И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

Тому ничего не оставалось, как молча кивнуть.

Касим профессионально обшарил карманы и голенища сапог двух других пленников, но не нашел ничего, кроме деревянной ложки-ножа, подаренной когда-то деду Зимарю Тит Силычем.

Касим покрутил ее в руках, пожал плечами и швырнул в темноту.

– Чужой ложка брезговать, – объяснил он в ответ на вопросительный взгляд командира, и тот снова удовлетворенно кивнул.

– Пойдем, однако, – скомандовал он. – Рашид, Ильхам, Мехмет – их вещичка собирать, моя догнать. Чего прикарманить – секир-башка буду, да?

– Поняли, однако, десятник-ага, – покорно развел руками тот, кого назвали Ильхамом, развернулся, и пошел с соратниками по оружию собирать небогатые трофеи – мешок с небогатым ассортиментом продуктов, другой мешок – тощий, но отчего-то тяжелый – камней они туда насовали, что ли? – и старый грязный ковер.

Секир-башка, секир-башка…

Обижает Керим-батыр. Мог бы и не предупреждать.

Кому надо такой хлам воровать?

Стойбище кочевников располагалось всего в часе бодрой скачки от всё еще пылавшего нездешним светом волшебного огненного кольца. Пешком оказалось намного дольше, и когда Кериму-батыру наскучило плестись похоронным шагом под натиском леденящего северного ветра, он приказал отвязать пленников от общей веревки и погрузить их на коней патрульных – поперек седла, как скатанный и сложенный вдвое трофейный ковер.

Патруль, поднимая пыль и взметая ошметки земли вперемежку с сухой травой, с гиканьем и свистом влетел на центральную площадь, окруженную шатрами из шкур, и остановился у большого костра – правда, в этом случае, абсолютно не магического. Вокруг него с удобством расположились на конских шкурах мужчины, женщины и дети – не меньше пяти десятков – и, подперев головы руками, затаив дыхание глядели на ссохшегося беззубого старичка в барсучьем малахае и шубе до пят, восседавшего на самом почетном месте – на стопке из десяти волчьих шкур, сложенной в опасной близости к огню.

Старичок, полуприкрыв глаза и раскачиваясь в такт своим словам, растекался мыслью по древу – высоким надтреснутым голосом плел речитативом запутанное сказание, до сего момента всецело поглощавшее внимание заворожено внимавшей аудитории.

– …и царевич отвечает: "Грусть-тоска меня съедает". Да не тот грусть, люди добрые, который в корзину кладут, а тот грусть, который тоска. И не тот тоска, в который гвоздь забивают, а тот тоска, который грусть…

– Э-ге-гей, посторонись!.. – гаркнул Керим, с тщательностью слаломиста на олимпиаде объезжая всех, кто попадался у него на пути[68]. Примеру командира следовали его батыры.

– Прочь с дорог, куриный ног!

– Чайник дрова везем!

– Чай на дрова везем!

– Не чай, дрова везем!

– Чай нет, дрова везем!

– Чай, не дрова везем!

– Какой чай, зачем неправда говоришь?

– Сам неправда говоришь! Ты у них мешок глядеть? А я глядеть! Есть там чай!..

Глаза всех собравшихся, включая сказителя, на мгновение застекленели, потом недоуменно заморгали и обратились к патрулю.

– Извини, что твоя бесценный историй прерывать, Бунчук-ага, – спрыгнул на землю и почтительно склонил перед стариком голову Керим, – но наша с подарком вернуться. Три чужаки поймать! Один – шаман-ага, шибко сопротивляться! Вся степь огнем гореть! Другой – Белый Батыр, вот меч, отдай самый достойный, то есть, моя. И последний – Колотун-бабай, сам сказать, имя такой, не знай, зачем. Еще у них большая грязная ковёра быть, кушать большой мешок и камни маленький мешок. Вот, сам смотреть, Бунчук-ага, всё тут.

И с этими словами начальник патруля и его батыры бросили к ногам предводителя все вышеперечисленное и в таком же порядке и стали смиренно ждать похвалы со стороны старика.

Кряхтя, мурза поднялся со своего почетного места и подошел к куче трофеев.

Первое, что попало ему под руку, был мешочек Конро.

– Камни, говорить? – заинтересовано стал развязывать он тесемки. – Красивый камни, однако…

– Скажи, Бунчук-ага, твоя всё знать, твоя мудрый, как степной лис, – уважительно склонив голову чуть набок и прижимая руки к сердцу, обратился к нему Керим. – Зачем такой камни? Что делать?

– А, это… – протянул старичок, словно не расслышал вопрос с первого раза. – Это… Это чтобы камни играть. Игра такой есть у чужаки, моя знать, читать!

И он медленно и аккуратно извлек откуда-то из глубин толстой шубы не менее толстый том и продемонстрировал его публике.

Публика благоговейно ахнула и закивала головами: Бунчук-ага один из всей их нации обладал волшебным даром – грамотностью, и мог в своей книге прочитать всё, что угодно – от того, куда нации следует откочевать следующей осенью, и до правил игры в невиданную заморскую игру в камни.

Старик демонстративно-фамильярно полистал книжку, потрепанную до такой степени, что любой библиотекарь или простой книголюб, достойный своих очков, прослезился бы и впал в недельный запой[69], нашел нужное место и показал его всей честной компании.

Честная компания закивала.

– Мой шаманский книг говорит, что это такой игра есть.

Честная компания закивала еще усиленней: всем было известно, что Бунчук-ага был не только полноправным мурзой и сказителем на полставки, но и на четверть ставки шаманом, и его оккультные таланты доказывало то, что неживой предмет – книга – мог с ним говорить, и он его слышал.

– Смотрите, – важно предложил предводитель и достал из мешочка один камень – безукоризненно круглый, матово блестящий в свете костра, в переплетающуюся черную и белую полоску, и бросил его на землю.

Агафон беззвучно взвыл и попытался закопаться поглубже в кучу-малу, Иванушка охнул и замычал запоздалое предупреждение, и только дед Зимарь промолчал – его уронили головой в противоположную от арены действий сторону, и поэтому он ничего не видел, и причины внезапной нервозности друзей так и не понял.

Полосатый камень покатился по неровной земле, подскакивая на невидимых глазу кочках, и остановился шагах в трех от предводителя кочевников.

Люди заинтриговано вытянули шеи и уставились на его полосатый бок, ожидая продолжения.

Тогда старик достал другой камень – желтый в неровную оранжевую конопушку – и бросил его так, чтобы тот ударил полосатый.

Куча-мала обреченно замерла, скованная ужасом перед надвигающимися катастрофами…

В тишине раздался сухой стук.

Конопатый ударился о полосатого, и тот отлетел на полшага.

– Попал, однако, – с довольным видом развел руками Бунчук-ага и обвел присутствующих победным взором. – Моя забирать первый камень, однако. Потому что выиграть. И все остальные тоже забирать. Потому что понравиться.