Сирена - Михаил Волконский

– Нет, я не ошибаюсь: я сам собственными глазами видел там патера Грубера; этого довольно!

– Да сам-то ты как попал туда?

– Все из-за маркиза де Трамвиля, благодаря его поручениям, которые он надавал нам; впутались мы, брат, в скверную историю, – ответил Кирш.

– Да неужели я не знаю, во что мы впутались!.. Только не житье мне без нее!

– Ты опять за свое!

– Да, опять за свое! Послушай, Кирш, друг ты мне или нет? Можешь ты исполнить одну мою просьбу?

– Какую?

– Пойдем сейчас к дому князя Верхотурова и будем там ждать, пока она не вернется.

– Да ты с ума сошел! Ведь, кажется, ясно, что она крепко любит своего маркиза, если ездит ухаживать за ним, и до тебя ей нет никакого дела! Да к тому же нам всего два шага до меня. Лучше зайди ко мне, у меня, кажется, есть бутылка рома.

Они были, действительно, почти у самого дома, где жил Кирш, который взял путь по направлению к себе. Елчанинов же, занятый своими мыслями, шел, безотчетно следуя за ним, не разбирая, куда идут они.

– А в самом деле, мы возле тебя! – проговорил он, осматриваясь. – Ну что же, зайдем!

«Странные люди эти влюбленные, – подумал Кирш, – совсем как дети!»

Кирш занимал две комнаты с отдельным входом в маленьком домике и, уходя, сам запирал дверь и уносил ключ с собой. Самовар ему ставила и приходила убирать его небольшое помещение хозяйская прислуга.

Кирш отпер дверь, зажег свечку, достал из шкафа ром, подал его Елчанинову и тут только заметил, что на его письменном столе лежал большой лист бумаги, и на нем крупными буквами, совсем незнакомым почерком было написано несколько слов.

Откуда мог взяться этот лист – было совершенно неизвестно, потому что замок на двери у Кирша был довольно хитрый и другого ключа от него не было. По-видимому, без самого Кирша никто не мог проникнуть к нему, а между тем лист с надписью незнакомой рукой лежал кем-то положенный на стол, и надпись, сделанная на листе, гласила: «Он жив в сыне».

Кирш прочел и остановился в недоумении; какой-то внутренний голос подсказал ему, что на этот раз для сношения с ним этими словами пользовались не отцы иезуиты, а кто-то другой, может быть, более сильный, чем они.

ГЛАВА XVII

В 1773 году папа Климент издал декрет об уничтожении ордена иезуитов, найдя их общество заслужившим прекратить свое существование. Таким образом могущественнейший из монашествующих орденов воинствующего католицизма был осужден римским первосвященником, для защиты власти которого и создалось это ставшее было всесильным учреждение.

Необходимо пояснить, что такое иезуиты и почему они одно время играли великую роль в общем ходе мировых событий.

Жил-был на Божьем свете в XV веке по Рождеству Христову храбрый испанец, рыцарь дон Иниго, или Игнатий, Лопес де Рекальдо, из замка Лойола. Дон Иниго был не только храбр, но и набожен. Он полагал, что назначение человека на земле есть служение Богу и Его первосвященнику на земле – римскому первосвященнику. Но эта уверенность, нисколько не помешала ему проливать кровь человеческую в битвах, проявлять рыцарскую любезность к прекрасному полу, зачитываться рыцарскими романами, вроде знаменитого в то время Амадиса Гальского, сочинять романсы. Однако случилось так. В одной битве храбрый дон был ранен в обе ноги и для дальнейших подвигов оказался негоден. Раны залечили, но Лойола остался хромым. Пока шло лечение, Лойола усердно читал творения святых отцов, и, когда оказалось, что военная слава уже не существует для него, он сообразил, что для его честолюбия найдется немало пищи на духовной почве. Чтение творений святых отцов, в особенности описание страданий мучеников, представилось хромому рыцарю равносильным подвигам в битвах, и он очень скоро завязал такой узел, развязать который вот уже пятое столетие не по силам человечеству. Лойола решил стать рыцарем Христовым, защитником Пресвятой Девы и апостола Петра и, путем духовного подвига, на небе приобрести те сокровища, какие его любимый герой Амадис Гэльский стяжал подвигами на полях битвы.

