Миссия выполнима - Андрей Кивинов

– Ты где с утра был?!

Вопрос, как вы понимаете, задан напарнику. Лично я с утра принимаю заявителей. Тем не менее, Георгий наивно переспрашивает:

– Я?

– Ты мне не заходи раком за камень.

– А Андрей вас разве не предупредил? – с чистым сердцем напарник бросает под замполита меня, – Я в Центральное РУВД мотался. Там ребята кучу вещей паленых изъяли, проверял, нет ли наших.

– Пять часов проверял?

– Там опера не было на месте, подождать пришлось.

Илья Ильич садится на стул и достает блокнот.

– Так, у кого был, с кем встречался? Телефон. Учти, я с этого вопроса не слезу. К тебе давно претензии назревали.

– Я не помню фамилии, а телефон выкинул. Зачем стол лишними бумагами захламлять?

– Ладно, сейчас вернется машина, поедем, покажешь, где был, – Илья Ильич явно не доверяет Жориным словам.

– Ко мне человек вот-вот придет… По убийству…

Напарник похож на пионера, застуканного сторожем в чужом саду.

– Ничего, человек подождет. В другой раз будешь докладывать не Андрею, а старшим по званию. Хорошие отношения не должны мешать службе.

– Я думал…

– Ты не для того погоны носишь, чтобы думать, – Стародуб закрывает блокнот и обращает свой суровый командирский взор на мою персону, – так, теперь ты. Почему в кабинете беспорядок, с точки зрения грязи? Сложно приборку сделать? Чуть-чуть приложить максимум усилий?

– Не успел. Поздно вчера закончил. Сегодня приберусь, – по военному четко докладываю я.

– А баб зачем повесил? – Илья Ильич указывает на плакат группы «Блестящие», закрывающий вмятину на стене.

Не подумайте ничего плохого. Никого головой о стену я не бил. Вмятина появилась до меня.

– Так они второй год тут висят.

– Баб отодрать… Теперь второе. Ты за сегодня девять материалов заштамповал. И все «глухие»! Рехнулся?! Отдел хочешь угробить?! Я человек добрый, но всему есть предел!

Поясняю – моя сегодняшняя, добросовестная деятельность по регистрации заявлений может нанести показателям непоправимый урон, откинув отдел на последнее место в турнирной таблице чемпионата ГУВД по раскрываемости.

– Вы предлагаете отшивать людей, пришедших к нам за помощью? Я правильно понял?

Минута молчания. Жора осторожно крадется к дверям, пользуясь неразберихой в мыслях Стародуба. Я пытаюсь угадать следующую реплику замполита. «Ты сначала раскрой, а потом регистрируй. Город на спецконтроле в министерстве…».

– А почему брюки мятые? Что, всю ночь на бабе лежал? – резко меняет курс Илья Ильич.

Не угадал.

– Виноват. Отпарю, – четко, по-военному отвечаю я.

– Завтра проверю, – сделав пометку в блокноте, замполит поднимается и ловит в прицел не успевшего смыться Георгия, – так, никуда не уходи, вернется машина, поедем в Центральное РУВД.

Жора обречено вздыхает и прекращает попытку побега.

– Нам деньги не за то платят, чтоб по пять часов неизвестно где болтаться, – заканчивает воспитательную речь Илья Ильич, стоя в дверях, – государство вам не бездойная корова.

Исчезает. Те же, без замполита.

– Вот, Андрюхин, а ты говоришь, зачем в кино сниматься, – Георгий с неподдельной злостью смотрит на дверь, – Вот для того! Чтоб всякие отставники тобой не командовали, как салагой! Какое его дело, где я был? Пиво пил! Ничего, посмотрим, что он после выхода фильма петь будет. Корова бездонная!

– У тебя первые признаки звездной болезни. Имей в виду, пилюль от нее нет.

– Ничего, не заболею… А я не понял, ты чего, правда, десять «глухарей» штампанул?

– Девять. Правда. Решил провести эксперимент. Посмотреть, что измениться в отдельно взятом подразделении.

– Премии лишат, вот и все, что изменится. Ты больше так не экспериментируй, Менделеев. Это тебе не научный институт… Ну, гад. Все настроение испоганил!

Это не обо мне. Добрым словом Георгий вновь помянул Стародуба.

– А где ты действительно был? Дрыхнул, что ли?

Жора опускает глаза, трет рукой подбородок, рассуждая про себя, говорить или не стоит.

– Я это… Репетировал… Лабудянский попросил текст выучить, ну и в роль войти по возможности. Вот я и… Только попробовать хотел, а потом глядь на часы… Увлекся.

– Слушай, Жор. Кино это прекрасно, но как же убийства? Ты хочешь вот так, за здорово живешь, променять одно на другое? А как же Рудольф Аркадьевич? Или он тебе больше не интересен? Кто его прищучит? Утконос? Или Илья Ильич?

Жора виновато опускает глаза на мой не подметенный пол.

– Не боись… Раскроем.

