Княгиня Ольга - Алексей Карпов

Судя по сообщению Лиутпранда, император осознанно шел на риск. На византийских хеландиях (дромонах) обычно устанавливали по три сифона, причем все они располагались на носу судна. В экстремальных же условиях нашествия руссов решено было установить сифоны еще и на корме и по обоим бортам. Это сильно осложняло работу «сифонариев». Но только их опыт и мастерство могли принести успех.

Впрочем, говоря о нескольких «полуразрушенных хелан-диях», Лиутпранд, по-видимому, сильно сгустил краски. В столице Империи должны были находиться вполне боеспособные корабли и опытные мастера «огненного боя», а главное, значительные запасы «греческого огня». Дело в том, что император Роман как раз к этому времени договорился об отправке таких оснащенных «греческим огнем» судов в помощь итальянскому королю Гуго для совместных действий против арабов (отчим Лиутпранда за тем и прибыл в Константинополь), и, по свидетельству лангобардского хрониста, хеландии с «греческим огнем» стояли наготове, ожидая приказа к выступлению[46].

Власти Империи успели подготовиться к отражению нашествия. Когда в начале июня 941 года русские ладьи вошли в Босфорский пролив, им противостоял хотя и наскоро сформированный, но вполне боеспособный византийский флот под командованием патрикия Феофана.

Часть руссов высадилась на малоазийском побережье Черного моря и принялась разорять Вифинию (область на крайнем северо-западе Малой Азии, примыкающую к Босфору) и лежащую за ней Пафлагонию. Однако эффект неожиданности был потерян. В узкой же горловине Босфорского пролива численное превосходство русских ладей уже не могло иметь решающего значения.

Первое морское сражение между русскими и византийцами произошло 11 июня у маяка Фарос — вероятно, близ южного выхода из Босфора в Пропонтиду (Мраморное море)[47]. Здесь находилась старая, еще античных времен крепость Иерон, получившая свое название по святилищу, сооруженному, согласно легенде, аргонавтами, плывшими в Колхиду за золотым руном.

На стороне руссов, помимо численного превосходства, были быстрота и маневренность их ладей. На стороне греков — опыт и подавляющее техническое превосходство, тот самый «жидкий огонь», который и решил судьбу сражения. А еще — удача, благоприятные погодные условия, которыми греки умело воспользовались. На Босфоре далеко не всегда бывает тихо и безветренно. Но эффективно использовать «греческий огонь» можно лишь в безветренную погоду — как раз такую, какая выдалась в день сражения.

Патрикий Феофан лично участвовал в битве. Его корабль начал сражение и добился наибольших успехов. По свидетельству византийского хрониста, «первым вышедший на своем дромоне патрикий рассеял строй кораблей росов, множество их спалил огнем, остальные же обратил в бегство.

Вышедшие за ним другие дромоны и триеры (вид боевых кораблей. — А. К.) довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми».

Личное участие в этом несчастном для русских сражении принял и князь Игорь. Его имя называет Лиутпранд, в сочинении которого приведены некоторые подробности случившегося (правда, итальянский хронист знает лишь об одном сражении между греками и руссами, и не вполне ясно, какое именно — первое или второе — он имеет в виду). По словам Лиутпранда, когда русские увидели в море греческие хеландии, «король Игорь приказал своему войску взять их (греков. — А.К.) живьем и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его… но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь. Итак, заняв позицию в середине русского войска, они начали бросать огонь во все стороны. Руссы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощенные кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в море продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли руссов из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки»{60}.

Русские ладьи укрылись близ восточного, малоазийского берега Босфора. Только здесь, на мелководье, они могли не опасаться тяжелых византийских судов с их страшной огненной «молнией».

Из показаний византийских хронистов (и следующих за ними русских летописцев), равно как и из сочинения Лиутпранда вырисовывается картина катастрофического поражения руссов. Однако масштаб катастрофы, по-видимому, преувеличен. Во всяком случае, война продолжалась еще три месяца, в течение которых русские оставались вполне боеспособными. Их отряды действовали преимущественно на суше и продолжали разорять Вифинию, а также так называемый Стеной — западный, европейский берег Босфора. Иногда полагают, что русское войско оказалось разделенным силою обстоятельств и те, кто воевал на европейском берегу, ничего не знали о тех, кто действовал в Вифинии, и наоборот. Но это едва ли верно. Как показывают наблюдения современных исследователей, ладьи руссов рыскали по всей Пропонтиде, полностью или частично прервав сообщение между малоазийским и европейским берегами[48].

Из греческого Жития святого Василия Нового[49] мы знаем о том, как далеко углублялись руссы в поисках добычи. Среди разоренных ими городов названы Ираклия (Гераклея) Понтийская на малоазийском побережье Черного моря и Никомидия на одноименном заливе Мраморного моря[50] — эти два города разделены почти двумястами километрами. Описание ужасов нашествия, предсказанного святым Василием, вошло и в славянский перевод его Жития, а оттуда — в «Повесть временных лет». По свидетельству византийского агиографа, варвары «…всю страну Никомидийскую попленивше, и многи язвы сътворивше, пожгоша все приморие Стегерско (по Босфору. — А.К.)… монастыри же и села… все огневи предаша, имениа не мало обою страну съвокупиша»{61}.

Еще подробнее о зверствах руссов рассказывают византийские хроники (из древнерусского перевода одной из них — Хроники Георгия Амартола — эти подробности перекочевали и в русскую летопись): «Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (Стенона. — А.К.), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в головы железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов». (Русский переводчик Хроники Георгия Амартола заменил греческое «Стеной» русским «узмен» — «узкое место, залив», добавив для ясности: «глаголемый Суд», а составитель «Повести временных лет» ограничился тем, что указал: «…и Суд весь пожьгоша»[51], что не вполне верно, ибо словом Суд называли не весь Босфорский пролив, а константинопольскую гавань Золотой Рог, куда русские так и не смогли прорваться. Еще одно исправление переводчика Хроники носит откровенно идеологический характер: говоря об особых муках, коим руссы подвергали представителей «священнического сословия», он исправил слово «священнический» на «ратный»; летописец же просто перечислил эту страшную казнь среди тех, которым подвергали всех пленных без разбора: «…и изымаху, опаце руце связываху, и гвозди железны посреди главы вбиваху им»{62}.)