Полное собрание сочинений. Том 12. Ключи от Волги - Василий Песков

Леонид Александрович Фирсов с подопечным в обнимку.

…С доктором Фирсовым в высоких резиновых сапогах мы идем по отмели мимо озерного острова. Хорошо бы прямо на остров, ан нет, на остров нельзя. Будь Фирсов один, Тарас вел бы себя иначе. А сейчас большая африканская обезьяна-вожак возбуждена до крайности. На вожаке Тарасе лежит обязанность обратить вспять пришельцев, и он настроен очень решительно. Он угрожающе ухает и колотит по земле передними лапами (подмывает сказать – руками). Схватив попавшую под руку палку, Тарас начинает ею крушить кусты, молотит прибрежный песок. Нас разделяет метров десять мелкой воды. Это защита надежная – обезьяны воды боятся, но у Тараса есть способ «удлинить руки». Размахнувшись, как городошник, он запускает в нас палкой. Видя, что промахнулся, хватает камень, и приходится глядеть в оба – бросок «из-под себя» не слишком силен (один камень я изловчился, поймал руками), но в ход идут булыжники с детскую голову, а это уже не шутка. Мы отступаем. А когда приближаемся к берегу снова, Тарас моментально находит новое средство нас напугать. Забегая вперед, он мгновенно лезет на склоненные над водой ольхи. Он безошибочно выбирает деревья с сухими суками, а когда мы подходим, что есть мочи трясет ольшину. Смешно наклонив голову, он наблюдает, куда падают сучья.

– Ну вот вам ответ на вопрос из давнего спора: соображают они или не соображают? – говорит Фирсов.

Не уплыть ли с острова?

Шутки с обезьянами плохи. Оператор, снимавший с лодки для «Мира животных» наш с Фирсовым проход у берега, увернулся от камня Тараса, но полетел вместе с камерой в воду. Съемка остановилась. Однако бывают потери и посерьезней – у доктора Фирсова на руке нет двух пальцев.

– За тридцать лет общения с обезьянами эта плата терпимая. Зато сколько всего интересного мы узнали…

В Ленинградском институте физиологии Леонид Александрович Фирсов изучает антропоидов, иначе говоря, человекообразных обезьян. Эта работа на острове – дело новаторское, открывшее много возможностей для познания наших ближайших родственников и, стало быть, нас самих.

Люди всегда глядели на обезьян как на свое отражение в слегка искривленном зеркале. Догадка Дарвина о совсем небожественном происхождении человека интерес к обезьянам сильно повысила. Их усиленно изучают. Изучают психологи, физиологи, антропологи, этологи, генетики – и всем обезьяна дает много пищи для размышлений. Человекообразные обезьяны – лабораторные двойники человека. У них такое же, как и у нас, пищеварение, кровообращение, дыхание, строение сосудистой системы, витаминный обмен. Много важных открытий в физиологии человека сделано в опытах с обезьянами. Действие особо важных лекарств проверяют на обезьянах.

Однако неменьший интерес представляют для нас обезьяны как некая «модель детства человека». Изучая их поведение, можно понять, откуда, как, какими путями пошел на земле человеческий род, что хранит в себе человек уже от рождения и что дает ему воспитание, труд, навыки жизни. Скрупулезные опыты в стенах лабораторий дали много обширного материала для суждений на этот счет. Однако выводы часто бывали и спорными. Необходимая для науки «чистота опыта» требовала условий, в каких животные никак не могли проявить заложенных в них природой способностей. Это слабое место всех экспериментов касалось не только обезьян, но и многих других животных – клетка или беленые стены лабораторий были скучной неволей, а в неволе, известно, все увядает.

Новые горизонты открылись, когда животных стали наблюдать в среде, где они обитают и к которой веками «притерты». И сразу же почти все они «поумнели». Обнаружились заблуждения и ложные выводы многих лабораторных опытов.

Экспериментам в живой природе, правда, грозил налет субъективных оценок, наукой не признаваемых, однако новейшие средства фиксации наблюдений (фото– и кинопленка, магнитная звукозапись) помогли сделать выводы объективные и корректные.

Жизнь обезьян шимпанзе в дикой природе глазами ученого впервые пристально наблюдала самоотверженная англичанка Джейн Гудолл. Превосходная ее работа показала огромное преимущество наблюдения животных «в их собственном доме». Однако в этой работе существовали пределы доступного – Джейн Гудолл имела дело с дикими обезьянами (а мы видели, как ведет себя на свободе даже выросший рядом с людьми Тарас). Вот если бы хорошо изученных и обследованных животных выпустить на свободу да проследить, как будут они меняться в новой среде? Однако Танзания, родина обезьян, далеко. Экспедиция туда дорога и громоздка. Поселить обезьян в средних широтах?.. Сейчас, после пятого лета жизни на островах, многое кажется уже простым и естественным. А тогда, в 1972 году, идея была почти фантастической. Дети Африки на озерном острове Псковщины? А дожди, ночной холод, незнакомая обезьянам растительность, среди которой есть растения ядовитые! Решиться на эксперимент было трудно, тем более что как раз в это время пришло известие: две обезьяны американцев, высаженные на островке теплого штата Джорджия, погибли. (Фирсов: «Теперь выяснено, погибли от случайного стечения обстоятельств».)

