Сочинения - Валерий Брюсов

Путь предстоящий, Орфей!

Слава Язону! руно золотое

Жаждет вернуть он отчизне своей.

В день, когда вышли на подвиг герои,

Будь им сподвижник, Орфей!

Славь им восторг достижимой награды,

Думами темных гребцов овладей

И навсегда закляни Симплегады

Гимном волшебным, Орфей!

5–6 ноября 1904

Из ада изведенные

В страну без возврата, в жилище

мертвых устремилась богиня

Истар – вывести души из ада,

чтобы они вновь ели и жили.

Из ассирийского эпоса

В полдень

Свершилось! молодость окончена!

Стою над новой крутизной.

Как было ясно, как утонченно

Сиянье утра надо мной.

Как жрец, приветствуя мгновения,

Великий праздник первых встреч,

Впивал все краски и все тени я,

Чтоб их молитвенно сберечь.

И чудом правды примиряющей

Мне в полдень пламенный дано

Из чаши длительно-сжигающей

Испить священное вино:

Признав в душе, навстречу кинутой,

Сны потаенные свои,

Увидеть небосвод, раздвинутый

Заветной радугой любви,

И сжать уста устами верными,

И жизнь случайностями сжать,

И над просторами безмерными

На крыльях страсти задрожать!

Зарю, закатно-розоперстую,

Уже предчувствуя вдали.

Смотрю на бездну, мне отверстую,

На шири моря и земли.

Паду, но к цели ослепительной

Вторично мне не вознестись,

И я с поспешностью томительной

Всем существом впиваю высь.

13–14 сентября 1903, 1904

Портрет

Черты твои – детские, скромные;

Закрыты стыдливо виски,

Но смотрят так странно, бездомные.

Большие зрачки.

Движеньями грустно-усталыми

Ты просишь: оставьте меня.

Язвит тебя жгучими жалами

Действительность дня.

Не сомкнуты губы бессильные,

Как будто им нечем вздохнуть,

Как будто покровы могильные

Томят тебе грудь.

Как будто ты помнишь далекое,

Что было, быть может, лишь сном,

И сердце твое одинокое —

Навеки в былом.

Как призраки, горько ненужные,

Мы, люди, скользим пред тобой.

Ты смотришься в дали жемчужные

Поникшей душой.

К глубинам родным наклоняешься,

И рада виденьям, – но вдруг,

Вся вздрогнув, опять возвращаешься

Печально в наш круг.

20–21 февраля, 1905

Жрице Луны I

По твоей улыбке сонной

Лунный отблеск проскользнул.

Властный, ласковый, влюбленный,

Он тебе призыв шепнул.

Над твоей улыбкой сонной

Лунный луч проколдовал,

Властный, ласковый, влюбленный,

Он тебя поцеловал.

И, заслыша зов заклятий,

Как родные голоса, —

Обратила ты к Гекате

Тьмой зажженные глаза.

Слыша смутный зов заклятий,

Бледным светом залита,

Обратила ты к Гекате

Помертвелые уста.

В жажде ласки, в жажде страсти

Вся ты – тайна, вся ты – ложь.

Ты у лунных сил во власти,

Тело богу предаешь.

В жажде ласки, в жажде страсти,

Что тебя целую я!

У Астарты ты во власти,

Ты – ее, ты – не моя!

1904

Жрице Луны II

Владыка слов небесных, Тот,

Тебя в толпе земной отметил, —

Лишь те часы твой дух живет,

Когда царит Он, – мертв и светел.

Владыка слов небесных, Тот,

Призвал тебя в свой сонм священный:

Храня таинственный черед,

Следишь ты месяц переменный.

Приходит день, приходит миг;

Признав заветные приметы,

Ночному богу тайных книг

Возобновляешь ты обеты.

Приходит день, приходит миг:

Ты в сонме жриц, в нездешнем храме,

Целуешь мертвый, светлый лик

Своими алыми губами.

Ты миру нашему чужда,

Тая ревниво знаки Тота.

И в шуме дня тобой, всегда,

Владеет вещая дремота.

Ты миру нашему чужда,

Где слепо властвует Изида.

Меж нами – вечная вражда,

Меж нами – древняя обида!

Октябрь 1904

Кубок

И кто б ни подал кубок жгучий…

Tertia, Vigilia

Вновь тот же кубок с влагой черной,

Вновь кубок с влагой огневой!

Любовь, противник необорный,

Я узнаю твой кубок черный

И меч, взнесенный надо мной.

О, дай припасть устами к краю

Бокала смертного вина!

Я бросил щит, я уступаю, —

Лишь дай, припав устами к краю,

Огонь отравы пить до дна!

Я знаю, меч меня не минет,

И кубок твой беру, спеша.

Скорей! скорей! пусть пламя хлынет,

И крик восторга в небо кинет

Моя сожженная душа!

Январь 1905

Молния

Опять душа моя расколота

Ударом молнии, и я,

Вдруг ослепленный вихрем золота,

Упал в провалы бытия.

