Дело медведя-оборотня - Персиков Георгий

– Ваша деятельность нам интересна лишь в плане расследования, которое мы ведем, – успокоил его отец Глеб, – расскажите немного о себе, начиная с прибытия в эти края. Что вас привело сюда?

– Хорошо, – выдохнул Федор Осипович, – тогда слушайте. По образованию я педагог, окончил учительский институт в столице. Потом долгое время преподавал в училище арифметику, алгебру с геометрией, а также русский и латинский языки. А после, в шестьдесят лет, я решил покинуть столицу, чтобы нести людям просвещение, свет науки!

Старик достал из кармана черных холщовых штанов грязный платок и вытер слезящиеся красные глаза.

– Вы знаете, – продолжил он, убирая платок, – мне даже понравилось, что здесь среди населения больше татар и башкир. Они не такие испорченные, как русские, и им проще привить правильные идеи.

– И каким же образом вы прививали им свои идеи? Ходили по деревням и селам? – поинтересовался отец Глеб, переворачивая страницу блокнота.

– Да, ходил. Все деревни здешние пешком обошел, да не один раз. Спал где придется: иногда люди добрые на ночлег пускали, а если не успевал дойти до жилья, так в сторожках охотничьих ночевал. Бывало и так, что на деревьях спал! Для этого с собой всегда веревку носил, привязывался, чтоб во сне, значит, не свалиться. Ведь зверья дикого тогда полно водилось в лесах! Хотя и сейчас тоже хватает, наверное. Так вот и ходил из деревни в деревню. Тяжело было, конечно. Следом за мной мало молодых учителей пошло, движение стало глохнуть, сошло на нет, да и вовсе вскоре растворилось в этих дремучих чащах.

Отец Глеб старательно записывал слова старика. Подняв голову, он спросил:

– А чему же вы учили местных детей? Ведь чтению и письму неплохо обучают в приходских школах, а если видят, что ученики способные, то и более сложные науки преподают, помогают дальше учиться в других заведениях!

– Всему понемножку, – уклончиво ответил старик и улыбнулся. – А вы что хотите услышать?

Отец Глеб прекрасно знал, что помимо чтения обычных книг и учебников Воловаш и его последователи распространяли запрещенную литературу народовольцев, подготавливая тем самым людей к бунту, однако тогда у них ничего не вышло. Он не стал настаивать на развитии этой темы, продолжив опрос:

– Скажите, Федор Осипович, а много ли у вас было последователей? Вам известно, что с ними стало?

– Четырнадцать человек, отец Глеб. Так, если мне не изменяет память, Ванюша, который Парижанин, женился на Катечке, – Федор Осипович начал перечислять своих учеников, загибая пальцы, – они вернулись назад, Артем Голубев тоже уехал, Ромочка Тюлюкин утонул, бедняга. Еще были Моисей, Кира, Семен-толстяк, да все разбежались кто куда, никого не осталось.

Отец Глеб, вспомнив книгу краеведа, спросил:

– А были такие, кто на местных женился? Корни тут пустил?

– Да, были и такие, – с горькой усмешкой ответил старик, – да какая разница? Дело-то они продали наше, пропали для будущего. Кто в Ижморах живет, кто в Нечаевке. Народ бросили учить, из тьмы незнания вызволять!

– А чего ж вы сами бросили преподавать?

– А от страха, – улыбнулся старик, – так я испугался, что бросил это дело. Я, разумеется, атеист и в Бога не верю. Но я стал свидетелем таких исключительных событий и совпадений, которые так повлияли на мой рассудок, что со мной удар приключился! Теперь-то я уверен, что наслушался где-то в одной из деревень крестьянских баек про оборотней и вот потом, когда пробирался через лес с нищенкой одной, девочкой…

Федор Осипович несколько раз глубоко вздохнул и замолчал. Отец Глеб взял его за руку и посмотрел в мокрые глаза.

– Не волнуйтесь, Федор Осипович, – сказал он, – все это уже тени прошлого. Продолжайте, прошу.

– Да, так вот. Мы ведь тоже совсем нищие были, жили подаянием с уроков. Я пообещал девочке тогда коротким путем провести ее в ближайшую деревню. Ночь в пути нас застала, я заснул и увидел… звучит смешно, понимаю… как оборотень на нее слетел с неба и начал терзать. Я от ужаса пошевелиться не мог, знаете, отец Глеб, такое во снах бывает? Когда хочешь бежать, а не можешь, словно в патоке застрял? Вот со мной нечто похожее было. Оборотень этот, значит, ко мне после подошел и не стал убивать! Уж потом я сообразил, что удар меня разбил и все это были просто галлюцинации!

