Котик для сильной и независимой (СИ) - Вада Маричка

Морган взял в ладонь свесившуюся руку Мурси. Ледяная. Потёр холодные пальцы капитана, поднес ко рту и дыхнул на них. Хотелось целовать эти замерзшие тонкие пальчики, но вместо этого, Морган прислонил ладонь к носу и втянул в себя воздух. Неожиданная разгадка отрезвила. Она как ледяной столп окатила тело изморозью вдоль хребта. Шерсть встала дыбом, а глаза катара округлились. Он вдохнул ещё раз, уже громче и сильней, потом ещё раз. Сомнений не осталось. Это не Мурси благоухает умопомрачительным ароматом, это паразит, смешиваясь с её природным запахом, даёт такой эффект!

Ещё когда только раздались первые раскаты грома, Морган заметил, как усилился запах, но скинул это всё на счет волнения капитана. Мурси нервничала, вполне стандартная для её тела реакция. Но потом, когда начался разговор с «чужаком», катара настолько задурманил запах, что он рассказал и о цветах, и о спасении, и о любви. И это уже его стандартная реакция! Морган просто не может физически ни о чём другом думать, когда ощущает этот аромат.

Ванно отвлёкся от разжигания костерка и заинтересованно поглядел на соратника, казавшегося впавшим в ещё большее оцепенение. Вакуй вопросительно махнул головой, но потрясённый Морган вновь его проигнорировал, продолжая смотреть куда-то сквозь.

— Не думал, что жизнь девчонки настолько важна катару, — хмыкнул себе под нос Ванно, возвращаясь к своему делу. — Да расслабься ты! Пронесло же.

Морган слышал вакуйя, даже видел каждое его действие, но попытки уложить в голове размах событий, парализовали язык и голосовые связки. Отдаленно он понимал, как глупо со стороны сейчас выглядит, и стыдливое чувство собственной отстраненности толкало хотя бы односложно ответить. Но с чего начать? Что именно сказать, Морган решительно не знал, а поэтому продолжал пялиться на «домашнего» монстра и воровато принюхиваться к замерзшим пальцам капитана, старательно делая вид, будто просто греет её руку своим дыханием.

— Ты хотя бы моргай что ли, а то глаза повредишь, — по-доброму посоветовал Ванно и уселся напротив.

— Она живая… — хрипло выдавил из себя, наконец, Морган.

— Конечно живая, что с ней станет. Ванно великий воин и подоспел вовремя.

— Нет, ты не понял! — замотал головой Морган. — Блоха живая!

— Какая блоха? — нахмурился вакуй, начиная подозревать травму головы у капрала.

— Я говорил с ней! С Тёмной Материей!

— Катар, ты получил столько ранений, что скорей всего это галлюцинации от боли.

Морган впервые за это время обратил внимание на себя. Посмотрел на руку, которой он имел неосторожность схватиться за капитана и потянуть вниз. Защитный слой перчатки сгорел, шерсть взялась черной коркой, а сама кожа обуглилась. Нет, это не может быть его рукой! Катар удивленно заморгал и тут же ощутил беснующееся жжение. Шок улетучился, и вместо него пришло осознание. Болевой импульс дернул за нервы, заставляя разойтись агонию по всему телу. Морган сжал челюсть до скрипа зубов и застонал. Потом быстро порылся здоровой рукой у себя в карманах, выудил капсулы с обезболивающим и нанороботами и протянул Ванно.

— Не могу сам, держу Мурсика, — на грани паники прокричал Морган.

Ванно молча кивнул и сделал спасительные уколы. Боль ещё несколько раз дернула изуродованную конечность и опять затихла.

***

Дождь барабанил снаружи, нагоняя в пещеру промозглую сырость. Вакуй порылся в запасах шахтёров, нашёл кое-какую снедь и принялся готовить её на костре. Всё это происходило в тишине. В тишине же они и трапезничали.

Мурси до сих пор не приходила в себя, но хотя бы Моргану удавалось сохранять её руки тёплыми. За это время в голове катара постепенно всё упорядочивалось. Произошло Вознесение. Именно о нём читал Морган в статьях. Правда, явно что-то пошло не так. Нигде не описывалось это событие с участием третьих лиц. Но может быть, никогда и не случалось такого? В самом деле, кто в здравом уме и трезвой памяти захочет попытаться пресечь попытку Материи разговаривать со своими «служителями»? А то, что все держатели Силы всего лишь инструмент познания мира, катар больше не сомневался. Что ж, какие бы последствия не нёс разговор с Материнской Сущностью, Морган вписал своё имя в Историю. Вот этого точно достаточно для будущего старейшины. Даже если Мурси спишет его с корабля, даст отставку, выгонит с позором — ничего больше не повлияет на жизнь Моргана. Он доказал прайду, деду и самому себе, что достойный катар.