Выходя на днях из ворот фабрики, Георгий был настроен заметно решительней, метал молнии и клялся, что прижмет к ногтю этого наглого вруна Шилова и самого переработает на мусор. «Эх, мешок бы ему на голову, да в лесок! Как в кино с Бельмондо!» «Шилова в мешке не утаишь, Георгий. Да и у нас пока не Франция».

Сейчас боевой задор коллеги на порядок ниже.

– Раскроем? – переспрашиваю я, – интересно, как? К тому ж, у тебя репетиции.

– Они не помешают… А к Рудольфу есть тайная тропка. Никуда наш И.О. не денется.

– Поделись, если не секрет. Что за тропка?

– А ты сам еще не понял?

Жора отрывает взгляд от пола. Во взгляде проснулось вдохновение.

– Честно говоря, нет. Жена?

– При чем здесь жена?… Машенька.

– Секретарша?

– Абсолютно верно. Думаю, красавица нам подойдет. Шилова она ни в грош не ставит. Не авторитет он для нее. Сам посуди, красить глаза в присутствии начальника… Это открытое нарушение секретарского кодекса. Да и потом… Заметил, как она на него смотрела?

Должен заметить другое. Жора никогда не упустит возможности совместить приятное с полезным.

– Не заметил…И что необычного в ее взгляде?

– Опусти башку в очко деревенского туалета, сделай глубокий вдох, а потом посмотрись в зеркало. Вот такой же взгляд был и у нее.

Замечательная метафора. Чувствуется, Георгий действительно не напрасно провел время с человеком искусства. Мне больше делать нечего, как башку в очко совать. И почему именно деревенского туалета? Наш, отделенческий нисколько не хуже.

– Я так думаю, если ее расположить, она много чего расскажет. И про живого директора и про мертвого. А дальше видно будет…

– Я кое в чем не очень уверен… Машенька-то нам подойдет. Но подойдем ли ей мы? Ты ведь правильно заметил, ее надо расположить…У тебя много денег? Или ты собираешься ей стихи читать?

– Есть у меня, чем ее расположить, – голосом Глебушки Жеглова заявляет мой друг, – какая баба не мечтает попасть в Голливуд? Не говоря о секретарше с фабрики по переработке отходов.

– В Голливуд?

– Я фигурально выражаюсь. В мир кино. Иная подруга за секунду в кадре пол жизни отдаст. На этом и сыграю. А не хотите ли, Машенька, в кадр-другой попасть? Но с маленьким условием…

– Ты еще сам не снялся.

– Чепуха, договорюсь с Лабудянским. Жалко ему, что ли, человеку роль в массовке дать? Там как раз в сценарии пара бомжих есть… А ты говоришь, зачем мне кино…

– А в казино не хочешь с ней сходить? В «Бармалей», например?

– Дай денег, схожу.

– Я не о том. Жетончик у Бочкарева в кабинете…

– Ну и что? Человек любил азартные игры. Если б мне там поведали, кто его пристукнул, бегом бы побежал. Но только не поведают мне там ни хрена.

Беспокоит Михалыч по местному телефону. Небось, десятое, юбилейное заявление. Ошибся. Прибыла машина, Жору ждет увеселительная прогулка. Но не в Диснейленд.

– И не лень барану бензин тратить, – ворчит напарник, покидая мой кабинет, – скорей бы, скорей бы в кино…

Остаток дежурства прошел в той же экзотической обстановке. Я пытался вычислить, какая еще из восьми заяв липовая, но так и не сумел. А посему регистрировал все аккуратно и без мухлежа. В хозяйственный магазин, откуда утащили банку с краской, пришлось нестись аллюром, периодически шарахаясь от бросающихся следом собак. Хозяин, увидев мою истекающую потом физиономию, долго извинялся, что побеспокоил органы такой ерундой. На что я уверенным тоном заявил – пустяков для нас не бывает, помогать людям наш долг и честь. Хозяин прослезился… Замполит с Жорой вернулись из путешествия по местам боевой славы лишь в районе девяти вечера, наконец, освободив машину… Чем закончился вояж, не знаю, Жора сразу рванул домой. Репетировать, наверно.

Сейчас на хронометре без пяти десять. Еще пара часов и мое дежурство уйдет в историю. А кто знает, может и войдет. Я варю пельмени в электрочайнике и релаксирую, закинув ноги на стол. Идиотская привычка, взятая из полицейских сериалов, от которых я тащился до прихода в ментуру. Сейчас уже не тащусь. От одной, слава Богу, избавился – демонстративно таскать сбрую с кобурой и пистолетом. Укушенный еще таскает, хотя однажды получил за это от своих же. Зарулил в кабак, с понтом снял пиджачок, обнажив свою фирменную упряжь и висящий под мышкой пистолет. За что и был мгновенно вырублен двумя ОМОНовцами, подрабатывающими в кабаке вышибалами.

О, а вот и он. Легок на поминках. Я убираю ноги со стола. Ну, чем еще обрадуете, царь Борис?