствия. Еще бы несколько баб, и все было бы на мази. Прислать тебе водки, Лёш?

— Нет, спасибо. Сегодня ночью мы присоединяемся к вам.

Удивленный Жора спросил:

— Что происходит?

— Завтра в полдвенадцатого мы взорвем немцев к чертовой матери. Весь холм взлетит на воздух. Фейерверк будет красивым. Эти зеленые вши отправятся в ад!

Легионер поспешил к гауптману фон Баррингу, тот немедленно связался со штабом.

Нам дали подкрепление, какое только смогли наскрести. Батарею из Сто четвертого артиллерийского, одну 88-миллиметровую зенитку, две скверные 75-миллиметровые пушки на лафетах и никчемную роту пятидесятилетних резервистов. Из всего этого был составлен штурмовой батальон под командованием гауптмана фон Барринга. Пока утренний туман скрывал все маскировочной завесой, он приказал покинуть траншеи, чтобы избежать риска взлететь на воздух вместе с холмом. Мы приготовили Ивану теплую встречу, когда он пойдет в наступление после взрыва.

К нашей огромной радости прибыла и рота саперов с огнеметами. Мы знали этих людей и могли на них полагаться. Они были опытными фронтовиками, как и мы, ногтей после 1939 года не чистили — никто.

Мы ждали в резервных траншеях, сердца у нас колотились от беспокойства. Стрелки часов еле-еле двигались. Малыш лежал рядом с Плутоном. Он не говорил ничего, но было ясно, что в чрезвычайных обстоятельствах наш штатный буян предпочитал общество здоровенного докера.

Штеге и я лежали рядом с Портой, по другую сторону пристроился неразлучный с ним Легионер. Слева от нас лежали Мёллер, Бауэр и остальные.

Гранаты в руках у нас повлажнели от пота. Пока тянулось это выматывающее нервы ожидание, мы непрерывно курили сигарету за сигаретой.

Где-то в глубине земли русские саперы закладывали взрывчатку под холм, который должен был стать нашей могилой. Но теперь мы просто дожидались начала этого фейерверка — благодаря тому, что патруль обнаружил тонкий телефонный провод.

Часы показывали четверть двенадцатого. Через пятнадцать минут должно было начаться столпотворение.

Мы напряженно смотрели на туманный болотистый ландшафт. Пока ничего. Прошло пятнадцать минут. Снова ничего.

Внезапно мы сообразили, что у русских время отстает от нашего на час.

— Это хуже, чем дожидаться поезда в берлинском метро, — сказал Порта.

— Черт возьми, это похоже на ожидание у африканского борделя, где всего десять шлюх, — прошептал Легионер. — Когда в очереди впереди тебя целая сотня…

— Чего ты интересуешься борделями? — спросил Малыш. — Тебя же выхолостили в Фагене, разве не так?

— Еще раз услышу, — прошипел Легионер, — выпущу всю пистолетную обойму тебе в башку.

— Тихо! — сердито приказал фон Барринг.

Ожидание, ожидание, невыносимое ожидание. Ровно час. Но по-прежнему ничего не происходило.

Солдаты в плотно забитых траншеях стали проявлять нетерпение, с проклятиями и бранью расхаживая туда-сюда. Старые резервисты апатично сидели на дне траншеи; лица их уже превратились в посмертные маски. Саперы курили, стоя среди нас, танкистов. Мы знали, чего ждать. Иван наверняка собирался атаковать нас крупными силами.