Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936 - Эдуард Эррио

Я глубоко размышлял над положением моей страны. Я сделал все от меня зависящее, чтобы помочь Фландену, которого я хорошо понимаю, увеличить нашу армию. Однако численность армии, как это хорошо подметила и указала партия радикалов, еще не исчерпывает всей проблемы. Несмотря на свои столь дальновидные заявления в совете министров 12 марта об угрозе «прорыва фронта в результате внезапной лобовой атаки» и «углубления прорыва моторизованными частями», генерал Морэн отклонил предложения Поля Рейно. Между тем Германия вооружается, не признавая никаких ограничений. Мне кажется, что на протяжении всей своей политической карьеры я предпринял все возможное, чтобы склонить ее к соглашению с нами. В Лондоне в 1924 году я вел с ней переговоры на началах полного равноправия; она располагала полной свободой для защиты своих интересов. Я помог ей вступить в Лигу наций. В Лозанне я был с ней весьма либерален. Но я больше не верю ее слову. Теперь я знаю, что Штреземан был обманщиком. Когда был принят план Юнга, Германия поклялась соблюдать добровольно принятые ею обязательства. Но она не сдержала своего слова. Нельзя верить Германии. От нее довольно легко добиться подписи под каким-либо документом, но она не уважает этой подписи. Весьма прискорбно, но это факт. Я знаю, что не только я, но и многие другие поддадутся иллюзии достигнуть столь желанного сближения между двумя великими странами. Но если они добросовестные люди, им придется отказаться от этого намерения.

Что же делать? Франция с ее 40 миллионами жителей не сможет одна противостоять государству с 60-миллионным населением. Будучи аграрной страной, она не сможет вооружиться столь же быстро и мощно, как страна с высококонцентрированной промышленностью, в которой силы человека многократно умножаются силами машины и которая противопоставляет грубый материализм нашему идеалистическому индивидуализму. Где нам искать поддержки? Мы можем рассчитывать на Югославию и на Чехословакию.

Несмотря на свои колебания и приступы близорукости, Англия в случае опасности не откажет нам в помощи своей авиации и своего флота. Я не верю в франко-итальянскую дружбу. Я высоко ценю итальянский народ; как культурный человек, я связан с его цивилизацией и с его прошлым. Но его правительство нас ненавидит. Наши отношения омрачены рядом спорных территориальных проблем. Мне кажутся смешными эти официальные и добровольные послы, которые ездят в Рим, смиренно выпрашивая автограф или фотографию. Муссолини ненавидит в нашем лице ту самую демократию, которую он отверг. Вопреки всем соглашениям он домогается Туниса; он хочет даже гораздо большего. Я не раз говорил президенту республики: «Что касается Италии, то мы должны всего опасаться и ни на что не надеяться». Мне говорят: «Не следует строить внешнюю политику на идеологических основах». Конечно, это так. Но неужели мы настолько глухи, чтобы не слышать бесконечных выпадов диктаторов против демократических государств?

Итак, я изучаю карту. Я вижу на ней только одну страну, которая была бы для нас необходимым противовесом и могла бы создать в случае войны второй фронт. Это Советский Союз. Я говорю и пишу об этом уже с 1922 года. На меня смотрят, как на коммуниста или безумца. Даже царь при всем своем деспотизме пошел некогда на союз с республикой. Неужели наша буржуазия, наша печать окажутся менее умными? Что касается меня, я не изменю своих убеждений. По моему мнению, это диктует сама логика развития и даже просто здравый смысл. 4 апреля 1935 года под впечатлением дурных вестей из Германии я нанес визит послу Потемкину и обсудил с ним условия франко-русского соглашения.

6 апреля. Заседание совета министров. Лаваль сделал сообщение о дипломатической обстановке. По его словам, именно Италия является в данный момент той страной, которая наиболее полна решимости применить в случае надобности силу. Муссолини согласен на содействие России только при условии одновременного участия Польши. В отношении Стрезы и Женевы Лаваль пока не сделал нам никакого определенного предложения. Он зачитал нам проект меморандума Лиге наций, в котором упоминается «непрерывная и очевидная ложь» Геринга и Нейрата и предлагается разработать проект резолюции.

Однако в связи с создавшейся обстановкой и итальянским предложением возник чрезвычайно серьезный вопрос о возможном применении силы, то есть о войне. Этот вопрос поставил Фланден. Пространные объяснения Лаваля показались мне отвлеченными и туманными. Затем он перешел к франко-русскому вопросу. Я отметил, что он задумал многосторонний пакт о ненападении и консультациях наряду с двусторонними договорами о взаимопомощи. Он зачитал нам проект двустороннего договора, который он представил Потемкину и в котором содержится ссылка на Устав Лиги наций. Он хочет вести переговоры с Советами лишь для того, чтобы поддержать Малую Антанту и помешать германо-русскому соглашению. Но в глубине души – и он признает это – он опасается возможного воздействия большевистской армии на французскую армию. Он пока еще не согласен, чтобы союзные обязательства вступали в силу автоматически.

Фланден изложил нам решения верховного командования. 6 апреля было опубликовано следующее коммюнике:

«Правительство постановило временно оставить в армии контингент, который подлежал демобилизации 13 апреля. Однако на призывников этого контингента, которые принадлежат к предыдущим призывным возрастам, но ранее получали отсрочку и были временно освобождены от военной службы, распространяются обязательства только их призывного возраста, и, следовательно, они будут демобилизованы согласно условиям, установленным ранее. Этот контингент останется в армии до тех пор, пока новобранцы, подлежащие призыву в апреле, не пройдут необходимой подготовки. Он будет использован для пограничной службы и для возведения защитных укреплений и будет демобилизован не позднее 1 августа. Военнослужащие, задержанные в рядах армии, будут пользоваться особым режимом отпусков, и в частности отпуском на время сельскохозяйственных работ; сверх того им будет сокращен срок последующего пребывания в запасе».

Я узнал, что во время берлинских переговоров 25-26 марта фон Нейрат вручил сэру Джону Саймону ноту об отношении Германии к проекту Восточного пакта. Германия предлагала следующие положения:

«1. Договаривающиеся державы обязуются не нападать друг на друга и не прибегать к силе в какой бы то ни было форме. 2. Договаривающиеся державы обязуются заключить между собой – в случае если они еще не сделали этого, – договоры об арбитраже и согласительной процедуре, предусматривающие процедуру обязательного арбитража в случае спора юридического порядка и согласительную процедуру в целях мирного урегулирования политического конфликта.