Личный враг императора - Владимир Свержин

– Есть такое дело, – кивнул Чуев. – А что в том плохого?

– Ничего, все отменно. Но вот, скажем, Афанасию слава, ордена, чины, звания – как буренке седло. Им бы волю да крепкое хозяйство, да чтоб сверху кто был, кто бы при случае позаботился, уберег, если чиновники-кровососы пожелают несправедливости учинять. Для Ротбауэра же наши леса и пашни – примерно как вам африканские пустыни. Ему охота в своих землях жить так, как его душе угодно, а не как посаженный чужестранным императором пришлый губернатор велит.

– Разумно. Но к чему ты это все клонишь?

– А к тому, друг мой, что моя война низвержением Бонапарта не заканчивается. Наполеон для меня – лишь тактический рубеж. Я воюю за Россию, которая будет после того. Воюю, потому что знаю, как оно должно быть, и желаю, чтоб для всей нашей державы было лучше.

– И что ж, ты знаешь, как лучше для всей державы?

– Знаю, Алексей Платоныч.

– Ох, силен ты врать, князь! Тебе б в гусарах служить, цены б не было.

Я отвернулся и закашлялся. Убеждать ротмистра в искренности и, главное, в истинности моих слов, похоже, было делом совершенно бесполезным. Во всяком случае, сейчас. Для него государь-император был не просто неглупый правитель и первый красавчик среди монархов Европы, а наместник Всевышнего по административно-хозяйственной части, безусловный помазанник Божий.

– Ладно, Сергей Петрович, спорить не стану, генерал Бенкендорф поставил меня командовать отрядом, но велел с вами общие действия обговаривать. Но сейчас о другом. Поручик Ляпунов вернулся из дозора, рассказывает, что видел занятную картинку. Туда ближе к Смоленску встретил он на берегу реки французского бригадного генерала. Немолодой такой, но еще и не старый, хотя и с сединой в усах и бакенбардах. Свита при этом генерале небольшая, человек десять, не больше. Но каждый день он с этой свитой ездит на берег, что-то меряет, записывает себе. Вот я и подумал, а не перенять ли нам этого непоседу? Что ему попусту суетиться? А так, может, что толковое расскажет. Поди, штабной, не какой-нибудь там субалтерн[1].

– А что? – улыбнулся я. – Генерал – дело хорошее.

– Только как здоровье-то вам позволит?

– А что здоровье? – вздохнул я. – Оно-то, может, и не позволило бы. Да кто ж ему позволит не позволять? Сейчас Кашка отпричитается, затем очередное чудодейственное зелье мне сварит, и отправимся на охоту. Как говорится, с божьей помощью.

Ротбауэр покачал головой, достал из-под тулупа очередную флягу, заботливо выданную ему перед отправкой «на дело». Первый раз, когда он увидел горячее молоко с медом и маслом, он выпучил было глаза и собрался вступить с внуком знахарки в научную дискуссию. Однако времени на диспут не было, и, повинуясь моему приказу, он спрятал под лежащий на санях овчинный тулуп несколько фляг, чтоб поменьше остывали. И теперь, по мере необходимости, выдавал мне. Шарлатанское зелье, как он окрестил изготовленное для меня лекарство, и впрямь согревало и смягчало кашель, решивший к полудню разыграться не на шутку. И хотя мы сидели сравнительно далеко от берега, лишний звук, донесенный ветром, вполне мог демаскировать засаду.

– Вон, едут, – тихо проговорил Чуев, указывая пальцем на группу всадников. – Раз, два, три… пять, семь, нынче двенадцать. Вчера десять было.

– Невелика разница, – ответил я, не отрываясь от окуляра подзорной трубы.

Между тем генерал и его свита приблизились к кромке воды и спешились.

– Ишь ты, сам пошел!

Зрение не подводило Чуева, генерал и впрямь забрал у одного из сопровождавших его улан пику и, подойдя к воде, начал тыкать ее наконечником в тонкую наледь. Затем, когда та была разбита, он стал прощупывать дно. Вытащив оружие из-под воды, внимательно осмотрел наконечник, что-то сказал крутившемуся рядом адъютанту. Тот кивнул и начал быстро записывать слова командира.

– Дно проверяет, – невесть зачем пояснил ротмистр. – Местные жители говорят, тут брод имеется, да только ила на дне много. Вот и смотрят, пройдут тут возы или нет.

Между тем адъютант закончил писать, опрометью бросился к стоявшим выше на берегу офицерам, что-то сказал одному из них. Тот вскочил в седло и умчался туда, откуда прибыла кавалькада.

– Должно быть, гать положат, – внимательно следя за событиями на противоположном берегу речушки, предположил гусар. – А может, камнями завалят да настил соорудят.

