Против Маркиона в пяти книгах - Квинт Тертуллиан

1. Но, не желая, чтобы зло существовало, он, конечно, судит его, и, запрещая, осуждает; однако прощает, не карая, и освобождает, не наказывая. О, бог, притворный поборник истины, отменяющий свой собственный приговор! Боится осудить то, что осуждает, боится ненавидеть то, что не любит, позволяет, чтобы сделалось то, чему не позволяет делаться, предпочитает показывать то, что ему неугодно, вместо того, чтобы подтверждать это. Это будет благость воображаемая, а само учение — призрак, заповеди — необоснованны, грехи — безнаказанны. 2. Слушайте, грешники и все, кто еще не является ими, что вы можете ими стать! Обнаружен лучший бог, который не оскорбляется, не гневается, не карает, у которого нет обжигающего огня в геенне,[236] у которого нет судорожного скрежета зубов в кромешной тьме:[237] этот бог — одно лишь благо. Он, правда, запрещает грешить, но только на словах. В ваших силах — стоит лишь вам пожелать заверить его в своем послушании — казаться почтившими бога: ведь он не хочет страха.

3. Маркиониты даже хвастаются, что совершенно не боятся своего бога: «Ведь злой,[238] — говорят они, — внушает страх, добрый же — любовь». Глупец, ты отрицаешь, что тот, кого называешь господином, должен внушать страх, хотя это слово — обозначение власти, которой также нужно бояться? И каким образом ты будешь его любить, если не боишься не любить? Разумеется, он не приходится тебе отцом, которому причитается любовь по праву благочестия, а страх — из-за его власти, и не является законным хозяином, чтобы ты любил его ради человечности и боялся из-за наказания.

4. Так <, как Маркионова бога,> любят даже похитителей,[239] но не боятся их. Ведь власть не будет внушать страх, если она незаконная и не соответствующая норме. Быть любимой может и ложная[240] власть, ведь она держится на обольщении, а не авторитете, на угодничестве, а не на могуществе. И что более угодничает, если не отмена наказания за грехи? 5. Что же, почему ты, не боясь бога, поскольку он добр, не устремляешься кипящим потоком творить всевозможные дела похоти — величайшего, насколько мне известно, наслаждения в жизни для всех, кто не боится Бога? Почему не посещаешь торжественные развлечения неистовствующего цирка,[241] свирепствующего амфитеатра,[242] разнузданной сцены?[243] Почему во время гонений не спасаешь жизнь отречением <от Христа >, как только тебе предлагают кадильницу?[244] «Да не будет сего, — говоришь ты, — не дай Бог!» Следовательно, ты уже боишься греха и, боясь, показываешь, что боишься Того, Кто запрещает грех. Это — совсем не то, когда в соответствии с извращенностью твоего бога ты почитаешь то, чего[245] не боишься, как и он запрещает то, за что не карает.

6. На вопрос, что будет грешнику в Судный день, они отвечают еще более бессмысленно, что он будет исторгнут. Куда? Если с глаз долой, то разве[246] это делается не по суду? Ведь подвергается суду тот, кто подлежит исторжению, конечно, по обвинительному приговору. Если только не к спасению исторгается грешник, дабы и это соответствовало наидобрейшему богу. И что будет означать «быть исторгнутым», если не потерять то, что должен был бы получить, если бы не был исторгнут, т. е. спасение? Следовательно, <грешник> исторгается в ущерб своему спасению, и это не может быть присуждено никем, кроме разгневанного и оскорбленного карателя за грех, т. е. судьи.

1. Каков же конец у этого отверженного? «Он будет объят, — говорят они, — огнем Творца». Неужели у <Маркионова бога> вообще нет никакой стихии, заготовленной хотя бы для этой цели, куда бы он удалял своих грешников без излишней жестокости, чтобы не передавать их Творцу? А что тогда <с ними будет делать> Творец? Думаю, приготовит им как Своим хулителям более сернистую[247] геенну; разве только Бог-ревнитель[248] не пощадит отступников Своего противника. О, бог в полном смысле слова извращенный, во всем неразумный, во всем суетный и, таким образом, никакой! 2. Я вижу, что у него нет обоснованного ни положения, ни состояния, ни природы, ни какой-либо упорядоченности, да и самого таинства веры в него. Ибо для чего ему нужно крещение? Если оно служит отпущением грехов, то каким образом будет казаться отпускающим грехи тот, кто не будет казаться оставляющим их, ибо, если бы оставлял, стал бы судьей?[249] Если крещение является освобождением от смерти, то каким образом освободит[250] от смерти тот, кто <никого> не подчинил смерти? Ведь он осудил бы <на смерть>, если бы от начала подчинил[251] <ей>. Если крещение есть возрождение человека, то каким образом возрождает тот, кто не породил? 3. Ведь повторить что-либо не может тот, кто однажды уже этого не сделал. Если крещение — это обретение Святого Духа, то каким образом уделит Духа тот, кто прежде не дал душу? Ибо дух — это неким образом восполнение души. Итак, он ставит свою печать на человеке,[252] который у него никогда не был лишен печати; омывает человека, который у него никогда не был запятнан; и во все это таинство спасения погружает непричастное спасению тело? 4. И крестьянин не будет орошать землю, которая не приносит плода, если только он не такой же несуразный как Маркионов бог. Равным образом, когда столь великую обузу ли, славу ли — святость[253] — возлагает на слабейшую и ничего не стоящую плоть, почему или обременяет немощную, или украшает недостойную? Почему не вознаграждает спасением ту, которую обременяет или украшает? Почему несправедливо отказывает плоти в плате за труд, не назначая ей спасение? Почему допускает, что в ней умирает и почет святости?

