Молли имеет право - Анна Кэри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кивнула. Сестра всегда очень гордилась тем, что знакома с миссис Шихи-Скеффингтон, чей отец был членом парламента от ирландской партии. Тогда Филлис, кажется, говорила, что она из тех учителей, кто поощряет девочек думать самостоятельно.
— В общем, она — одна из основательниц Лиги, хотя вряд ли её отец это одобряет. Зато муж поддерживает.
Но порасспросить её я не успела: на лестнице послышались быстрые шаги, и, едва я сунула книгу под кардиган (зажав её под мышкой), дверь распахнулась. Вошла Джулия.
Главная проблема с Джулией в том, что у неё ангельская внешность и она изо всех сил старается ей соответствовать (может быть, это и сделало её такой набожной). Я вполне довольна своими не очень-то правильными чертами лица — по крайней мере не рискую превратиться в гипсового ангелочка. Вообще, глядя на меня, как-то не ожидаешь особенного благородства натуры. Если честно, Мэгги вообще говорит, что у меня «бесстыжая физиономия», — сомневаюсь, что это комплимент, но всё-таки лучше, чем могло бы быть.
— Мама вас ищет, — заявила Джулия. — Опять скопилось много штопки.
А когда, интересно, бывало иначе? По правде сказать, я едва сдерживаю подозрения, что мама на самом деле рвёт всё подряд, чтобы только нас чем-нибудь занять. Как, спрашивается, в одном доме может рваться или изнашиваться столько вещей? Но с мамой спорить бесполезно, так что мы с Филлис последовали за Джулией в гостиную, где нас уже ждала корзина с мощами носков (хотя и вовсе не святыми, как нравится Джулии) и оборванными кружевами.
Гарри, разумеется, не показывался: наверняка зашёл после матча к какому-нибудь однокласснику, а мы тут работай. Сам ничего по дому не делает, зато мы, девочки, должны ему кальсоны штопать. Держу пари, будь у девочек право голоса и возможность принимать законы, мальчишкам бы такие штуки с рук не сошли.
И только когда со штопкой было покончено и ма ма заиграла несколько странную, но красивую музыку французского композитора по фамилии Дебюсси, мне наконец удалось открыть книгу. Я даже немного волновалась: а вдруг кто-нибудь спросит, что я читаю? Конечно, я могла бы соврать (как ты помнишь, недавно выяснилось, что мне это удивительно хорошо удаётся), но, чтобы раскусить мою ложь, достаточно взглянуть на корешок. Поэтому мне нелегко было сосредоточиться на тексте, и лишь когда мы с Джулией легли в постели и она принялась за «Краткие жития святых» (потому что удовольствие моя сестрица получает только от такого типа книг), я наконец-то начала вчитываться.
А раз начав, уже не могла остановиться. Сюжет захватил меня уже с первых страниц. Он вращался вокруг довольно знатной молодой ирландки (которая почему-то жила в Англии) и бедной работницы прядильной фабрики из Ланкашира, причём обе они стали суфражетками. Через какое-то время, услышав знакомое похрапывание Джулии, я поняла, что она заснула с книгой в руках. Это было очень кстати (не считая, конечно, того факта, что пришлось слушать её хрюканье), поскольку означало, что не обязательно тушить свет и можно читать сколько вздумается. Хотя на всякий случай я всё-таки заложила покрывалом нижнюю часть двери, чтобы мама с папой по дороге в спальню ничего не заметили. Был уже, наверное, час ночи, когда мои собственные глаза постепенно начали закрываться и я, неохотно убрав книгу под подушку, погасила свет.
Той ночью мне снились кошмары: будто меня арестовали и я колотила в дверь, умоляя меня выпустить. А потом поняла, что в дверь спальни действительно кто-то стучит, и услышала крики Гарри:
— Поднимайтесь, лежебоки!
Оказывается, мы с Джулией каким-то образом умудрились проспать и теперь опаздывали к мессе. За походом в церковь последовал традиционный воскресный визит к тёте Джозефине (на протяжении которого она только и говорила о «никудышном поведении современных девушек»), так что к роману я смогла вернуться лишь ближе к вечеру.
Естественно, мне нужно было что-нибудь бодрящее, чтобы уравновесить ту чушь, которую мы целый день выслушивали от тёти Джозефины: к середине её пространной речи о том, что для девочек образование — лишь пустая трата времени, терпение, кажется, кончилось даже у мамы.
— Уж я-то повидала этих девушек с Эклс-стрит, Роуз, — говорила тётя Джозефина. — Синие чулки, конторские крысы. А эта отвратительная миссис Шихи-Скеффингтон, или как там её зовут? Опасное занятие — забивать нежные девичьи головки всяким мусором, который они и понять-то никогда не смогут. Куда лучше отправить их в какое-нибудь приятное местечко, где они научатся быть хорошими жёнами и матерями без всякой книжной чепухи.
— Мы с Робертом полагаем, что образование для девочки крайне важно, — ответила мама тоном, какой обычно использует, если кто-нибудь из нас прилюдно набедокурил, а ей не хочется терять лицо перед подругами.
Тётя Джозефина рассмеялась, но вовсе не весело.
— Что ж, полагаю, это зависит от того, что считать образованием. Речь ведь не идёт о том, что им придётся зарабатывать этим на жизнь. Впрочем, большинство мужчин предпочтёт жениться на девушке, посвятившей себя семье и детям. И, разумеется, Богу, — добавила она.
Маме стоило огромных усилий, чтобы не огрызнуться. Уж я-то её знаю.
— Ни один мужчина не захочет жениться на невежде, — ответила она.
— Это ты сейчас так говоришь, Роуз, — напирала тётя Джозефина. — Но через несколько лет, когда Филлис и Молли придёт пора выходить замуж, ты можешь об этом пожалеть. Как и о том, что разрешила Филлис этот её университет.
Разумеется, мама не особенно обрадовалась, когда Филлис сообщила ей, что она намерена поступить в университет, но по взгляду, который она бросила на тётю Джозефину, ты бы никогда об этом не догадалась.
— Филлис намерена изучать английскую литературу, — надменно сказала она. — И я бы предпочла, чтобы она вышла замуж за человека, разделяющего её любовь к книгам, как в своё время я вышла замуж за человека, который разделяет мою страсть к музыке.
Конечно, это было некоторым преувеличением, поскольку папа вовсе не так уж страстно увлечён музыкой, но, когда мы поём под пианино, он с удовольствием присоединяется. И мамину игру тоже любит слушать. Уж во всяком случае, в сильном преувеличении я бы её обвинять не стала: все средства хороши, лишь бы стереть с лица тёти Джозефины