– А что же с девочкой случилось? – спросил отец Глеб, слюнявя кончик карандаша. – И как вас нашли?

– Девочку эту, Танюшу, медведь на самом деле задрал, – ответил Воловаш, – его-то я и принял за оборотня. А меня он не тронул потому, что за мертвого принял. Я на самом деле лежал как мертвец. Меня и останки девочки каким-то чудом нашел охотник тамошний, Клим Седых. Несколько дней я там валялся, места ведь глухие. Если бы не он, то наши кости и по сию пору там лежали бы.

– А тогда почему вы решили, что это был оборотень, а не обычный медведь?

– Я так не решил! – Старик ударил кулаком по ручке каталки, и она немного откатилась назад. – Это была такая галлюцинация! Я прекрасно знаю, что никаких оборотней нет и быть не может! Что еще, если не галлюцинация? Посудите сами, милостивый государь, ведь медведи не летают! А этот именно летел, напал на нее коршуном с неба, как тень черная! И костра нашего не испугался. Конечно, медведи умеют ходить на задних лапах, но опять же, не как люди! А этот, когда с девочкой разделался, подошел ко мне, точно как человек.

– А вы лицо его видели? Или морду?

– Нет, ничего я не видел такого. Я спать под елкой улегся и из-под веток плохо видел, что там происходит. Наверно, меня это и спасло. А потом в голове словно что-то лопнуло и все сразу красным окрасилось, какие-то куски между ветками видел, и все. Медведь этот долго ее терзал, минут двадцать, может, час, а может, и десять. Я счет времени совсем потерял, лежал и не мог пошевелиться, только моргал. После, как все закончилось, он подошел ко мне, поворчал, постоял немного и ушел.

Дверь богадельни заскрипела, и на порог вышел санитар. Он бросил взгляд на отца Глеба, пробасил: «Скоро спать пора больным, батюшка» – и скрылся в темноте проема. Отец Глеб сунул блокнот в сумку, присел возле старика и спросил:

– А дальше? Что потом стало?

– Дальше, – медленно сказал Воловаш, – дальше меня поместили в больницу. Слабый я был довольно долго, медленно поправлялся. Мои ученики меня навещали, конечно. Тогда я им зачем-то и рассказал про видения с оборотнем. Просил не говорить про этот случай, чтобы паники не было среди крестьян, но барышни, конечно, проболтались, и разлетелась история по всей губернии, словно пожар верховой в лесу. С этого и пошли, наверное, те жуткие сказки и слухи об оборотне, что на девственниц в лесах нападает! Слышал я, что ими и поныне люди друг друга пугают.

Отец Глеб внимательно посмотрел на старика.

– Но ведь случались на вашей памяти нападения на подростков? – спросил он. – Или уже после того, как удар с вами случился? Находили жестоко истерзанные тела?

– Конечно, – закивал седой головой Воловаш, – были такие случаи. Дикие животные часто нападают в лесах.

– Но тогда почему этих животных не нашли и не убили?

Воловаш улыбнулся:

– В этих чащах и буреломах не всегда есть возможность выследить и убить животное, особенно хитрого и сильного хищника. Вы, отец Глеб, я вижу, пытаетесь меня убедить, что эти убийства дело рук сказочного оборотня? Признаться, я и сам так думал. Дикий зверь лесной летать не может, факт. Правда, сей полет я списал на причуды разума. Да и на задних лапах, как человек, он ходить не умеет. Да и зачем? Но есть самое страшное во всей этой истории.

Воловаш поманил отца Глеба пальцем, взял его за ворот рясы, притянул к себе и зашептал ему в ухо сухими, потрескавшимися губами:

– Охотник мне потом рассказал, что видел вокруг растерзанного трупа следы сапог! Я какое-то время думал, что это я сам, обезумев, растерзал девчушку, а после сочинил сказку о звере каком-то. Но, к счастью, оказалось, что я ошибся – на мне тогда были сапоги походные, на толстой подошве, с подковками и гвоздями подбитые. В таких можно по любым буреломам ходить. А вокруг тела были следы сапог без гвоздей, вроде мягких юфтевых ичиг.