1. Что мне сказать о суетности учения, которое освящает святую сущность?[254] У него не погружается <в крестильную воду> никакая плоть, кроме девственной, кроме овдовевшей, кроме безбрачной, кроме стяжавшей крещение разводом, словно даже у скопцов она не рождена в браке. Без сомнения, сие установление появится при осуждении супружества. 2. Рассмотрим, справедливо ли это осуждение, рассмотрим не как те, кто намерен разрушить счастье, доставляемое святостью <целомудрия>, не как некие николаиты,[255] исповедники похоти и разнузданности, но как признающие эту святость без осуждения брака, добивающиеся и предпочитающие ее, но не как добро злу, а как лучшее — добру.[256] Ведь мы не отвергаем, но откладываем брак, не предписываем, но рекомендуем святость,[257] сохраняя и хорошее, и лучшее, в зависимости от сил каждого, для следования <по тому или другому пути> и энергично бросаясь на защиту брака, когда его начинают злобно обвинять как мерзость для ниспровержения Творца, Который также и брак сообразно с его достоинством благословил для увеличения человеческого рода,[258] как <Он благословил > и все творение для чистого и благого пользования. 3. Ведь и пища не будет подвергаться обвинению за то, что она, будучи с чрезмерной изысканностью приготовленной, приводит к чревоугодию; [тогда![259] и одежда не будет обвиняться за то, что, будучи слишком богато пошитой, толкает к надутому честолюбию. Так и брачные дела не будут отвергаться потому, что, разлившись сверх меры, разгораются в пожар разнузданности. Сильно различаются назначение и проступок, позиция и отступление.

4. Таким образом, не установление подобного рода, но уклонение должно быть порицаемо в соответствии с приговором Самого Установителя, Которому принадлежат как слова: Плодитесь и размножайтесь,[260] так и Не прелюбодействуй[261] и Не пожелай жены ближнего своего,[262] наказывающему смертью кровосмешение,[263] святотатственное и чудовищное безумство похоти < мужчин > к мужчинам[264] и к животным.[265] Но если и назначается мера в браке, которая у нас[266] основывается на духовном принципе по велению Параклета, предписывая один брак в вере, то делом Того же будет назначать меру, Кто некогда позволил выходить за ее пределы; Тот будет собирать, Кто рассыпал;[267] Тот будет рубить лес, Кто насадил;[268] Тот будет жать, Кто посеял;[269] Тот скажет: Лучше, чтобы имеющие жен, были словно не имеющие их,[270] Кто изрек ранее: Плодитесь и размножайтесь: завершение принадлежит Тому же, Кому и начало.[271] 5. Однако лес вырубается не как подлежащий обвинению, и хлеба жнут не потому, что они осуждены, но потому, что пришла их пора. Так и брачные отношения подлежат секире и серпу[272] святости не как нечто злое, но как готовое к завершению, как сбереженное для самой этой святости, чтобы, уступив,[273] предоставить ей возможность существовать.[274] Я на этом основании уже могу сказать, что Маркионов бог, когда порицает брак как зло и распутство, действует против самой святости, для которой, как кажется, и старается. Ведь искореняет ее материал, ибо, если не будет браков, не будет и никакой святости. 6. В самом деле, нет заслуги в предоставлении свидетельства воздержания, если убирается позволение, поскольку некоторые вещи проходят проверку при столкновении с противоположными им. Как сила совершается в немощи,[275] так и воздержание от брака узнается, только когда имеется его позволение. Короче говоря, кого можно будет назвать воздержанным, если отнять то, от чего надо воздерживаться? О какой умеренности в пище можно говорить при голоде, о каком отказе от тщеславия — в нужде, о каком обуздании похоти — при скопчестве? 7. Я, однако, и не знаю, приличествует ли лучшему богу полностью подавлять посев человеческого рода. Каким образом он желает спасти человека, которому он запрещает рождаться, отнимая то, благодаря чему он рождается? Каким образом у него в распоряжении будет тот, на ком он запечатлеет свою благость, существование которого он не терпит? Каким образом любит того, происхождение которого ненавидит? 8. Вероятно, опасается избыточного потомства, чтобы не испытывать трудности при освобождении большего, чем нужно, количества, чтобы не порождать многих еретиков, чтобы не получать от маркионитов более родовитых маркионитов. Не будет ли более человечной жестокость фараона[276] убивающая родившихся? В самом деле, тот отнимает души, этот — не дает; тот похищает из жизни, этот — не впускает в жизнь. Дела обоих ничем не отличаются от убийства. У того и другого человек оказывается убиваемым; у одного — уже рожденный, у другого — тот, кому предстоит родиться. Ты был бы благодарен, о, бог еретиков, если бы ты существовал,[277] установлению Творча,[278] потому что тот соединил мужчину и женщину: ведь и твой Маркион был рожден в браке. 9. Этого достаточно о Маркионовом боге, о полной невозможности существования которого говорит и определение божественности как единственной, и характер свойств этого <бога>. Но и последующие звенья всей этой небольшой работы потянутся именно к этому. Посему, если кому-нибудь покажется, что мы сделали недостаточно, пусть подождет то, что отложено на причитающееся этому время, как и исследование самого Писания, которым пользуется Маркион.