Лойола роздал все свое имущество, ушел от мира, поселился в глуши Каталонии, истощал свое тело постом и самоистязаниями, а дух – молитвой, и, в конце концов, нагипнотизировал себя так, что начал галлюцинировать, видел в галлюцинациях небесных посланников и утвердился в мысли, что высшие силы зовут его на подвиг, созданный его же болезненно раздраженным и односторонне направленным воображением.

Слава о подвижнике быстро распространилась, на Лойолу обратила внимание инквизиция, но в это время он совершал паломничество в Иерусалим. Однако инквизиция не забыла его по возвращении, и Лойола должен был уйти от ее преследований в Париж.

Здесь его пылкая проповедь о величии христианского подвига увлекла даже многих богословов. У Лойолы явились последователи, видевшие в нем избранника небес, и кончилось это тем, что они, собравшись в парижской церкви Богоматери, дали монашеские обеты нищеты и целомудрия и поклялись отправиться в Палестину, чтобы проповедовать там слово Божие.

Но судьба (недаром же она слепа!) удержала этих миссионеров и Лойолу в Европе. Венеция начала борьбу с турками, и посещение Палестины оказалось невозможным. Лойола увидал в этом высшую волю, остался в Европе, добился для себя и своих друзей посвящения в сан священника, а вскоре после этого представил папе устав нового монашеского ордена, члены которого, кроме обычных иноческих обетов, давали еще совершенно новый обет – «постоянного служения Христу и папе».

Главными целями «общества Иисуса» были борьба с возникшими в обществе веяниями, защита церкви от распространявшихся свободомыслия, сомнения и критики папской непогрешимости и призванности властвовать над душами человеческими. Для достижения этих целей члены ордена, получившего «военное устройство» (глава его назывался «генералом»), предполагали действовать проповедью, влиять на людей путем исповеди, воспитывать детей и юношей в определенном направлении. Ради того же иезуиты совершенно переделали учения о грехе, добродетели и нравственности. Для достижения целей общества все средства оказывались наилучшими, так как они вели «ad majorem Dei gloriam», то есть к вящей славе Божией. Подыскав казуистические подтверждения, иезуиты находили пригодными и дозволительными для себя всякого рода средства – неповиновение законам, сопротивление государям, не говоря уже об уничтожении людей, противившихся иезуитскому ордену.

Создалось мрачное сообщество, которое развивало ради корыстных целей обман, ложь, клятвопреступления, уничтожало в людях всякое стремление к совершенству, распространяло невежество и фанатизм, установило соглашение человеческой неправды с Божьей всеправосудностью, чем разнуздало всевозможнейшие грубые и грязные инстинкты. И вся эта мерзость не только оправдывалась, но даже возводилась в доблесть и в заслугу перед Богом.

Таким орден стал вскоре после признания своего умершего основателя Игнатия Лойолы святым. В руки иезуитов стали стекаться огромные богатства, и они стали их величайшей силой.

Когда пробудившееся народное самосознание подсказало всем и каждому, что такое орден иезуитов, борьба с ним была почти невозможна. Сами папы не посмели выступить против проповедовавшейся иезуитами «облегченной добродетели» и созывали против них соборы, но напрасно – иезуитство, как явление создавшееся на почве человеческих пороков, привилось столь прочно, что борьба с ним никому не была под силу.

Орден оказался сплоченным до последней для человеческой сплоченности возможности. Им неограниченно правил «генерал», в котором все остальные должны были видеть Самого Христа. В руках генерала были все сведения о каждом члене общества, и он был волен над их жизнью и смертью.

Явились иезуиты не только явно, но и тайно монашествующие. Они проникали всюду, действовали незаметно и были необыкновенно упорны в своих домогательствах. Их прогоняли, они возвращались опять. Сами папы начали впадать в зависимость от ордена, обращавшего их из властителей в своих покорных слуг. Уже вскоре после смерти Лойолы целью иезуитов стало не охранение чистоты веры и папского могущества, а приобретение мировой власти.

Наконец, энергичный папа Климент сделал решительный шаг. Вследствие этого иезуиты перестали считаться признанными католической церковью официально, но запрет папы не послужил для ордена окончательной гибелью. Он продолжал существовать тайно и впоследствии был снова восстановлен. Иезуиты не раз были изгоняемы из разных европейских государств светскими властями, но тут наконец явился декрет самого главы католиков, воздвигшего гонение на членов братства Иисуса также со стороны духовной власти.

Таким образом в конце XVIII века иезуиты переживали довольно трудное время.

Однако, продолжая существовать тайно, они нашли себе приют и в Европе, где могли не скрываться.