– Может, и так, – согласился я. – Сейчас тут итальянцы отступают, а у них, сам видел, порядка куда побольше, чем у остальных, так что заторы на мосту создавать им не с руки, вот обходные пути и высматривают, прикидывают, что здесь переправить можно, пехоту, конницу, или же, может, пушки и обоз тоже выдержит. Только генерал этот явно не из корпуса Богарне.

– Ну, вот возьмем да и расспросим, – улыбнулся Чуев. – Есть ли какие идеи, как брать его будем?

– Известное дело, есть. – Я потер замерзшие руки, затем вновь отхлебнул из фляги. – Мои парни сейчас в итальянских мундирах. Так что через мост, покуда суд да дело, переправимся без лишнего шума. Обойдем с тыла. А вы их от берега шуганете. Там мы их и примем.

– Опасно, – вздохнул Чуев. – Не ровен час, Богарне со своей гвардией подойдет.

– Согласен. Вот мы, как передовой отряд Богарне, через мост и перескочим. А дальше – волка ноги кормят, солдата они спасают.

Я еще раз кинул взгляд на генерала, промеряющего пикой брод, штабных офицеров и пяток улан, изображающих эскорт, – справиться с этаким войском представлялось делом несложным. Хотя кто знает, военная фортуна переменчива. Я отвел подзорную трубу чуть в сторону.

– Смотри-ка, кто-то скачет.

Ротмистр видел это и без меня. Уланский офицер и два солдата мчали во весь опор к месту «генеральской охоты».

– Интересно, что там у них происходит? – настороженно проговорил гусар.

Между тем офицер осадил коня и что-то закричал. Ветер, рванувший в этот момент в нашу сторону, донес его слова:

– Пакет генералу Жомини!

– Проклятье! – Я хлопком сложил подзорную трубу.

– Что не так? – встревожился Чуев.

– Ерундовина получается. Прошу любить и жаловать, – я указал на генерала, – Анри-Антуан Жомини, бригадный генерал и барон Империи.

– Крупная птица?

– Да уж не воробей. Уроженец Швейцарии. В свое время Наполеон, восхищенный его трудами по военной теории, принял его в Великую армию сразу полковником, некоторое время он служил начальником штаба у Нея. Но потом из-за свары с маршалом Бертье был отставлен от этой должности. В этой кампании сначала был губернатором Вильно, теперь вот переведен в Смоленск. Как видишь, на своей должности не перины пролеживает. Во многом именно благодаря его деятельности остаткам Великой армии удастся в конце ноября уйти через Березину.

– Так что ж мы медлим?! – Чуев положил руку на эфес сабли. – Такого-то знатного фазана если не в плен взять, то прикончить – в самый раз.

– Оно бы, конечно, так, – вздохнул я. – Но есть одна закавыка.

– Какая еще закавыка? – подозрительно нахмурился ротмистр, уже горевший желанием начать атаку.

– Видишь ли, там у себя на родине в Швейцарии Жомини раздумывал, поступить ли ему на службу России или же Франции. За этими двумя странами он признавал великое будущее. Но с Суворовым он разминулся, встретиться с французами оказалось проще.

– Да какая теперь уж разница? – Мой собеседник жестко ухмыльнулся. – Стало быть, такова его судьба.

– Вот как раз судьба эта загвоздка и есть. Если мы сейчас его захватим или, того хуже, порешим, то Россия в будущем вполне может остаться без Академии Генерального штаба, да и вообще без современной военной школы.

– Это еще почему? – Глаза ротмистра изумленно распахнулись.

– Дело в том, что в следующем году бригадному генералу Жомини суждено перейти на нашу сторону безо всякого принуждения. А затем стать военным советником императоров Александра и Николая.

– Константина, – поправил меня ротмистр. – По законном престолонаследии следующий великий князь Константин Павлович.

– Не будет императора Константина Первого.

– Нешто помрет?

– Не помрет, но императором не станет. Однако это совсем другая история. А вот Жомини, в будущем российскому генералу от инфантерии и кавалеру ордена Андрея Первозванного, суждено учредить в Санкт-Петербурге Академию Генерального штаба – кузницу наших военных кадров.

– Проклятье! – выругался ротмистр. – Сергей Петрович, вы, часом, с устатку не бредите? Простите, не шутите?

– Какие уж тут шутки.

– И что ж делать будем?

Я вновь раскрыл подзорную трубу и поглядел на барона Жомини, читающего доставленный ему пакет.

– А устроим-ка мы с вами очередную машкарадную баталию. Полагаю, свести знакомство с их будущим высокопревосходительством нынче не помешает.

Всадники в светло-зеленых мундирах вылетели на берег, с разворота паля в лес из пистолей. Их командир в лейтенантском мундире, еле застегнутом на широкой груди, привстал в стременах и замахал руками людям на противоположном берегу.