Это, бесспорно, очень даже хорошо. Может этого он и ждал всю жизнь! Может быть, к этому и готовил его Разум, и сейчас Морган свершил, как говорят в среде проводников, Предназначение. Но от такой мысли настроение сразу же упало. Как-то он с размахом размечтался. Предназначение, Свершение, Вознесение. История, написанная ранами на руках. А как же эта самая любовь? А если Мурсик, не приведи Разум, его отвергнет? Если сейчас очнётся, посмотрит и скажет: «Капрал, вы шо ето приклепались к моему тёмному паразиту? Он никогда не знал любви, ему не положено!» А с другой стороны, с чего, вообще, материя заговорила об этом? Почему, допустим, ей было не спросить, что такое «разжижение мозгов» или «честь»? Почему именно о цветах разговор зашёл? О чём сама Мурси думала в момент, когда материя проникла в него?

Одно понятно, точно думала, что друг. Значит, как бы капитан ни старалась казаться равнодушной, как бы ни доставала его своими подозрениями в шпионаже — это ложь, галдёж и провокация. Она всё равно считает Моргана как минимум другом!

Катар вновь залюбовался лицом Мурси и, тепло улыбнувшись, плотней прижал к себе. Её рука всё ещё покоилась в здоровой ладони. Приятно было поглаживать пальцами нежную кожу. Только теперь Морган разглядел, что, несмотря на кажущуюся золотистость — она у капитана тонкая, почти прозрачная. Вены рисуют увлекательный узор тёмными закрученными жгутами. Мурси, в такой умиротворенности, казалась ему маленькой, хрупкой, беззащитной девочкой, которой выпала возможность, наконец, просто выспаться в безопасной обстановке. Морган аккуратно уложил руку капитана на её живот и укрыл полой куртки, потом, словно зачарованный, провёл по овалу лица ладонью, легонько надавил на нос, напоминающий ему кнопочку, и ещё шире улыбнувшись, едва слышно муркнул. Но сразу же встрепенулся, выплывая обратно в реальность, и поймал на себе ошарашенный взгляд вакуйя. Катар одернул руку, будто капитан вновь стала опасно раскаленной.

— Это нормально? Ну, что Мурсик уже второй час не приходит в себя? — как бы невзначай спросил Морган, пытаясь сгладить впечатление.

Оставалось надеяться, что вакуй не расскажет капитану, как подчиненный «щупал» её в момент полного отключения сознания. Хотя после всего уже успевшего между ними произойти, это, наверное, не самое необычное, что можно было бы от него ожидать. Мурси, наверняка, уже привыкла к выходкам своего «котика».

Но вот что странно! Когда признаешься в собственных чувствах, хотя бы и самому себе, кажется всё — наступила точка невозврата. И теперь каждая мысль, каждый порыв, каждая галочка над иероглифом встанет на своё место. Но почему же у Моргана такое дурацкое ощущение, что сделалось только хуже? «Катары не влюбляются по дуновению ветра. Катары не могут испытывать иррациональных чувств. Должно пройти много времени, чтобы в тебе укрепилась симпатия и переросла в нечто большее» — так старейшина учил Моргана. Но как любовь — светлейшее чувство, по дедушкиному же заверению, способна рождать настолько спутанный клубок противоречивых эмоций? От ненависти и отчаяния, до желания жить, цвести и спасать? Почему этому не учил? И что она, эта любовь, в сущности — наказанье или милость?

— … как-то так, — закончил объяснять Ванно.

— А ты можешь повторить? — спохватился Морган, понимая, что пропустил слова вакуйя мимо ушей.

— Что повторить?

— Абсолютно всё. Я ничего не понял.

— Какой же ты иногда глупый, катар! — покачал головой Ванно. — Еще раз. Защитный механизм организма, так говорит Ян. Когда происходит переполнение энергией, проводник впадает в аналог комы. Теперь понятно? Какое слово расшифровать подробней?