Опасности и тревоги при итоге благополучном всегда вспоминаются с удовольствием. С Леонидом Александровичем мы встречаемся не впервые. Тут, на озере Язно, сидя в лодке у бережка, освежаем в памяти хронику эксперимента.

Выживут или нет? Это был первый вопрос. Выжили! В лагере ученых лечились от насморков, радикулитов, сердечных приступов, миазитов. Ничего подобного у обезьян не было. Больше того, к удивлению ученых, за четыре-пять дней пребывания на воле у них заросли все царапины, струпья и ссадины, шерсть на них залоснилась. (Фирсов: «Наглядный урок целительной силы движений, свежего воздуха, свежей растительной пищи».)

Философ.

С едой обстояло так. В Ленинграде запаслись вдоволь тем, что обезьянам особо «показано», – фруктами, кашами, разнообразными витаминами. Однако все это скоро оказалось ненужным. Пять обезьян стали питаться тем, что сами находили на острове, и это особо важный момент эксперимента.

На острове – сто восемьдесят видов растений. Половину из них обезьяны нашли съедобными. Первыми в дело шли ягоды: земляника, малина, рябина, черемуха, можжевельник, смородина, шиповник. Однако островитяне ели и листья ягодных кустиков, ели листья практически всех деревьев. (Фирсов: «На ужин, мы замечали, предпочитают жевать листья ольховые».) Грибы и «мясная приправа» из улиток и муравьев (их обезьяны выуживали тонкой смоченной слюной палочкой) были прибавкой к зеленой пище. Ядовитых растений обезьяны не ели. Волчье лыко, цикута, вороний глаз, грибы мухоморы (всего на острове пятнадцать ядовитых растений) оставались нетронутыми. Каким образом уроженцы Африки знают, что эти растения для еды – «табу», остается неясным.

После малого упрощенного мира лабораторий озерный остров показался пяти робинзонам миром бескрайним и поначалу их испугал. (Фирсов: «Они не отходили от клеток, и когда мы отплывали на лодках, то видели протянутые вслед нам лапы и душераздирающие вопли – «возьмите и нас!».) Очень скоро, однако, новоселы поняли преимущества новой жизни. Началось быстрое приспособление к новой среде. Обезьяны сразу поняли, какие деревья ломаются, а на какие можно забраться до самой вершины и сделать пружинящий спуск, поняли: под черемухой лучше всего спасаться от комаров. Они помнили все: наблюдательный пункт, места, где можно остаться сухим при дожде, нагретые солнцем поляны, деревья для гнезд на ночлег – и все соединили на острове рационально пробитыми тропами. Остров стал территорией, границы которой они позволяли нарушить лишь старым своим знакомым.

Для выяснения, как шимпанзе относится к другим живым существам, на остров пускали ужей, черепаху, зайца, ежа. Результат – неизменное любопытство и выяснение самого главного: опасно – неопасно? Объект изучения нюхали, трогали палочкой, пальцами. Иногда это делалось всей компанией сразу. Иногда же вперед выступал смельчак-доброволец. За ним пристально наблюдали: что неопасно для одного – неопасно для всех. (Фирсов: «Лошадь, привезенная нами на остров, поначалу обезьян испугала. Но скоро они поняли: лошадь сама их боится. Бегать за ней по острову стало для коллектива желанной игрой».)

О чем беседуют?

Именно коллектив со сложной структурой взаимодействий сложился на острове. Определился вожак (Бой) с большими правами, но и со столь же большими обязанностями. Более слабый, молодой его конкурент (Тарас) был оттеснен на край иерархических отношений. Маленькой Чите все дозволялось. Она могла посягнуть даже на святая святых – отщипнуть от куска лакомства, которое вожак держал в своих лапах. Фаворитка Боя – шимпанзе Гамма – была в натянутых отношениях с особой ее же пола и помыкала Тарасом. Возникали конфликты, которые Бой погашал иногда лаской, иногда же железной рукой владыки. Но в целом это было сообщество дружное, и принцип – каждому свой шесток – лишь помогал сохранять необходимый порядок в островном общежитии. (Фирсов: «Наблюдать тонкости отношений в группе, объяснять их природу, закономерность – было важнейшей нашей задачей. Механизм отношений не становился окостеневшим. Он менялся по мере того, как менялся каждый из членов сообщества. Подраставшей Чите перестали позволять детские вольности, да она и сама поняла: что позволялось ребенку, не дозволено взрослому. Возмужавший умный Тарас все чаще стал посягать на права вожака и в конце концов сделался им».)