С победным хохотом, товарища,

Лемуры встретили меня —

На пепле старого пожарища,

В дыму последнего огня.

«Ты – наш! – вскричали в дикой нежности, —

Ты наш! и в безднах вечно будь!

Свободный дух предай мятежности,

Тропы лазурные забудь!»

И мне от жгучей боли весело,

И мне желанен мой костер,

И небо черный полог свесило

На мой полуослепший взор.

17 ноября 1904

В застенке

Кто нас двух, душой враждебных,

Сблизить к общей цели мог?

Кто заклятьем слов волшебных

Нас воззвал от двух дорог?

Кто над пропастью опасной

Дал нам взор во взор взглянуть?

Кто связал нас мукой страстной?

Кто нас бросил – грудь на грудь?

Мы не ждали, мы не знали,

Что вдвоем обречены:

Были чужды наши дали,

Выли разны наши сны!

Долго, с трепетом испуга,

Уклонив глаза свои,

Отрекались друг от друга

Мы пред ликом Судии.

Он же, мудрый, он же, строгий,

Осудил, не облича.

Нас смутил глухой тревогой

Смех внезапный палача.

В диком вихре – кто мы? что мы?

Листья, взвитые с земли!

Сны восторга и истомы

Нас, как уголья, прожгли.

Здесь, упав в бессильной дрожи,

В блеске молний и в грозе,

Где же мы: на страстном ложе

Иль на смертном колесе?

Сораспятая на муку,

Давний враг мой и сестра!

Дай мне руку! дай мне руку!

Меч взнесен! Спеши! Пора!

10–11 декабря 1904

Видение крыльев

Связанные взглядом,

Над открытой бездной

Наклонились мы,

Рядом! рядом! рядом!

С дрожью бесполезной

Пред соблазном тьмы.

Взоры уклоняя,

Шепчешь ты проклятья

Общему пути, —

Зная! зная! зная!

Что тесней объятья

Мы должны сплести!

Что твои усилья

Разорвать сплетенья

Наших рук и глаз!

Крылья! крылья! крылья! —

Яркое виденье

Ослепило нас.

Страшен и неведом,

Там Крылатый Кто-то

Озарен огнем.

Следом! следом! следом!

В чаяньи полета

Бросимся вдвоем!

4–5 ноября 1904

В трюме

Мы – двое, брошенные в трюм,

В оковах на полу простертые.

Едва доходит в глуби мертвые

Далеких волн неровный шум.

Прошли мы ужасы Суда,

И приговоры нам прочитаны,

И нас влечет корабль испытанный

Из мира жизни навсегда.

Зачем же ты, лицом упав

На доски жесткие, холодные,

Твердишь про области свободные,

Про воздух гор и запах трав!

Забудь о радостных путях,

Забудь благоуханья смольные,

Наш мир – недели подневольные,

Наш мир – молчанье, мрак и прах.

Но в миг, когда, раскрывши дверь,

Палач поманит нас десницею,

Останься пленною царицею,

Мне руку скованную вверь.

Мы выйдем с поднятым челом,

На мир вечерний взглянем с палубы,

И без упрека и без жалобы

В челнок последний перейдем.

1905

Последний пир

Бледнеют тени. Из-за ставен

Рассвет бесстыдно кажет лик.

Над нами новый день бесправен,

Еще царит последний миг.

Гремит случайная телега

По тяжким камням мостовой.

Твое лицо белее снега,

Но строг и ясен облик твой.

Как стадо пьяное кентавров,

Спят гости безобразным сном.

Венки из роз, венки из лавров

Залиты – смятые – вином.

На шкуры барсов и медведей

Упали сонные рабы…

Пора помыслить о победе

Над темным гением Судьбы!

Ты подняла фиал фалерна

И бросила… Условный знак!

Моя душа осталась верной:

Зовешь меня – иду во мрак.

У нас под складками одежды,

Я знаю, ровен сердца стук…

Как нет ни страха, ни надежды —

Не будет ужаса и мук.

Два лезвия блеснут над ложем,

Как сонный вздох, провеет стон, —

И, падая, мы не встревожим

Кентавров пьяных тусклый сон.

1905

В склепе

Ты в гробнице распростерта в миртовом венце.

Я целую лунный отблеск на твоем лице.

Сквозь решетчатые окна виден круг луны.

В ясном небе, как над нами, тайна тишины.

За тобой, у изголовья, венчик влажных роз,

На твоих глазах, как жемчуг, капли прежних слез.

Лунный луч, лаская розы, жемчуг серебрит,

Лунный свет обходит кругом мрамор старых плит.

Что ты видишь, что ты помнишь в непробудном сне?

Тени темные всё ниже клонятся ко мне.

Я пришел к тебе в гробницу через черный сад,

У дверей меня лемуры злобно сторожат.

Знаю, знаю, мне недолго быть вдвоем с тобой!

Лунный свет свершает мерно путь свой круговой.